Тугэлдэр рассказал, как он объезжал молодых лошадей. Зориг — как однажды, когда пас овец, началась пурга и ему пришлось провести целую ночь в степи. Ребята с интересом слушали.
IX
Уже несколько дней шел снег и дул порывистый, холодный ветер. Оконные рамы были оклеены бумагой, но кое-где она отстала, и ветер со свистом врывался в щели.
Зориг и Жанчив играли во дворе. Вдруг они увидели, что на подоконник сел жаворонок. Птичка искала укрытия от холода и жалобно щебетала.
— Зориг! Давай стрелять в нее! — предложил Жанчив.
— А из чего? — спросил Зориг.
— Из рогатки.
— А она у тебя есть?
— Есть.
Жанчив вытащил из-за пазухи рогатку. Зориг посмотрел на нее, и ему очень захотелось пострелять.
Ребята стали подкрадываться к птичке.
Зоригу было жаль жаворонка, но ему очень хотелось посмотреть, как действует оружие Жанчива, и он не стал отговаривать своего приятеля. Дернув Жанчива за руку, он спросил:
— А окно не разобьется?
— Тише! — прошептал вместо ответа Жанчив.
Прищурившись, Жанчив натянул рогатку, прицелился.
«Все равно как батыр, преследующий медведя», — подумал Зориг.
Щелкнула тугая резина — и жаворонок упал на землю. Жанчив и Зориг подбежали к подбитой птице. Распластав крылья, жаворонок вздрагивал всем тельцем.
— А ты, оказывается, меткий стрелок, — похвалил приятеля Зориг.
— Это что! Я без промаха попадаю в голову суслика, — хвастливо сказал Жанчив.
Зориг с завистью посмотрел на рогатку Жанчива и спросил:
— У тебя есть еще рогатка?
— Есть, да получше этой.
— Подари мне.
— А ты что мне дашь за это?
— Ты хочешь продать, что ли? — удивился Зориг.
— А как же, — не смущаясь, ответил Жанчив.
— А что ты за нее хочешь?
— Давай карандаш, только целый.
— Целого у меня нет. Половинку хочешь? — предложил Зориг, доставая из-за пазухи огрызок карандаша.
— Нет, за половинку я не отдам! — Жанчив забрал у Зорига рогатку, которую тот уже держал в руках. — Только смотри о рогатке ни слова, а то отберет учитель.
Зориг кивнул. Но все-таки ему очень хотелось иметь рогатку. Он нашел Тугэлдэра и, дружески обняв его, попросил:
— Тугэлдэр, дай мне карандаш. Я хочу обменять его на одну интересную штуку.
— На какую? — с интересом спросил Тугэлдэр.
— Очень интересную. Я потом тебе покажу. Пожалуйста, дай мне карандаш!
Тугэлдэр вынул из-за пазухи карандаш и отдал его Зоригу.
Зориг побежал искать Жанчива.
…За окном то и дело пролетали жаворонки. Некоторые прыгали по только что выпавшему снегу и, казалось, с любопытством рассматривали его.
Зоригу не терпелось пострелять из рогатки, и он украдкой поглядывал в окно.
— Зориг! — раздался строгий голос учителя. — Покажи-ка свою домашнюю работу!
Зориг нехотя встал и принялся перелистывать тетрадь. Домашнюю работу он не сделал: весь вечер был занят своей рогаткой.
— Ну, что ж ты стоишь? Покажи домашнюю работу, — повторил учитель.
Зориг молчал.
Ребята с удивлением уставились на него. Зориг не знал, куда деваться от стыда.
X
— Где ты взял рогатку? — строго глядя на Зорига, спросил учитель Жигмид.
Зориг молчал, не поднимая глаз.
— Долго ты будешь молчать? Отвечай: кто тебе дал рогатку? Или ты сам ее смастерил?
— Мне дал ее Жанчив.
— Ты у него выпросил?
— Нет, не выпросил. Я ее выменял.
— Выменял? На что?
— На карандаш.
— Вот как! Ну, а теперь что ты думаешь делать?
— Не знаю, — ответил Зориг, шмыгая носом.
— Не знаешь? А окно кто разбил? А ты знаешь, что, разбив окно, ты нарушил школьную дисциплину и нанес ущерб государственному имуществу? — повысив голос, сказал учитель.
Подавленный, Зориг молчал.
— Что ж ты молчишь? Учти, это даром тебе не пройдет. За разбитое стекло заставим платить родителей, а тебя исключим из школы. Понял?
Из глаз Зорига полились слезы, он стал отчаянно всхлипывать. Что же теперь будет? Что он скажет матери? Когда она провожала его, глаза ее были полны слез. Она брызгала ему вслед молоко, молилась, хотела, чтобы он учился, стал образованным человеком. Бедная мама, ей и во сне не снилось, что ее сына могут исключить из школы. Неужели прав был отчим, когда говорил: «Боюсь, как бы ты сам потом не пожалел». Наверное, так оно и будет. Перед Зоригом встало злое лицо отчима, его морщинистый лоб, жидкие брови, узкие мутно-зеленые глазки. Он уже ощущал на себе враждебный взгляд отчима, каким тот всегда смотрел на него.
Шарав погладил Зорига по голове и ласково спросил:
— Ну, как дела, сынок? Как учишься? Ты плачешь? Что-нибудь случилось? Учитель наказал?
Глотая слезы, Зориг все рассказал отчиму и заплакал еще сильнее.
Шарав с трудом скрывал свою радость. Он и не думал, что предвидение ламы начнет так скоро сбываться. Да, лама Молом человек мудрый. Он правильно посоветовал: нужно внимательно следить за тем, что происходит в школе, умело использовать каждую возможность. Вот первый случай и подвернулся.
— Ну, разве я не говорил тебе? — сочувственно вздохнул Шарав. — Учиться в школе — дело нелегкое. Теперь ты понял? И надо ж было случиться такой беде! Платить за разбитое стекло? А денег где взять? Денег-то у нас нет. Значит, тебя исключат из школы. Что ж, ничего не поделаешь.
Зориг только всхлипывал и вытирал слезы рукавом старой овчинной шубки, из которой уже давно вырос.
— Да, невеселые у нас дела, — гладя мальчика по голове, говорил Шарав. — И мать что-то последнее время совсем расхворалась. Я сейчас как раз собираюсь к врачу, надо с ним посоветоваться. Так что же мы с тобой будем делать? Знаешь, есть такая пословица: «Лучше сломать кости, чем опозорить себя». Зачем ждать, чтобы тебя исключили, зачем позорить себя? Лучше самому уйти из школы. И дома будет спокойнее, поможешь матери, а про эту самую школу и про все свои огорчения скоро забудешь. Захочешь куда съездить — пожалуйста, всегда для тебя есть конь. Я тебе закажу новое седло и уздечку с серебряным набором. А хочешь, дам тебе своего серого иноходца? Езди, пожалуйста! Правда, лучше самому уйти из школы. А то выгонят тебя — как мы с твоей бедной матерью людям на глаза покажемся? А если вернешься сам, мы всякому скажем: виноват учитель, зачем он несправедливо ругал нашего сына? Мальчик не выдержал и вернулся домой. И правильно поступил. Молодец!.. Ты слушайся меня, сынок, — заключил Шарав и поцеловал Зорига в лоб своими потрескавшимися, шершавыми губами.
Напуганному, растерявшемуся Зоригу стало казаться, что отчим прав. А весть о болезни матери усилила его тревогу. Глазами, полными слез, он смотрел в сторону своего кочевья. Все вокруг было окутано снежной мглой, и Зоригу вдруг почудилось скорбное лицо матери, пристально смотревшее на него сквозь эту мглу.
XI
Когда Зориг вошел в общежитие, Тугэлдэр лежал, уткнувшись лицом в подушку, и плакал.
— Что с тобой? Побили ребята? — участливо спросил Зориг.
— Жанчив избил, — шмыгая носом, ответил Тугэлдэр.
— За что?
— За то, что я сказал учителю…
— О чем?
— О том, что Жанчив все время стреляет из рогатки, — ответил Тугэлдэр и, вытирая слезы, добавил: — Я очень соскучился по дому, а отец все не приезжает.
— А может, нам самим уйти домой? — шепотом предложил Зориг.
— Когда?
— Да хоть сегодня. Я тоже скучаю по маме. Говорят, она заболела.
— Куда же мы пойдем в такую темень! Страшно!
— А кого бояться? Пойдем той же дорогой, которой сюда приехали, — решительно сказал Зориг.
Не привыкший жить вдали от родителей, избалованный их вниманием, Тугэлдэр решил немедленно отправиться в путь. Правда, у него мелькнула мысль отпроситься у учителя. Но он тут же передумал. «Пойдем так», — решил мальчик.
Ночь была темная, на небе мерцали редкие звезды. Дул холодный порывистый ветер. Тугэлдэр сильно замерз. Опустив уши мерлушковой шапки, он догнал Зорига, шедшего впереди.
— Ты не замерз? Я весь продрог. Кажется, опять снег пойдет.
— Мне пока не холодно. Говорят, если идти быстро, то не замерзнешь. Ты шагай побыстрее, — сказал Зориг и, взяв Тугэлдэра за руку, потащил за собой.
Дорогу стало заметать снегом. Сбившись с пути, мальчики с трудом продвигались вперед, то и дело натыкаясь на камни и бугры. Вскоре они вошли в ущелье. Теперь уже не было видно ни одной звездочки — снег летел непрерывно.
— Куда же мы теперь пойдем? — испуганно спросил Тугэлдэр, озираясь по сторонам.
— Пойдем по ущелью.