и молниеносно послал к лежащей поодаль крупной репе. Овощ разметало в пух и прах! Дурнбад провернул этот трюк так быстро, что у всех присутствующих захватило дух! Личный состав форта Нура понял, каков был бы удар по макушке Шусти Рика в настоящем сражении! Аплодисменты и ор оглушил меня. Дурнбад улыбнулся и помог инструктору подняться.
– Молодец! Хватка есть! Не моего, конечно, уровня! Но, так, жирок стрясти, пойдет!
– Меня никто еще не побеждал! – уважительно воскликнул Шусти Рик.
– Никто до меня! Я – побеждаю всех! С тебя пинта эля, человек!
Хлопнув меня по бедру, гном добавил:
– С тебя тоже!
– Почему это – с меня тоже?! Я на тебя положил свои сапоги!
– Именно поэтому! Ободрал бедных солдат! – рассмеялся Дурнбад. – Ты же знаешь: меня не одолеть!
– Миледи, – обратился капрал к Настурции, отдавая ей шлем, полный монет. – Ваш выигрыш!
– Оставьте себе, – улыбнулась колдунья Ильварета. – Это мой подарок тем, кто щитом ограждал меня от тварей близ Осприса!
– Хвала вам, миледи Настурция! – благоговейно взвыл капрал. – Мы будем пить за Вас! И за магистра Ордена Милосердия! За нее обязательно тоже!
– Только не переберите!
– Эгей! Идея неплохая! Кто в увале, налейте мне до краев! – загрохотал Дурнбад.
Гнома тут же подхватили и понесли в казармы.
– Увидимся! – крикнул нам старейшина войны.
– Покажи им теперь, кто самый большой выпивоха! – крикнул ему вдогонку Альфонсо.
Дурнбад нашел себе еще одно занятие по вкусу. Ждать его не имело смысла, поэтому мы втроем отправились к Лютерии. К нашему приятному удивлению, она уже покинула кровать и, как оказалось, следила за состязанием гнома и инструктора из окна. Ей было много лучше, недомогание шло на спад. Мы посовещались и решили выдвигаться к Тлеющей Чаще завтра утром. Заключительную половину дня наша компания провела в кабинете Мито Якка. Мы попивали пряный напиток, сделанный в форте, и тихо беседовали. Генерал восхищался Дурнбадом, а я украдкой посматривал на Настурцию. Она, веселая и щедрая на безобидные шутки, вскользь тоже кидала на меня взгляды. Я гадал, что тут к чему, и выводил теории, но все они не шибко меня устраивали. А может, я накручиваю себя? Я так умею.
Поздним вечером мы разошлись по комнатам. Заснул я быстро и спал без всяких сновидений, что уже достижение! Утром, свежие и вымытые (когда еще придется теперь принять ванну!), мы оседлали коней и покинули форт Нур. На прощание весь его гарнизон выстроился в шеренги и поднял свое оружие. Трусясь на Марви, я оглянулся – две фигуры, Мито Якк и Гарк Якк, отец и сын, махали нам вслед.
В Брандвард мы не стали заезжать – только время терять. Он, маячивший по левую сторону, как будто мрачно наставлял: в Тлеющую Чащу суются одни самоубийцы и дураки. Когда Брандвард скрылся позади, я стал ощущать запах гари. Нет, не так. Аромат раскаленных углей. На подступах к Тлеющей Чаще появился дым. Тугими разобщенными струями он тянулся, как по воздуху, так и стелился по земле. Да, вот и она, опушка… Лес, ранее называвшийся Малахитовым Дворцом, представлял собою нечто нереалистичное. Деревья, если их сжечь, превращаются в труху и пепел. Но только не эти. Крепкие стволы здешних дубов, ясеней и каштанов избороздили крупные и мелкие прожилки, из которых вечно тянулся огонь. От этого темного волшебства весь бор сиял бессчётным количеством неугасимых факелов. Такое более нигде не увидишь… Из сухой почвы то и дело вырывались снопы искр. Их фонтанчики смешивались с хмарью или лизали копыта наших лошадей. В тенистом пространстве, пропитанном потусторонними шорохами и скрипами, плодился страх и безысходность. Изредка, будто из минувших тысячелетий, до нас доносились стоны или отчаянные крики. Это расшатывало нервы. Мы ожидали нападения, но, казалось, что Тлеющая Чаща абсолютна пуста. Ни животных, ни птиц. Только беспросветная мгла и сажа полустертых тропинок. По пути нам часто встречалось обугленное оружие или трухлявые доспехи. Под обмаранными копотью валунами валялись кости, как людей, так и чудищ из Великого Леса. Да… Та самая легендарная битва – Полдень Игл, она напоминала здесь о себе повсюду. Этот застрявший в том моменте могильник есть место славы и великого героизма моих праотцов, а так же трансцендентной и запредельной мощи владыки Хрипохора, хоть и проигравшего Харальду Темному и Легии, но изувечившему тут саму основу Мироздания. Белые хлопья пепла покрыли всю нашу одежду. Мы попеременно чихали и кашляли. Дышалось с трудом. Тлеющая Чаща почти соразмерна Лунным Вратам. Чтобы пересечь ее от одного края до другого потребуется дней пять. Мы собирались найти курган, который по преданиям был насыпан в самом центре осквернённого Малахитового Дворца. Тогда, при Харальде, он еще цвел бутонами лютиков и был покрыт травяной подстилкой. А теперь… Теперь все иначе…
К вечеру настала необходимость где–нибудь заночевать. Сумерки опустились рано. По моим подсчетам солнце еще должно было бы светить, впрочем, тут все так непроглядно… Альфонсо, следопыт с колоссальным опытом, сумел (как?) подыскать нам что–то вроде неглубокой пещеры, скорее даже природный навес из наваленных метаморфизованных глыб сланца. Мы забрались в него и наскоро перекусили. Бархатным колпаком нас накрыла ночь. Дежурство поделили так – я, Лютерия, Настурция, Дурнбад, Альфонсо. Проверив, как привязаны наши беспокойные гнедые, я примостился на камне, так, чтобы обозревать… что обозревать? Что–то! Покумекав, я призвал шарики Света (на всякий случай!). Как масляные капли–зарницы, они со всех сторон омывались дымом, сливались с пеленой мути и бурыми языками пламени свечей–деревьев. Не усмотрев в шариках Света толка, я распустил свое колдовство. Но вынул и засунул в ножны Альдбриг. Ходит легко. Но поможет ли он? Кто знает? Тут нам не живые угрожают, а нечто… нечто неопределенное. Нежить? В каком–то роде она. Но особая, чуждая и аномальная, не такая, как везде. Эти прилагательные я даю ей, как мастер–некромант, разбирающийся в том, что такое «неуспокоенная сущность». Брр! Аж мурашки по коже!
Немногим спустя в глубине Тлеющей Чащи показались тускло люминесцирующие образы. Они колыхались от одного рдеющего тополя к другому, но близко не подступали… Загробные аспиды и пленники сакрального урочища давали мне понять – «мы рядом, и вы под наблюдением». Чтобы обезопасить нас, я взял палочку и, проговаривая про себя слова из темного искусства, стал чертить вокруг стоянки защитную сферу. В самом себе я обращался к древним и изуверским «запретам–чарам» Назбраэля. Наговор корежил мое сознание и вызывал тошноту. Я проводил ритуал и содрогался от брезгливости, как к себе, так и к его создателю – Вседержителю Мира Тьмы. Когда мои линии замкнулись, я отбросил веточку и, сняв перчатку, приложил руку к теплой земле. Заключительные рифмы навета превратили почти неприметную бороздку чертежа в вязь красных рун.