и уплыла обратно к Гинуре.
«Я буду стеречь детей земли».
«Спасибо, великая».
Думаи пошла через рощу на север. Несколько белых листьев уже опали, уступив место крошечным розовым побегам. Еще несколько недель до Ухода Зимы, и наступит весна. Она, волоча ноги, пробиралась в глубину леса по протоптанной охотниками и грибниками тропке. Дорогу к ее двору обозначили чуть различимыми метками.
Густо разросшиеся пихты, каштаны и медвежьи сосны скрывали под собой иную жизнь. Толстый ковер зеленого мха глушил любые звуки, кроме прорывавшегося изредка зова печальника. Думаи его не слышала. В ее ушах кипел грохот сражений, голова лопалась от множества голосов. Сапоги были как железные, из носу текло, все тело била дрожь.
Мать ждала ее под старым буком. Она изменилась за месяцы, прожитые в лесу, но одевалась по-прежнему – в многослойную, удобную и теплую серую одежду; и волосы, чтобы не падали на глаза, скрепляла матерчатой повязкой.
– Думаи! – Она резко выдохнула. – Ты ранена?
– Нет.
– Что гинурцы?
– Подходят к северо-восточному лагерю. Дорогу им покажет госпожа Митара.
Думаи сипло дышала обожженной дымом глоткой. Унора завернула ее в плащ и сунула в руки теплую фляжку.
– Мама, столько больных! Столько мертвых…
Унора коснулась ее щеки, стерла пятно золы.
– Знаю, – сказала она. – Знаю, мой воздушный змей.
Думаи вместе с ней вошла в лагерь, заменивший ей королевский двор. Он раскинулся перед устьем пещеры, где прежде укрывалась Тукупа Серебряная. Целитель проверил, нет ли на их руках красноты.
Кое-кто из сейкинцев решился остаться дома, зачернив окна, чтобы скрыть свет очагов, а другие бежали в подземные копи или строили новые убежища. Думаи выбрала для своих подопечных другое спасение: направила их в те места, где долго спали боги. Обычно там находились укрытие, источник чистой воды и молитвенный колокол для связи с другими лагерями.
Вечно скрываться в глуши невозможно. Змеи пока не трогали леса, но беглецов могли учуять созданные ими земные твари. Или людей выгонит на поиски пропитания голод, или красная болезнь пробьет оборону и заставит покинуть тайник. Сгорело столько амбаров, погибло или превратилось в чудовищ столько скота! К лету все обратится в пепел, если только Фонарь Квирики не усмирит хаоса.
Драконы, как видно, ждали его в скором времени. Думаи надеялась, что они не ошиблись.
По всему лагерю дымились костерки под котлами. Унора мимо палаток провела Думаи ко входу в глубокую известняковую пещеру. На ее потолке сочащаяся вода нарастила длинные зубы. Там, где дремала прежде Тукупа, укрылись сотни людей; масляные лампады освещали изнуренные лица. Думаи задержалась справиться о трех бессемейных, спасенных ею на Соляном тракте.
В отведенной для больных и раненых пещерке ее, прихлебывая из фляги, ждал разбойник по имени Ритюка. Один из трех его братьев дремал рядом на циновке, залечивая ожог.
– Королева Думаи, – кивнул Ритюка, – мы добыли проса и ячменя. И немного вина, согреться и развеселить душу.
Думаи кивнула в ответ. До знакомства с этим хрупким, как тростник, человечком она не представляла, как мало власти имел дворец над провинциями. Ритюка еще до змеев жил разбоем, грабил склады и богатые усадьбы. Он, как и Унора, вырос в провинции Афа.
– Рада слышать, – сказала Думаи. – Откуда?
– Пуринаду.
– Поместье клана Купоза.
Унора, говоря с земляком, вспоминала сельский выговор. Она перебирала запас лекарственных трав на мази и отвары.
– Будь осторожен, Ритюка. Ты делаешь важное дело, но смотри не наведи их на этот лес.
– У них и без нас хватает забот, – ухмыльнулся он. – Наконец-то они стали как все.
– Бойся недооценить регента. Во дворце, под защитой богов, ему ничто не грозит, а в общей сумятице нет ничего проще, чем незаметно избавиться от Думаи. Он не упустит случая.
– Мы не допустим, чтобы с нашей королевой случилось дурное.
– Вас никто не заметил? – спросила Думаи, смягчив перчаткой глухой кашель.
– Нет. На поместье, очевидно, уже нападали. Речной хозяин все свои войска созвал в Антуму. – Ритюка шевельнул бровью. – И еще одно, королева Думаи. То осадное орудие, что подарили вам лакустринцы, этот «лежачий арбалет», – мы нашли его у поместья.
– А речной хозяин сказал, что его уничтожили…
– Верно, он разобранный. На мой глаз, починить можно, хотя я не плотник.
– Припрятал для себя, – высоким от злости голосом проскрипела Унора.
– Отказался от могучей защиты, лишь бы меня ослабить, – тихо сказала Думаи. – Сколько жизней спасло бы это оружие?
– Вот тебе его неразбавленное честолюбие!
Думаи постаралась смирить бурю в душе. Сохранять спокойствие, мыслить ясно… с каждым днем это давалось все труднее.
– Мы еще можем использовать его себе на пользу, – сказала она. – Ритюка, сообщи госпоже Митаре и господину Тайорину. Уверена, в их лагерях найдется немало кузнецов и плотников. Если те сумеют собрать арбалет, можно будет настроить таких же и защищать уцелевшие селения. Дерева у нас в достатке.
– Передам немедля, ваше величество, – кивнул Ритюка.
– Я с тобой. У нас кончается мох. – Унора собрала мешочки для трав и вышла следом за разбойником. – Ты, Думаи, отдохни. Я вернусь засветло.
В темной, как пещера, палатке Думаи сняла с шеи камень. Она изучала его не первый месяц, но так и не научилась обращать его силу к себе, зато это умела Фуртия. Большего и не требовалось.
Усталость манила ее лечь и уснуть. Она сняла доспех, отлепила от тела волглую нижнюю одежду и стала осматривать избитое тело. Каждый полет, каждое сражение оставляли свой след. На бедре пузырился ожог, на лице пестрели мелкие ссадины от летящего щебня. А еще этот выворачивающий нутро кашель. Она заматывала лицо мокрой тряпкой, но дым пробивался и под нее.
Зеркала не было, но она и так знала, что похожа на привидение. На расплывающийся рисунок полусухой кистью. И волосы седые от пепла, словно с тех пор, как покинула двор, она состарилась на целый век.
И все равно Думаи чувствовала себя живой, как никогда в Антуме.
Снег не переставал. Она вымылась в ледяном ручейке и вернулась в палатку греться и расчесывать спутанные волосы – после каждого боя приходилось с ними мучиться.
В сумерки она вышла посидеть со своим народом. Какой-то мужчина щедро зачерпнул ей просяной каши, запеченной с зеленью и грибами, и поблагодарил за храбрость. Другой подсунул свою миску, уверяя, что ей силы нужнее.
Пустили по кругу добытое разбойниками вино. Однорукая женщина жарила над огнем каштаны. Думаи, прожевывая вкусные побеги, вслушивалась в тихий разговор – друзья и незнакомцы наравне делились воспоминаниями и потерями. Она слушала треск огня, немилосердный кашель, который принесли с собой едва ли не все выжившие, поскрипывание деревьев… Зима выдалась жестокой, но ей впервые за много дней было спокойно под теплым плащом, среди живых людей.
Рядом смотрела в костер закутанная в шкуру девочка лет двенадцати. Думаи подсела к ней.
– Ию, ты поела? – (Девочка покачала головой.) – Холодно. Нужно есть, еда согреет и даст силы.
– Сильной была сестра. – Она взглянула