запахнула на себе меха. – А вдруг теперь я застесняюсь?
– Я всегда могу отвернуться.
– Не надо.
Их снова окружило молчание. В его кругу Думаи очень ясно слышала свое сердце: медленные, глухие удары.
Никея распустила пояс. Слои одежды с шорохом спадали наземь, пока она не осталась нагой в слабом свете двух фонарей. Думаи смотрела ей в лицо.
– Можешь взглянуть на меня, – тихо сказала Никея. – Мне этого хочется.
– Я смотрю.
И снова ее губ коснулась легкая улыбка.
– Мне нравится, что ты никогда не называла меня красивой. Меня научили беспощадно пользоваться красотой. Люди ее первую замечают. И запоминают. – Она опустила глаза, прикрылась руками. – Красота безыскусна.
– Зато искусство нужно, чтобы отточить ее себе на пользу, – заметила Думаи. – Но меня ты взяла другим.
– Чем же?
– Всем остальным, в конечном счете. – Думаи не отпускала ее взгляда. – Тебе незачем расставаться со своими тайнами, Никея. Рознь между нашими семьями, регентство… все это значит сейчас еще меньше прежнего. Я долго не могла тебе поверить, но теперь верю. Верю, что ты на моей стороне.
– Я тебе как-то уже говорила: наш мир купается в тайнах. Я хочу, чтобы ты все мои знала.
Никея вошла в теплую воду, окунулась с головой. Всплыла со вздохом облегчения, отбросила с лица короткие волосы. Думаи заметила немало царапин и ссадин и потускневший кровоподтек у нее на плече. Дорого ей далась дорога сюда.
Смыв остатки грязи и золы, Никея прилегла, опершись на локоть.
– В моем клане есть легенда – о нашем происхождении, – заговорила она. – Эту легенду рассказывают кое-кому из наследников. Еще до того, как мы спасли вашу династию, один из моих предков служил Шелковичной королеве. Знаешь эту историю?
– Вкратце, – ответила Думаи; при этом имени руки у нее пошли гусиной кожей – В лагере рассказывали.
– Некая бедная женщина открыла остров в Бескрайнем море. На нем росла шелковица, наделившая ее дивным даром. Она могла без кресала и огнива зажигать пламя. Сначала она жила на том зеленом острове одна. Со временем к ней стали стекаться другие, потому что она привечала попавших в беду и отверженных. Но когда ее дерево погибло, иссякла и ее воля к жизни. Говорят, к тому времени она прожила не один век. Она отослала от себя верных подданных. Королевство ее увядало, но она желала добра своему народу, из которого многие были родом с Сейки. Она попросила моего предка втереться в число знатных, чтобы поддерживать равновесие двух сил.
Думаи вспомнился свиток с весами в комнате Жизни.
– Да, – угадав ее мысли, ответила Никея. – Это вполне складывается с рассказом мастера Кипруна. Видишь ли, когда дерево еще жило, моему предку дозволили вкусить его ягод и унести с собой огонь.
– И как же вы должны поддерживать равновесие?
– Ты умна, Думаи. Подумай сама. Твой род – от звезд, мой от огня. Нашим колоколам следовало бы быть золотыми, как пламя и солнечный свет, а вашей рыбке – серебряной.
Еще два года назад Думаи бы не поверила. Теперь в рассказе виделся смысл.
– Ваш род был когда-то грозной силой. Императрица Мокво умела вызывать бури и наводить видения на своих врагов и даже подчиняла себе воды, приливы и отливы. Купоза должны были умерять ее неземное могущество. Огня мы лишились, но то, что осталось, еще течет, словно масло, в нашей крови. Нет только дерева, чтобы его воспламенить.
– Однако твой отец добивается не просто равновесия?
– Нет. Он, как и все последние поколения, стремился направлять и подчинять род Нойзикен, пользуясь дремотой богов. Вместо того чтобы советовать твоим родичам, он решил похитить их власть.
– А ты другая.
– Мне хочется верить, – потупила глаза Никея. – Раньше была такой же. Мать старалась сохранить во мне доброту и преданность, но после ее смерти отец сделал из меня свое орудие, серебряную иглу, – чтобы расшивать его мир. Я быстро выучилась интригам. Мне всегда хотелось ему угодить, потому я и взялась шпионить за твоей бабкой. Он старался не терять Нойзикен из виду. Узнав в храме твое лицо, я поскакала к нему, но твой отец успел раньше. Одна из немногих моих неудач. Потом ты оказалась при дворе, и у тебя была Фуртия. Отец уверял, что ты несешь хаос и я должна прибрать тебя к рукам ради всего, что нам дорого. Твоя магия пробудилась, а наша – нет. Он видел в том угрозу для себя. Я год разрывалась между верностью тебе и ему.
– Потому и навязалась со мной в полет, – подхватила Думаи. – Чтобы разобраться, что я такое.
Никея кивнула:
– Я никак не ждала, что ты мне так понравишься. Я часто играла сердцами, но с тобой все вышло слишком настоящим. Впервые за много лет во мне возросло собственное желание. Желание выйти из его тени. – Никея взглянула на Думаи. – Я бы раньше объяснилась, но думала, ты мне не поверишь. У меня ведь нет огня, нет настоящих доказательств.
– Так откуда тебе знать, что это правда?
– Я и не знаю. Это старинная сказка, а замечательных предков приписывает себе каждый клан. Но мой отец в это верит. – Никея помолчала. – И я неподвластна красной болезни.
– Что?
– В дороге я помогла умирающей женщине. Взяла ее за руку и только тогда заметила красноту. Ничего не случилось. – Никея показала ей руку. – Змеи дышат огнем. Как видно, меня им не пронять.
Снова опустилось глубокое молчание, нарушаемое только плеском ручья и соловьиной песней. Думаи водила пальцем по своей ладони – вокруг того места, где горел белый свет. Ее живые сновидения, голоса богов – лишь первые шаги на долгом пути к полному познанию своих сил.
Только она никак не могла понять, почему эти силы проявились в ней, а не в ее отце и не в бабушке.
– Ты сказала, у тебя есть предложение, – напомнила она.
– Я боюсь сказать.
– Почему?
– Потому что, сорвавшись с языка, оно может подорвать твое ко мне доверие, а я этого не вынесу.
– Не подорвет. Можешь говорить откровенно.
Никея как будто взвешивала ее искренность. Думаи видела, как вздрагивает ее горло, как дыхание вздымает грудь.
– Прежде иди ко мне, – сказала она. – Я хочу обнимать тебя, пока буду говорить.
Думаи отвернулась. Она не раз купалась при людях, и при Никее в том числе, но здесь было иное. Стянув перчатки, она расстегнула застежку охотничьего плаща.
Горячая вода прогнала мурашки с кожи. Никея притянула ее к себе, стала целовать ее пальцы, задерживаясь губами на обрубках, и Думаи задрожала от остроты этой близости. После стольких трудностей и отчуждения между ними наконец ничего не стояло.
– Тепло и вода. Понемногу от каждой из нас. – Никея взглянула Думаи в лицо. – На Севере ты напомнила мне, что я тебе не супруга. А если бы была?
Думаи едва сдержалась, чтобы не обнять ее: одно движение грозило разрушить сон.
– Мой