А на следующий день Румянцев направляет ордер Потемкину, в котором напоминает ему азбучную истину военного искусства: если он во исполнение своих командирских замыслов перемещает из одного места в другое части, то тотчас же должен давать знать об этом всем командирам «прикосновенных к вам корпусов с приложением маршрутов, на какие места маршировать, и которого дни, где именно они находитца должны будут, дабы всякий знать мог, где их во время надобности без труда сыскивать и к своему иногда подкреплению брать, или же о имении от неприятеля предосторожности им сообщать».
В ответ на это Потемкин пытался объяснить свои перемещения военной необходимостью. Фельдмаршал, в свою очередь, соблюдая вежливый этикет того времени и с удовольствием отмечая отменное его усердие к службе, жестко указывает на односторонность пользы его перемещений. Он видит только необходимость подкрепления Гирсова, занятого уже его войсками, но не учитывает того, что армия предпринимает поиск против Абды-паши совместными силами.
Румянцев все обдумал, все взвесил, силы распределил так, чтобы неприятель не мог нигде оказаться сильнее его и одержать победу. И стоило только Потемкину сдвинуть и переместить какие-то свои части в другое место, как вся четко продуманная операция против Карасу пришла в расстройство. Конечно, Румянцев своевременно это заметил, тем более что и Абды-паша со своей конницей стремительно передвигается по знакомым ему местам. В Карасу он поджидает Черкес-пашу, а потом двинется навстречу Вейсману в Бабадаг. Румянцеву ясно, конечно, что край тот Абды-паша не оставит без своей защиты, а поэтому фельдмаршал должен предпринять против него надлежащие меры.
А главное, все части его армии должны помогать друг другу при достижении общей цели, которую поставил перед ними главнокомандующий. Успех одного должен был немедленно поддержать другой, а в случае неудачи одного другой должен был немедленно спешить на помощь. «По сим обстоятельствам, – писал Румянцев Потемкину, – и считаю я засходственнее и полезнее вашему превосходительству, оставаясь еще на месте вашем настоящем, несколько раз показать неприятелю, против вас стоящему, виды отступления, вводя его чрез то в искушение, переправиться на сию сторону и, сим воспользовавшись, его поражать…»
Румянцев удовлетворил просьбу Потемкина и увеличил число казаков в корпусе. Оставил пехотный Пермский полк в его полном распоряжении, рекомендуя, правда, при этом «употребить» его для усиления поста в Гирсове «или держать оной при Ораше на надобной случай».
«Ваше превосходительство по благоискусству вашему не оставите, – писал Румянцев в заключение, – на основании сих моих предписаний, сделать из оных лучшее на пользу употребление. Об островах близ Гирсова, лежащих между реками Дунаем и Борщом, я ожидаю вскорости вашего уведомления: сухи ли они и во всякое ли время и удобны ли, чтобы на оных поставить войски и иметь посты?»
Наконец Румянцев получил долгожданную весть от генерала Вейсмана, что он перешел Дунай и занял большой Бабадагский мост, в 28 верстах от Тульчи. Потом подошел к Карасу и 27 мая рано утром атаковал двенадцатитысячный корпус под командованием Абдуллы-арнаута, Черкес-Хасан-паши и татарского хана Башмет-Гирея. И одержал над ним полную победу: у них 1100 убитыми, 100 пленными, кроме того, захвачены 16 пушек, весь неприятельский лагерь и обоз. Таковы потери неприятеля, который упорно сопротивлялся, и пришлось вести бой в его укреплениях. Наши потери – 2 офицера и 50 рядовых.
Но не успели смолкнуть пушечная пальба и благодарственные молитвы Всевышнему в честь этой победы, как Румянцеву пришла и дурная весть: попал в плен полковник князь Петр Репнин.
…С небольшим отрядом он перешел на другую сторону Дуная и атаковал неприятельский пост, который оказался гораздо многочисленнее, чем предполагалось. В завязавшейся перестрелке князь Репнин был трижды ранен, но продолжал руководить боем. Турки схватили его в тот момент, когда он последним покидал неприятельский берег, собираясь вернуться вслед за отрядом на свою сторону.
Случай этот привлек внимание Румянцева вовсе не тем, что небольшой отряд потерпел поражение в стычке с многочисленным неприятелем. На войне всякое бывает, и ничего необычного в том не виделось. Прискорбно было то, что солдаты и младшие офицеры даже не попытались освободить попавшего в плен своего предводителя. Вот это – позор для них и для всей армии.
Выяснив все обстоятельства этого прискорбного случая, Румянцев приказал «держать военный суд по всей строгости закона, чтобы впредь подобные и непростительные офицеров отговорки места не имели, ибо всегда во всяком благополучном действии офицеры присвояют себе весь успех и получают воздаяние, то равным образом отвечать они должны за все случившееся ко вреду, не слагая на одних солдат, коим они должны давать собою пример…».
Этот случай еще раз убедил Румянцева, что необходимо соблюдать военные предосторожности и в малых операциях, не говоря уж о таком предприятии, как переход всей армии через Дунай. Нужно все предусмотреть, все рассчитать, все взвесить.
Румянцев побывал на той стороне Дуная, в замке Гирсова, на высоте, где действовал Вейсман. И убедился, что здесь невозможно переходить всей армии. Двадцать шесть сильных гребцов на легкой запорожской лодке едва за четыре часа одолели перевоз через Дунай и его протоки. А когда высадились и Румянцев осмотрел окрестности, то увидел, что дороги к Силистрии очень плохи. К тому же выяснилось, что из-за труднопроходимой местности невозможно установить бесперебойную связь с корпусом Вейсмана, успешно действовавшим за высотами Гирсова.
Тогда Румянцев поднялся вверх по Дунаю и решил переправлять на тот берег всю армию у местечка Гуробалы. Началась подготовка к решительным действиям. Но слишком противоречивы были сведения о неприятеле. И хотя большую награду пообещал фельдмаршал за пленного турка, но все они как сквозь землю провалились – ни одного не смогли достать. Но вскоре после победы Вейсмана под Карасу – целая толпа пленных турок, выбирай кого хочешь… Тридцать тысяч войска в Силистрии при шести пашах, визирь еще стоит в Шумле со своим войском, и все лето там же пробудет. Понятно, Румянцев всегда с осторожностью относился к известиям от пленных, но нельзя было не считаться с этими показаниями, которые свидетельствовали, что неприятель тоже готовится к встрече с ним, а это не сулит ничего приятного. К тому же и Потемкин рапортовал о том, что с верху Дуная к Силистрии подошли двадцать судов и высадили войска. Знал Румянцев и о том, что к месту намеченного перехода войска стягиваются турецкие войска. Так что эти сведения заставляли его соблюдать все меры военной предосторожности как на левом, так и при переправе на правый берег Дуная.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});