с трепетным понятием «Жизнь», но только Серэнити смогла показать мне, как она чудесна. Великий инквизитор сделала это порывисто и честно. Она оголила передо мной саму суть милосердия. Кто–то наверняка не согласится с моим заявлением, и отметит, что Серэнити безжалостна, что она расправляется с врагами Ураха без колебания. Что Великий инквизитор получает экзальтированное удовольствие от причинения телесных повреждений, и что она, не моргнув и глазом, может проломить кому–нибудь макушку своей булавой. Что Серэнити больна психически, и что она, отделив зерно от плевел, это самые «плевела» ниспровергнет в Забвение. Это все так. Да, я не буду лгать, что Великий инквизитор – «аленький цветочек» и никого и никогда не убивала – это просто смешно. А также, что она не лучится радостью от пыток, проводимых над «еретиками» в ее Ордене. В ее умопомешательстве виновен Хрипохор. Но… Если невинный будет нуждаться в помощи, Серэнити в лепешку разобьется, но спасет его. Эта девушка, обделенная заботой и отстраненная от всех, несущая на себе груз «творения судов», вопреки всем своим человеческим недостаткам и шепотом попрекаемой должности для меня эталон заботы и ревнителя справедливости. Никому из нас не под силу разгадать Замысел Ураха, однако то, что Он нашел оттиск в моей подруге – мне видно яснее ясного. Серэнити – герой Света, а о героях, как известно, ходят разные толки.
Форт Нур, к которому мы приближались по Змейчатому Тракту, в надвигающихся сумерках ярился десятками огней. Его форты и осанистые башни, вытесанные прямо из горы над крутым обрывом, опоясанным рекой Муравьедкой, выглядели впечатляюще. Над внушительными воротами с подвесным мостом трепетали флаги Карака и королевского Дома. Скача на Марви на подъем, я глянул влево–вниз. Где–то там, за Муравьедкой и почти что голой степью возвышается Брандвард, а подле него, к северу, раскинулась Тлеющая Чаща. Еще день – и будем на месте.
Запел рожок – это дозорные форта Нура приметили едущих к нему путников. Настурция извлекла из воздуха Клюкву и выпустила из нее в небо Огненный шар. Так в крепости узнали, что к ним пожаловала сама колдунья Ильварета. Через минуту монолитные створы форта Нура раскрылись, и наша компания въехала во двор. Ох, как же тут встречали Настурцию! Криками! Восхвалениями! Пожеланиями! Все потому, что не так давно сестра-близнец Эмилии бок о бок сражалась с солдатами форта Нура за освобождения Осприса. Десяток услужливых рук тянулось помочь Настурции спуститься с Гонории. Колдунья Ильварета улыбалась. Она чувствовала себя здесь, как у себя дома. Пока наших лошадей уводили, а сенешалю крепости спешили доложить, кто под вечер к ним пожаловал, я задал себе риторический вопрос – «А кто в Караке главнее? Настурция Грэкхольм или Лютерия Айс?». Одна – придворный маг, вторая – магистр Ордена Милосердия. М-м-м! Сложно! И нелепо! Это как спрашивать у меня, кто в Шато мне симпатичнее – Пимин Бои или Тина? Оба они мне дороги.
Сержант провел нас в рабочий кабинет сенешаля. Генерал Мито Якк вопреки моим представлениям о том, как должен выглядеть закаленный бесчисленными сражениями человек, оказался тучным мужчиной с бычьей шеей лет эдак сорока пяти. Его маленькие глазки казались блеклыми, скулы – чрезмерно выпирающими, губы – пухлыми, как у молодой девицы, а проплешина на голове – островком суши посреди редких серых «волн» волос. Внушительные мышцы – почти такие же, как у Дурнбада, катались под просторной белой рубахой, заправленной в свободные коричневые штаны. Природа слепила Мито Якка нескладным, но почему-то он мне сразу пришелся по нутру. В нем чувствовалось лидерство. Оно словно бы просачивалось сквозь его неказистую фигуру. На все эти выводы мне потребовалось всего несколько секунд.
При нашем появлении Мито Якк встал и показал пальцем на свой испещренный засечками доспех, одетый на манекена.
– Если бы не Вы, Настурция, на нем бы были не царапина, а дырки! А я бы сейчас не разговаривал, а кормил в земле червей! Я польщен, что Вы, оторвавшись от своих важных занятий, завернули к нам в форт Нур! Для меня, как и для всего гарнизона, Ваше общество – настоящий подарок! – голос командующего был скрипучим и фальцетным, что не вязалось с его медвежьей фигурой.
– Я тоже рада видеть Вас, генерал, – тепло ответила Настурция.
– Эй, Гарк, Гарк, недотепа! Принеси нам вина! – пискляво распорядился Мито Якк. – Помните, Гарка, миледи? (Откуда ни возьмись показался худощавый юноша) Он – мой сын! Ходит у меня в оруженосцах! Это Ваша магия тогда спасла его от клинка той твари из портала! Вы испепелили образину целым снопом пламени!
– Конечно, я помню, – сказала колдунья Ильварета, принимая бокал из ладоней Гарка.
– Я молюсь за Вас каждый день, миледи! – поклонившись, изрек он.
– Гарк, давай организуй там пир на весь мир! Ну, кто из поваров у нас еще не слег от кровавого поноса! Потормоши их!
– Слушаюсь!
– В фоте Нур эпидемия? – спросила Лютерия Айс.
– Не имею чести быть знакомым с вашими спутниками, миледи, но всем рад! – заметил Мито Якк.
Настурция, умостившись в кресле с деревянными подлокотниками, стала нас представлять:
– Это – Лютерия Айс, магистр Ордена Милосердия. Гном – Дурнбад из рода Надургх, старейшина войны Зарамзарата, что в Железных Горах – он. Как и ты тут, он повелевает всеми военными силами своего клана. Альфонсо Дельторо – глава Энгибара, рощи друидов. И… Калеб Шаттибраль… мастер–маг.
Мито Якк приподнял брови:
– Всем рад! И – все, как на подбор, да? Не абы кто. Куда же вы направляетесь?
– В Тлеющую Чащу, – ответил Альфонсо.
– Расспрашивать зачем – не стану. Однако, может будет вам полезно, замечу, что из Брандварда ко мне каждодневно доносят тревожные вести, – помрачнел генерал. – К его рубежам из Тлеющей Чащи стекаются какие–то призраки и еще невесть кто. Я бы послал туда своих ребят, но что они могут сделать против загробных сущностей, когда даже аббат Брандварда со своими братьями и сестрами лишь разводят руками.
– Давно это началось? – промолвил я.
– Месяца три назад.
– Примерно тогда, когда Тауруса поглотило Пророчество Полного Круга, – кивнул я друзьям.
– Думаешь, длань Дроторогора уразумела, что Первый из Круга Смерти пал, и настала пора активизироваться? – проворчал Альфонсо.
– Да чем она там мыслить может! – не согласился Дурнбад. – Это пятерня! Сухожилия, кости и мясо! У нее нет мозгов!
– Дроторогор вышел из Безвременья, и его обрубок, захороненный в Тлеющей Чаще, также пробудился ото сна, – сказала Настурция. – Это – метафизическое явление, присущее Высшим Созданиям. Части их тел, даже оторванные друг от друга, живут своей жизнью и своими, так скажем, заложенными мотивами. Владыка Хрипохора ненавидит человечество. Его рука – тоже. И поверь, Дурнбад, она умеет соображать, правда, на свой лад.
– Дроторогор… Я знаю, что он уже где–то в Соединенном Королевстве, разносит