Читать интересную книгу Черно-белое кино (сборник) - Юрий Левитанский

Прощание с книгой

Нескончаемой спирали бесконечные круги.Снизу вверх пролеты лестницы – беги по ним, беги.Там, вверху, под самой крышей, в темноте горит окно.Жизнь моя, кинематограф, черно-белое кино!Я люблю сюжет старинный, где с другими наравнея не первый год играю роль, доставшуюся мне.И, безвестный исполнитель, не расстраиваюсь я,что в больших твоих афишах роль не значится моя,что в различных этих списках исполнителей ролейсреди множества фамилий нет фамилии моей.Все проходит в этом мире, снег сменяется дождем,все проходит, все проходит, мы пришли, и мы уйдем.Все приходит и уходит в никуда из ничего.Все проходит, но бесследно не проходит ничего.И, участвуя в сюжете, я смотрю со стороны,как текут мои мгновенья, мои годы, мои сны,как сплетается с другими эта тоненькая нить,где уже мне, к сожаленью, ничего не изменить,потому что в этой драме, будь ты шут или король,дважды роли не играют, только раз играют роль.И над собственною ролью плачу я и хохочу,по возможности достойно доиграть свое хочу —ведь не мелкою монетой, жизнью собственной плачуи за то, что горько плачу, и за то, что хохочу.

Воспоминанье о цветных стеклах

Первое воспоминанье,самое первое,цветное,цветная веранда,застекленная красным,зеленым и желтым,красные помидоры в тарелке,лук нарезан колечками,звук приближающейся пролеткипо булыжной мостовой,кто-то, должно быть, приехал,кованый сундучоки орехи в зеленых скорлупкахс желтым запахом йода,золотые шары у крылечка,звук удаляющейся пролетки,цоканье лошадиных подковпо квадратикам звонких булыжин,кто-то, должно быть, уехал,может быть, я,ну конечно,это я уезжаю,засыпая под звук пролетки,и только цветная верандамигает вдаликрасным, зеленым и желтым,игрушечным светофоромна том перекрестке,куда мне уже не вернуться.

«Отмечая времени быстрый ход…»

Феликсу Светову

Отмечая времени быстрый ход,моя тень удлиняется, что ни год,что ни год удлиняется, что ни день,все длиннее становится моя тень.Вот уже осторожно легла рукана какие-то пастбища и луга.Вот уже я легонько плечом заделза какой-то горный водораздел.Вот уже легла моя голована какие-то теплые острова.А она все движется, моя тень,все длиннее становится, что ни день,а однажды, вдруг, на исходе дняи совсем отделяется от меня.И когда я уйду от вас в некий день,в некий день уйду от вас, в некий год,здесь останется легкая моя тень,тень моих надежд и моих невзгод,полоса, бегущая за кормой,очертанье, контур неясный мой…Словом, так ли, этак ли – в некий часмоя тень останется среди вас,среди вас, кто знал меня и любил,с кем я песни пел, с кем я водку пил,с кем я щи хлебал и дрова рубил,среди вас, которых и я любил.Будет тень моя тихо у вас гостить,и неслышно в ваши дома стучать,и за вашим скорбным столом грустить,и на вашем шумном пиру молчать.Лишь когда последний из вас уйдет,навсегда окончив свой путь земной,моя тень померкнет, на нет сойдет,и пойдет за мной, и пойдет за мной,чтобы там исчезнуть среди корней,чтоб растаять дымкою голубой, —ибо мир предметов и мир тенейвсе же прочно связаны меж собой.Так живите долго, мои друзья.Исполать вам, милые. В добрый час.И да будет тень моя среди вас.И да будет жизнь моя среди вас.

«Когда земля уже качнулась…»

Когда земля уже качнулась,уже разверзлась подо мнойи я почуял холод бездны,тот безнадежно ледяной,я, как заклятье и молитву,твердил сто раз в теченье дня:– Спаси меня, моя работа,спаси меня, спаси меня! —И доброта моей работыопять мне явлена была,и по воде забвенья чернойко мне соломинка плыла,мой тростничок, моя скорлупка,моя свирель, моя ладья,моя степная камышинка,смешная дудочка моя…

День такой-то (1976)

«Давно ли покупали календарь…»

Давно ли покупали календарь,а вот уже почти перелистали,и вот уже на прежнем пьедесталесебе воздвигли новый календарь,и он стоит, как новый государь,чей норов до поры еще неведом,и подданным пока не угадать,дарует ли он мир и благодать,а может быть, проявится не в этом.Ах, государь мой,новый календарь,три сотни с половиной,чуть поболе,страниц надежды,радости и боли,спрессованная стопочка листков,билетов именных и пропусковна право беспрепятственного входапод своды наступающего года,где точно обозначены ужечасы восходаи часы захода,рожденья чей-то день,и день уходатуда,где больше нет календарей,и нет ни декабрей,ни январей,а все одно и то же время года.Ах, государь мой,новый календарь!Что б ни было, пребуду благодаренза каждый лист,что будет мне подарен,за каждый день такой-то и такойиз тех, что мнебестрепетной рукойотсчитаны и строго, и бесстрастно.…И снова первый лист перевернуть —как с берега высокого нырнутьв холодное бегущее пространство.

Пробужденье

Просыпаюсь – как заполночь с улицы в домторопливо вбегаюи бегу через сто его комнат пустых,в каждой комнате свет зажигаю —загораются лампочки, хлопают двери,тяжелые шторы на окнахлегко раздвигаются сами,постепенно весь дом наполняется шумом и шорохом,шелестом, шепотом, топотом ног,суетой, беготней, голосами,с этажа на этаж – суетой, беготней – все быстрее —обрывками фразо вчерашних делах и событьях,о том, о другом,о делах, о погоде, с этажа на этаж, из пролета в пролет —все быстрей – коридорами– дайте пройти! не торчите в проходе! —сто звонков, сто машинок – звенят телефоны,трещат арифмометры,щелкают счеты,с этажа на этаж – все быстрей – резолюции, выписки,списки,расчеты, подсчеты,дом гудит уже весь, он гудит, словно улей,и все его окна сияют,раскрыты навстречу встающему солнцупоющим синицам,идущему мимо трамваю.…Это я просыпаюсь. Проснулся. Глаза открываю.

Проторенье дороги

Проторенье дороги, предчувствие, предваренье.Тихое настроенье, словно идет снег.И хочется написать длинное стихотворенье,в котором сошлись бы на равных и это и то.Что-нибудь вроде – гнев, о богиня, воспой Ахиллеса,Пелеева сына, – и дальше, строка за строкой,где будут на равных провидящие и слепые,и нищий певец, скорбящий о тех и других.И чтобы в финале – семь городов состязализа мудрого корень – и несколько еще слогов,слагающихся из звуков паденья снегаи короткого звука лопающейся струны…Проторенье дороги, евангелье от Сизифа,неизменное, как моленье и как обряд,повторенье до, повторенье ре, повторенье мифа,до-ре-ми-фа-соль одним пальцем сто лет подряд.И почти незаметное, медленное продвиженье,передвиженье, медленное, на семь слогов,на семь музыкальных знаков, передвиженьена семь изначальных звуков, на семь шагов,и восхожденье, медленное восхожденье,передвиженье к невидимой той гряде,где почти не имеет значенья до или послеи совсем не имеет значенья когда и где,и дорога в горы, где каждый виток дорогичуть выше, чем предыдущий ее виток,и виток дороги – еще не итог дороги,но виток дороги важней, чем ее итог,и в конце дороги – не семь городов заветных,а снова все те же, ощупью и впотьмах,семь знаков, как семь ступенек едва заметных,семь звуков, как семь городов на семи холмах…Проторенье дороги, смиренье, благодаренье.Шаг, и еще один шаг, и еще шажок.Тихий снежок, ниспадающий в отдаленье.За поворотом дороги поющий рожок.И как отзвук той неизбывной светлой печали,в сумерках, одним пальцем, до-ре-ми-фа-соль,и огарок свечи, и рояль, и опять, как вначале, —до-ре-ми-фа-соль,до-ре-ми-фа-соль,до-ре-ми-фа-соль…

«Всего и надо, что вглядеться, – боже мой…»

Всего и надо, что вглядеться, – боже мой,всего и дела, что внимательно вглядеться, —и не уйдешь, и никуда уже не детьсяот этих глаз, от их внезапной глубины.Всего и надо, что вчитаться, – боже мой,всего и дела, что помедлить над строкою —не пролистнуть нетерпеливою рукою,а задержаться, прочитать и перечесть.Мне жаль не узнанной до времени строки.И все ж строка – она со временем прочтется,и перечтется много раз, и ей зачтется,и все, что было в ней, останется при ней.Но вот глаза – они уходят навсегда,как некий мир, который так и не открыли,как некий Рим, который так и не отрыли,и не отрыть уже, и в этом вся печаль.Но мне и вас немного жаль, мне жаль и вас,за то, что суетно так жили, так спешили,что и не знаете, чего себя лишили,и не узнаете, и в этом вся печаль.А впрочем, я вам не судья. Я жил как все.Вначале слово безраздельно мной владело.А дело после было, после было дело,и в этом дело все, и в этом вся печаль.Мне тем и горек мой сегодняшний удел —покуда мнил себя судьей, в пророки метил,каких сокровищ под ногами не заметил,каких созвездий в небесах не разглядел!

Попытка убыстренья