к себе. Он старался удержать этот миг в памяти: запах пламенных лилий, ее надежное тепло, ее дыхание.
Он никогда больше не увидит во сне пчел. Звук ее голоса, сила ее рук навсегда их изгнали.
– Я буду почитать Мать, – сказал он. – И тебя. Пока я жив.
– Ты и так почитаешь.
Тунува, дрожа, приникла к нему. Когда они наконец отпустили друг друга, Вулф на прощание поцеловал ее в лоб. Она судорожно выдохнула и еще долго смотрела вслед.
Слезы покатились по ее щекам не раньше, чем он скрылся в темноте.
Она плакала, пока не выгорел голос, пока не занялись огнем глаза и суставы, пока голова не распухла от боли. Свернувшись под апельсиновым деревом, она изливала в ночь радость и горе.
«О такой, как ты, я и не мечтал!»
Плоды мерцали под звездами огоньками свечей, словно хотели утешить.
«Ты всегда с нами. – Она прижалась щекой к стволу. – Ты не убежишь, ты корнями врос».
Она, одна в долине, оплакивала Армула. Все годы, которых не дано было вспомнить. Его мальчишество, его ребяческое вранье, его страдания вдали от обители. Слезы заливали лицо. Она задыхалась, держась за грудь между лоном и сердцем.
Он ею гордился. Гордился!
И ушел. Снова ушел в леса, в пасть мира. Боль потери всегда останется с ней, пусть даже теперь ноша не так тяжела. Ее дело – бросить себя, как ком глины, на круг и крутить, вылепливать, превращать в сосуд, который однажды удержит в себе эту боль.
Но была в ней и радость. Он ей поверил, не отверг ее как ведьму. Он узнал Мать. Он вырос воином, таким же добрым и нежным, как Мерен.
И сейчас она любила его так же, как в день, когда впервые взяла на руки.
88
Восток
Думаи устроилась в постели, как в гнездышке. У нее на груди спала Никея, золотистая в слабом сиянии свечи.
Вокруг палатки стояла темнота. На рассвете они выходили в лес, вместе со всеми помогали Уноре рубить лес на арбалеты. Потом Никея занималась с Думаи стрельбой из лука, потом подстреливала оленя на ужин. Скрывая свой клан, она по женщине с Бразата назвалась Тонрой.
– Ты думаешь, он принадлежит богам?
Думаи взглянула на Никею. Та поворачивала в луче света ее темный камень.
– Фуртия сказала, это осколок звезды, – ответила Думаи. – В нем великая и страшная сила.
– Он меня пугает.
Никея сдержала кашель. Думаи погладила ее по голове и глубоко вздохнула:
– Я обдумала твое предложение.
– Наконец-то! Я уже начала смущаться. Для меня это редкое переживание. – Никея села. – И к чему привели твои размышления, о мудрая жительница лесов?
– Прости, что так долго думала. Я никогда ни с кем не бывала, как мы с тобой.
– Я же понимаю. Просто дразнюсь. Ты что, меня не знаешь?
Думаи погладила ее по спине, коснувшись подживших ссадин.
– К счастью, знаю. Я родилась в храме. Я до тонкостей изучила все сейкинские обряды, от древних до самых новых. – Она встретила ее блестящий любопытством взгляд. – Мы поклялись в любви у воды под ночным небом. Если ты хотела со мной обручиться… ты уже обручена, Никея.
Та сжала ее пальцы:
– Значит, обручена.
Думаи ответила на ее улыбку и стерла слезу со щеки. Никея снова прилегла рядом.
– Конечно, по придворной традиции любовников после тайного брака застают в постели, – игриво напомнила она. – Рано или поздно все тайное становится явным.
– Пока нам придется хранить тайну.
– Королева Думаи, вы стыдитесь своей серебряной супруги?
– Просто хочу оставить эти часы для себя, чтобы никто нас не заметил. К тому же, – Думаи потянулась прибрать ей волосы за ухо, – одна умная женщина сказала мне однажды, что мир купается в тайнах.
– Речи твои стали слаще моих, – рассмеялась Никея. – Полагаю, это моя заслуга.
– Правильно полагаешь.
Думаи поцеловала ее, вдохнула запах дыма от очага.
– Фуртия давно не показывалась, – сказала Никея, когда их губы расстались. – Когда ты снова полетишь?
– Когда меня призовут.
– Но ты вернешься? – Она больше не шутила. – Обещай мне, Думаи.
Та заглянула в ее встревоженные глаза и сказала:
– Обещаю, что буду стараться.
Позже, уже на краю сна, ее вдруг бросило в холодный пот.
– Мне кажется, тебе сейчас покойно. – Голос, которого она так долго не допускала к себе; он напомнил ей себя, прежнюю. – От этого мне тоже тепло, сестра.
Думаи казалось, она почти различает фигуру в тумане.
– Это не навсегда, – послала она ответные слова, не успев себя остановить, и позволила себе погрузиться в черное море дремоты в объятиях любимой. – Не бывает вечного покоя среди столь великого горя.
89
Юг
Время шло, а мир все горел. Тунува сражалась со зверями в Багровой пустыне. Она сбивала в небе виверн и крылатых змеев. Они с Денаг вместе отправились на Восток, чтобы доставить королеве Дарании драгоценное лекарство от драконьей чумы. Сошен с Саяти нашли действенное средство.
Наконец Эсбар, услышав призыв, собрала всех дома, в обители.
Гашан была в Йотенье, когда стены могучей крепости пали перед слугами Дедалагана. Теперь она с другими выжившими спешила в Нзену, намереваясь оборонять столицу. Эсбар решила помочь ей.
В ночь перед выступлением обитель провела в тишине. Не спала одна Тунува – стояла у окна. Звезды теперь редко проглядывали сквозь дымный туман, но в эту ночь показались.
Где-то под звездами держал путь к своей инисской семье Армул. У нее не нашлось для него лучшей защиты, чем то копье, а этого было мало, так мало.
Она не ждала от него улыбки при мысли о возвращении, но теперь надежда зернышком запала глубоко в душу и уже пустила крошечный зеленый росток. Потерянного времени им не вернуть, но снова видеть его в годы седин – какой это будет подарок!..
– Тува.
Она не услышала появления Канты. Та, вся в синем, стояла в конце коридора.
– С тобой все хорошо?
– Да. – Тунува овладела собой. – Прости, Канта, я просто… задумалась о Вулфе.
– От меня можешь ничего не скрывать. Не представляю, если бы мне довелось снова увидеть дочь… – Канта встала с ней у окна, прохладной ладонью коснулась плеча. – Ты рада, что с ним встретилась?
– Слов нет, как рада. Все не было случая поблагодарить тебя, – ответила Тунува. – Если есть у меня что-то, чем могу вознаградить тебя за доброту, сестра, оно твое. Только попроси.
– Я слышала, вы завтра выезжаете в Нзену.
– Да. Я думала, ты с нами. Сию говорила, ты стала недурной лучницей, а это хороший случай показать себя перед Эсбар. Уверена, она вознаградит тебя за терпение.
Канта смотрела на свои пальцы, вертела золотое кольцо на указательном.
– Если мне предстоит сражаться, я в самом деле попрошу у тебя кое-что, хоть и знаю, что тебе, может быть, придется отказать.
– Назови.
– Я хочу увидеть могилу Матери. – Канта не поднимала глаз. – После стольких лет в Инисе под игом Обманщика… я хотела бы помолиться над ее костями. Меня, Тува, мучит мысль, что я так долго жила