Читать интересную книгу И в печали, и в радости - Марина Макущенко

– Маричка? Я Нина, спасибо, что приехали! – Она села за столик.

– Вы не против, если мы сразу начнем писать интервью? У нас мало времени.

– Закажем мартини?

– Как хотите.

Она сделала заказ, закурила. Над ней висела вывеска: «No smoking». Я поймала взгляд оператора, он понял и снял это. Я не была уверена, что использую кадр, но он так и просится. Я отметила, что разрешения закурить Нина не спрашивала у меня. На этот закон и в столице иногда закрывали глаза, а в регионах открыто выдыхали дым на запреты. А вот некоторые законы Нина знала и уважала. Про финансовую поддержку мужем детей и бывшей жены в случае развода и воспитания ею их общего несовершеннолетнего ребенка.

Она ушла от мужа сама, у нее были любовники, она не была верующей, на фоне чего с мужем были скандалы. Она хотела от него уйти, и я, как никто, уважаю это ее право. Просто не хотеть мужчину и уйти от него. Не верить в его Бога и отрицать существование божественного в природе – я сама иногда грешила подобным. Но она хотела не просто уйти, а получить от него приданое. Так как она никогда не работала, дети помогли бы ей жить дальше в их квартире. Алименты адвокаты обещали содрать хорошие, у нее были все шансы. Это она мне сказала, уже когда оператор пошел спать. А я попрощалась с ней, взяв копии документов и флешки с видео из семейного архива и записями их телефонных разговоров. Все! Баста! Я – спать.

Я не люблю будильники, я верю своему организму. Я открыла глаза ровно в шесть. Сделала растяжку, заказала кофе в номер, приняла душ.

Стук в дверь. Предупредительный юный портье принес кофе и красную розочку.

– Спасибо, – улыбнулась я.

– Я могу принести ваш завтрак в номер, – сказал… Никита, я прочла имя на бейдже.

– Разве у вас есть такое правило?

– Мне будет нетрудно.

– Буду благодарна.

До двенадцати я просидела в номере, изучая ее архивы и его досье. Она – домохозяйка, без образования, карьеры и мозгов. Он – политик. Правильный, православный, противный. Мне такие не нравились. Я нашла его армейское фото. Хм, а такие мне нравились: смелый взгляд, мужественное лицо, стройный. Что же она с ним сделала? Убила интерес к жизни и он ушел от нее к Богу? Обычно я солидарна с женщинами. Когда муж мне изменил, у меня не возник вопрос: «Кто она и почему она?» Все вопросы – только к нему. По правде говоря, только один: «Когда приедешь в загс на развод?». Развод получился не менее помпезным, чем свадьба. Я выдержала стиль и надела платье того же цвета, что и на свадьбу. Вадим оценил юмор.

Я вздохнула, теперь я жалела мужика. Я набрала номер Станислава, мужа Нины.

– Добрый день, я журналист телеканала… К нам обратилась ваша жена. Она утверждает, что вы незаконно отбираете у нее дочь. Я хотела бы встретиться с вами.

– Я не буду ничего комментировать. Это мое личное дело! Это моя семья!

– Но вы хотите отобрать…

– Нина сама меня бросила! Она разрушила семью! Я готов был простить ее измены, но она… Вы что, записываете меня?

– Я хочу с вами встретиться…

Он бросил трубку.

Конечно, я его писала и смотрела его фотографии в социальных сетях. Я сочувствовала ему, и мысли постепенно переключились на Мисценовского. Я до сих пор не знаю, как у него оказался Миша. У него есть деньги и твердый характер – все данные, чтобы отсудить ребенка. Это только по закону, на бумаге, первое право – за матерью. На деле все чаще украинские суды отдают это право отцам. А еще статистика говорит, что у этих отцов есть, чем заинтересовать судьей.

Знал бы Юра, чем я тут занимаюсь!

Ему известно про мои амбиции в науке, и теперь мне не хотелось ударить в грязь лицом. Вернусь и серьезно займусь диссертацией! Она никогда не даст мне такого быстрого результата, как журналистика, и это не будет так ярко. Нельзя пережить такие эмоции и ждать повторения. Но я надеялась, что будет что-то другое, что после усердной работы, ответственных слов, качественного дела – я сама стану качественнее.

После встречи с Мисценовскими в засохшем стручке надежд потекли соки. Он не поднялся, не вырос, но в него вернулась жизнь. Я восхищалась Юриной принципиальностью, которая так раздражала его коллег, главврача и даже Валю. Да вообще всех! О нем думали: жесткий, бескомпромиссный, замкнутый, негибкий, да такой вообще не выживет! А он жил и давал жизнь другим. И я видела в нем жизнь. Я уважала его и понимала. Меня вдохновляли такие люди, и их в моем окружении было очень мало. Люди, которые готовы терять и жертвовать, чтобы найти и стать сильнее. Люди, которые работают и не дают тщеславию и глупости ослепить себя. Неужели в этих светлых глазах стоят фильтры? Как ему это удается? Я хочу знать, я тоже так хочу! Я не хочу статуса и картинки. А я иногда впадала в отчаяние, и мне казалось, что я сама – только картинка, красивая и престижная. Я часто иду на компромиссы, меня все любят, я мягкая и гибкая. Я не всегда говорю правду, я часто обманываю, глядя в глаза. Я верю, что у меня есть миссия. Иногда я переспрашиваю редактора, в чем она состоит. Иногда он устает от споров со мной и говорит правду: в рейтингах. Я картинка. Но на самом деле во мне нет темы. Есть только картинка, и меня обязательно покажут по телевизору, обо мне напишут и будут говорить вечером, потому что я красочная и притягивающая. И никто не поймет, что во мне нет темы.

Я встретилась с местным управлением социальной защиты детей, уговорила на интервью директора садика, в который ходила девочка. Но я видела, что тема надумана! Я позвонила Максу, объяснила, он выслушал и сказал: «Я тебя понимаю. Чужая семья – потемки, и найти виноватого – нереально», – я выдохнула, и он продолжил: «Но ты тоже понимаешь, что получается интригующая драма! И с кем? Он же такой святоша! Будем делать».

Я не спешила вдыхать. Редактор положил трубку.

Меня уже не радовала обходительность Никиты. Я сидела на террасе отеля, он принес мне глинтвейн, я дала ему чаевые и залпом выпила горячее вино. Я все глубже погружалась в депрессивный колодец.

Эти черные настроения посещали меня очень часто еще в прошлый мой приход в репортерство, когда я мнила себя счастливо замужней, молодой, талантливой и очень успешной журналисткой. Меня тогда так обложили эти мысли, что я в отчаянии начала сбрасывать с себя балласт: резко отказалась от работы, а потом и от мужа. И первое было болезненнее! Это правда, и все это знают. И муж знал, что работа для меня важнее. И все коллеги знают, потому что сами все такие. И друзья с этим смирились. Я тогда все сбросила, написала часть диссертации, посидела в темноте и с криком бросилась назад.

Успела воткнуть носок в захлопывающуюся дверь, перевела дыхание, прежде чем войти и сказать себе: «Я это делаю не для эмоций, не ради статуса, а за деньги. Чтобы у меня была возможность из этого выйти и стать настоящей». И вошла.

И вот тут понеслось: эмоции, связи, эксклюзивы, истории, прямые включения. Это сладко, и это прекрасно вытесняет потребность во всем остальном: в семье, комфорте, доме, сексе (не могу не передать привет от Фрейда). И я успокаивала себя хотя бы тем, что понимаю: большинство катастроф, о которых мы говорим, – надуманы, подлые люди всего лишь не успели сориентироваться перед камерой (с другой стороны, всенародные любимцы, скорее всего, просто умеют пиариться, и вполне возможно, что их главная страсть – развращение провинциальных мальчиков). А о том, как же жить и как перестать бояться, скажут в программе, которая выйдет в два тридцать, когда вы все спите, и она будет скучной, потому что журналисты, режиссеры, операторы, которые умеют делать хорошо и красиво, работают там, где платят деньги за проблемы, за конфликты и, главное, за шоу. Я это понимаю, и я это делаю, потому что есть такая высокооплачиваемая профессия. И я продолжаю сидеть на дозе, надеясь, что когда-нибудь соскочу с нее навсегда.

Я опять была на подъезде к Киеву, но меня завернули в Черниговскую область, искать невесту маньяка. Продолжалась интимно-семейная тема, я третью неделю копаюсь в чувствах людей. Без спросу, без наркоза, с последствиями для их жизней. Я не смогла остаться на поверхности, просто снять их судьбы и беспристрастно отдать на монтаж. Я должна была понять их мотивы, хуже того – от меня требовали новых, щемящих душу подробностей. Последние несколько месяцев мне удавалось заниматься преимущественно событийными и политическими темами, в которых я могла позволить себе не жалеть героев сюжетов, но теперь от меня хотели другого. От меня хотели невесту, которая недавно никому, кроме невзрачного маньяка, не была нужна, а теперь за ней охотятся все журналисты всех каналов. Я должна быть первой!

Мы приехали в маленький городок, расположившийся вокруг пивзавода. В воздухе стоял противный запах. Я оставила оператора в машине, попросив его снимать мою разведку через стекло в автомобиле. На куртку я нацепила маленький черный микрофон, размером не больше кнопки. На шею надела шнурок, на конце которого болтался телефон. Он был включен на запись видео. Я подходила к прохожим: