она пролита в поединках или в военных стычках. Я никогда не марал рук убийством людей и очень не хотел бы начинать это делать. Но как сказать об этом крысу и не получить очередную порцию «воспитательного» удушения или чего-нибудь подобного?
– Ты не убийца, – неожиданно согласился крысюк и добавил, – ты вообще пока никто, так – пустое место, ноль. И станешь ли ты хоть кем-то, зависит только от тебя, твоего послушания, ума и желания остаться в живых. Очень хороший мотиватор, кстати.
Я уже не удивлялся ничему, даже богатому словарному запасу призрачного (или не очень?) грызуна.
– Я не стану никого убивать, – мрачно повторил я, – неужели нет иного пути решения вопроса?
– Станешь, – как-то пугающе спокойно проговорил крыс, – скажу тебе больше: ты поймёшь, какое наслаждение – держать в руках чужую жизнь и чувствовать, как она по капле покидает тело. Ты пока примитивен и глуп, но Древний выбрал тебя, и тебе придётся соответствовать этой величайшей чести, хочешь ты того или нет.
– Кто такое Древний? – обречённо спросил я, чувствуя, как по спине пробежала капля ледяного пота.
– Это тот, кто был здесь раньше всех: тогда, когда этот мир только рождался, – на удивление миролюбиво ответил крысюк, – рядом с ним Франгай – недавно посаженный юный лесок. Именно Древний решает, когда Новые боги должны сменить Старых. Тогда он выбирает для себя инструменты: тех, кто будет воплощать в жизнь его волю. И это – великая честь!
Глава 6
Лиз
Я стояла, смотрела на тёмно-зелёную еловую стену, в которой бесследно растворилась жуткая фигура, и до меня постепенно начинало доходить, что сейчас, вот только что, я была практически на волосок от смерти. Или от чего-то гораздо хуже смерти: теперь я точно знала, что такое бывает. Не появись вовремя настоящий Хантер и не прогони он эту тварь – никто не знает, что со мной было бы, я ведь действительно готова была пойти с этим существом. Понятно одно: ничего хорошего наверняка не произошло бы.
И тихой ледяной тенью в сердце вползла мысль: а что было бы с Домом, если бы я умерла? Не пропала бы, не сбежала, как в прошлый раз, а погибла бы однозначно и бесповоротно? И внезапно я отчётливо поняла, даже не поняла, а прочувствовала всем сердцем, всей душой и что там ещё может чувствовать, что Дом просто умер бы вслед за мной, потому что его существование стало бы бессмысленным и безысходным. Он, принявший меня после трёхсот лет отсутствия, любящий и простивший мне всю причинённую боль, готовый защищать до последнего, – он просто перестал бы существовать. Он убийца? Да, наверное, это действительно так: недаром же тут полный подвал призраков. Но не я ли сама толкнула его на это, сбежав и бросив в одиночестве? Не знаю, но обязательно разберусь… Ведь сбежала я, наверное, тоже не просто так, а по какой-то причине. Ох, сколько вопросов – и ни одного ответа. Хотя, судя по всему, времени у меня более чем достаточно, жизненного опыта тоже – так что разберусь, никуда не денусь.
А пока я посмотрела на сердитого Хантера, на выскочивших из дома Майкла и Освальда, на застывшего Домиана… и сняла неприметное колечко с синим камешком, позволив им ощутить мои эмоции: безграничную благодарность, чувство вины, что чуть не поддалась чарам незваного гостя, уверенность в том, что они всегда меня защитят и уберегут, тепло и дружескую признательность. Пока не любовь, но уже и не равнодушие и тем более не страх.
Увидев, как расслабились плечи Домиана, как усмехнулся Хантер и довольно переглянулись Освальд с Майклом, я надела колечко обратно и пошла в сторону дома, справедливо решив, что прогулок на сегодня с меня точно хватит.
– Кто это был? – спросила у Хантера, который взглянул на меня своими жёлтыми (какое счастье!) глазами с привычным уже вертикальным зрачком, и непроизвольно вздрогнула от страха. – Я ведь готова была пойти за ним куда угодно. Это гипноз? Колдовство?
– Кайрос умеет затуманивать сознание своих жертв, и они сами идут за ним туда, куда он скажет, – хмуро ответил змей, глубоко задумавшись о чём-то своём, – тебе повезло, что я оказался рядом. Пока я однозначно сильнее, кайросу не выстоять против меня, и он это знает. Но он недоволен, что я вмешался и будет мстить.
– Но я не понимаю, как он смог пробраться за периметр? – я смотрела на Домиана, и тот досадливо, совершенно по-человечески поморщился. – Я думала, что на территории двора я в безопасности.
– Мы не думали, что весть о тебе разнесётся так быстро, – признал свою ошибку Домиан, – теперь тебя будут проверять и пытаться напугать. Периметр надёжен, но за эти столетия местами, как оказалось, защита немного просела и требует восстановления. Но теперь мы предупреждены и будем действовать иначе. Мы не можем всегда находиться здесь, – тут он запнулся и переглянулся с Хантером, – иногда нам нужно ненадолго уходить. И вот на этот случай я дам тебе охрану, Лиз.
– Может быть, проще укрепить защиту? – я непонимающе пожала плечами.
– Для этого нужна кровь, – Домиан пристально посмотрел мне в глаза, – много крови, Лиз. Мы пока не знаем, где её взять, но мы придумаем, я тебе обещаю. А пока…Ты каких домашних животных любишь?
– Котов, – с улыбкой ответила я, вспомнив своего любимца Леопольда, здоровенного тёмно-серого «британца», – не котиков, а именно котов: больших, наглых и урчащих.
Домиан усмехнулся, прикрыл глаза, и через несколько секунд из-за угла дома вышел кот. Нет, не так: вышел Кот! Вальяжно, крепко, но мягко ступая мощными лапами, он подошёл к обомлевшей мне и сел на тропинку, подняв морду. Он поймал мой взгляд своими невероятно синими глазами, и мы замерли, присматриваясь и чуть ли не принюхиваясь друг к другу.
– Лиз, – нарушил звенящую тишину Домиан, – это твой защитник и твой друг, если захочешь. Имя ему ты придумаешь сама. Тебе нравится?
Мы с котом одновременно изумлённо посмотрели на Домиана, а Хантер совершенно не по-змеиному фыркнул. Что значит – «нравится»? Как может нравиться или не нравиться часть тебя самого? А я ощущала именно это: мне казалось, что этот кот всегда был со мной, что он какая-то давно потерянная часть меня, без которой во мне всегда оставалась не заполненная чем-то очень важным пустота.
– Ромео…Ты не будешь возражать, если я буду звать тебя так? Согласен? – я смотрела, как кошак подумал, затем неспешно, почти величественно наклонил лобастую голову и муркнул что-то одобрительное. – Домиан, спасибо тебе огромное…он великолепен!
«Да, я такой», –