Отсутствие единообразного легального определения следственных действий неизбежно обуславливало и продолжает обуславливать различные точки зрения, высказываемые по данному поводу в научных и учебно-методических публикациях. Несмотря на то, что проблематика следственных действий традиционно привлекала к себе повышенное внимание как советских, так и современных процессуалистов и криминалистов, тем не менее, какие-либо единые общепризнанные подходы в отношении их сущности наукой до настоящего времени не выработаны. Вместе с тем мы не можем не согласиться с С. А. Шейфером, считающим, что все имеющемся научные позиции можно условно разделить на две традиционные группы – предполагающие трактованные термина «следственные действия» в широком либо в узком смысле184.
Широкий смысл в определенном смысле охватывает все процессуальные действия следователя (дознавателя) невзирая на их цели и задачи. В частности, И. М. Лузгин под следственными действиями понимал следующее: а) действия, посредством которых осуществляется собирание, проверка и исследование доказательств; б) действия, посредством которых регулируется процесс расследования, определяются его границы, сроки и порядок проведения; в) действия, связанные с предъявлением всего производства по делу соответствующим участникам процесса185. Близкие взгляды прослеживаются в работах М. А. Чельцова186, А. М. Ларина187, И. Ф. Герасимова188, Г. Г. Доступова189, А. П. Кругликова190 и некоторых других авторов.
Узкий подход к сущности следственных действий связывает их с направленностью на достижение определенных задач уголовного судопроизводства. Сторонники данного подхода, как правило, олицетворяют следственные действия с собиранием новых или проверкой имеющихся доказательств. Так, в частности, А. Н. Гаврилов, С. П. Ефимичев, В. А. Михайлов и П. М. Туленков в своей коллективной монографии, посвященной рассматриваемой проблематике, писали о следственных действиях как о совокупности операций и приемов, которые осуществляются при расследовании преступлений для обнаружения, фиксации и проверки фактических данных, имеющих значение доказательств по уголовному делу191. В свою очередь, Н. В. Жогин и Ф. Н. Фаткуллин под следственными действиями подразумевали те процессуальные действия, при помощи которых обнаруживаются, закрепляются и проверяются доказательства. При этом они уточняли, что если каждое следственное действие непременно является процессуальным, то не всегда бывает наоборот: существует ряд процессуальных действий, которые не относятся к числу следственных в узком смысле192. С. А. Шейфер определяет следственное действие как комплекс регламентированных уголовно-процессуальным законом и осуществляемых следователем (судом) поисковых, познавательных и удостоверительных операций, соответствующих особенностям следов определенного вида и приспособленных к эффективному отысканию, восприятию и закреплению содержащейся в них доказательственной информации193. Похожие научные позиции можно встретить в работах И. Е. Быховского194, Н. С. Алексеева, В. Г. Даева и Л. Д. Кокорева195, А. Б. Соловьева196, В. А. Семенцова197, В. М. Быкова198, Е. С. Комиссаренко199 и целого ряда других авторов.
Данный подход нам представляется более рациональным, поскольку он в определенном смысле выделяет следственные действия из всей массы других форм реализации следователем своих процессуальных полномочий, наполняет их конкретным правовым смыслом. Тогда как широкий подход, относящий к следственным действиям любые формы реализации полномочий следователя, наоборот, размывает сущность этих процессуальных механизмов. Более того, он приводит к абсолютной бессмысленности их дальнейшего самостоятельного изучения, поскольку фактически предполагает отождествление системы следственных действий со всей системой досудебного производства (за исключением контрольных и надзорных механизмов со стороны руководителя следственного органа, начальника подразделения дознания, прокурора и суда) и таким образом лишает категорию «следственные действия» какой-либо научной автономности. Кстати, целесообразность использования не широкого, а именно узкого подхода вполне подтверждается целым рядом положений уголовно-процессуального закона, например п. 32 ст. 5 УПК РФ, предполагающего проведение не только следственных (судебных), но и иных процессуальных действий.
Вместе с тем, невзирая на общую целесообразность и разумность узкого подхода к сущности следственных действий в уголовном судопроизводстве, он имеет самый общий, неконкретизированный характер. Более тщательный анализ существующих теоретических воззрений по рассматриваемой проблеме показывает большую разницу между ними, проявляющуюся в деталях. Говоря об отдельных признаках следственных действий, ученые вкладывают в них совершенно различное содержание, обуславливающее отнесение к системе следственных действий весьма разные по своей природе уголовно-процессуальные приемы и процедуры. Поэтому для определения сущности следственных действий необходимо остановиться на рассмотрении каждого из этих признаков более подробно.
1. Первый сущностный признак следственного действия, безусловно, заключается в его процессуальном характере, в его обязательной регламентации в УПК РФ. Очевидность данного признака, по нашему мнению, не может вызывать никаких сомнений, поскольку обратное делало бы невозможным использование в процессе доказывания полученных таким образом результатов. В этой связи нельзя не согласиться с А. С. Князьковым, указывающим, что установленная законом правовая регламентация следственных действий придает уголовному процессу стабильность, необходимую для достижения его целей и задач200. Именно процессуальная форма следственных действий устанавливает надлежащий уровень правовых гарантий, необходимых для признания доброкачественности их результатов. Как уже отмечалось выше, п. 32 ст. 5 УПК РФ прямо относит следственные действия к разновидности процессуальных. На процессуальный характер следственных действий указывает и ч. 1 ст. 86 УПК РФ, содержащая формулировку «следственные и иные процессуальные действия, предусмотренные настоящим Кодексом». И именно этим признаком следственные действия отличаются от внешне схожих с ними оперативно-розыскных и административных мероприятий, например следственный осмотр – от досмотра, допрос – от опроса, обыск – от обследования помещений, зданий, сооружений, участков местности и транспортных средств и т. д.
Отдельные авторы еще в большей степени акцентируют внимание на данном признаке, выдвигая в своих работах тезис о необходимости наличия в законе детальной регламентации процедуры каждого следственного действия201. Именно подобной детальной регламентацией, как пишет Е. Г. Ларин, следственные действия и отличаются от розыскных действий следователя, в том числе имеющих познавательный характер (истребование, представление)202. Некоторые специалисты указывают на необходимость детальной процессуальной регламентации следственных действий как на гарантию соблюдения прав и свобод личности, а также единообразного и объективного подхода к фиксации получаемых сведений203. Вместе с тем все подобные позиции лишены какой-либо целесообразности. На наш взгляд, любой акт уголовно-процессуальной деятельности, а не только следственное действие должен предполагать определенную степень формализации, т. е. иметь четко установленную законом процедуру. Именно наличие такой процедуры является важнейшим признаком той самой процессуальной формы, которая, собственно говоря, и позволяет выделять любые процессуальные действия из общей массы мероприятий, осуществляемых судебными и правоохранительными органами204. И если законодатель почему-то уклоняется от регламентации процедурных правил некоторых упоминаемых в тексте УПК РФ действий, то, на наш взгляд, данный факт следует расценивать не как критерий для разделения следственных и иных процессуальных действий, а исключительно как недоработку самого законодателя.
Конец ознакомительного фрагмента.