месяц до этого Кханделвал послал Хареша на пару дней в Канпур уладить производственный конфликт. Надо было уменьшить один из складов «Праги», большой и нерентабельный, и в связи с этим сократить часть служащих. Руководство действовало строго в соответствии с «Инструкцией по труду», но столкнулось с сопротивлением рабочих, которые устроили забастовку. Зная, что Хареш работал в «КОККе» и был знаком с общей обстановкой в Канпуре, Кханделвал попросил его разобраться на месте. Результатами поездки Хареша он остался доволен. Тот убедил увольняемых сотрудников, что они должны согласиться с решением «Праги», принять солидное выходное пособие и подыскивать себе другую работу. Рабочие «КОККа», доверявшие Харешу и жалевшие, что он с ними больше не работает, помогли ему в этих переговорах, и конфликт был улажен полюбовно.
Таким образом Хареш завоевал доверие директора и решил этим воспользоваться. Как-то утром, пока Кханделвал не добрался до виски в своем клубе, он приехал в Калькутту и положил перед ним лист бумаги со своими расчетами. Кханделвал минуты две изучал сумму затрат, калькуляцию цен, выгодность предложенной схемы и потерю клиентуры в противном случае, а также обоснование повышения разряда рабочих. Посмотрев на Хареша он спросил:
– Вы хотите сказать, что можете удвоить производство?
– Да, – кивнул Хареш. – Я так считаю. По крайней мере, я могу с вашего разрешения попробовать.
Кханделвал написал в верхней части листа: «Согласен. Валяйте» – и отдал его Харешу.
16.9
Хареш никому не сообщил о разговоре с директором, не желая, чтобы это дошло до чехов, и в особенности до Новака. Стараясь обойти его (за что впоследствии поплатился), он сделал неожиданный ход: пошел в профком и обратился к профсоюзным лидерам Прагапура.
– На нашем участке возникла проблема, – сказал он, – и я прошу вас помочь нам решить ее.
Генеральный секретарь профсоюза Милон Басу, деятель продажный, но смышленый, посмотрел на Хареша с подозрением:
– Чего вы хотите?
Хареш объяснил, что ему нужно провести на следующий день собрание своих рабочих в помещении профсоюзного комитета, но он не хочет сообщать об этом Новаку, пока не будет выработано какое-то решение.
Следующий день, суббота, был выходным, и рабочие собрались в профкоме.
– Господа, – обратился к ним Хареш, – я убежден, что мы можем выпускать шестьсот пар обуви ежедневно, станки это позволяют. Я допускаю, что надо будет поставить еще двух человек на особо ответственных участках. Поднимите, пожалуйста, руки те, кто считает, что не справится с этим.
Наклейщик подметок, как профессиональный оратор, сказал с вызовом:
– Рам Лакхан не справится. – И указал на мощного усатого добродушного бихарца, пришивавшего ранты.
Все наиболее трудные операции на конвейере – как и повсюду – выполняли бихарцы. Они же топили печи и следили за порядком по ночам.
– Меня не интересует мнение профессионального оратора, – сказал Милону Басу Хареш. – Рабочий, который только что высказался, всего лишь приклеивает стельки, а на других участках норма выработки для этой операции составляет шестьсот пар в день. Давайте послушаем самого Рама Лакхана. Если он не может выпускать шестьсот пар, пусть так и скажет.
– Какие шестьсот пар, сахиб?! – засмеялся Рам Лакхан. – Даже четыреста выпустить невозможно.
– Есть другие мнения? – спросил Хареш.
– Мощность строчильной машины слишком низкая для этого, – сказал один из рабочих.
– Это я предусмотрел, – сказал Хареш. – Мы поставим на эту операцию дополнительного человека. Кто еще хочет высказаться?
Несколько секунд стояла тишина. Хареш обратился к Раму Лакхану, который возвышался над ним на целый фут:
– А вот если я сам изготовлю четыреста пар, сколько сделаешь ты?
– Вам никогда не сделать четыреста пар, сахиб, – покачал головой Лакхан.
– А если сделаю?
– Ну, в этом случае я сделаю четыреста пятьдесят.
– А если пятьсот?
– Тогда я пятьсот пятьдесят.
Рам Лакхан уже говорил безрассудно, в ответ на вызов Хареша. Окружающие молча слушали их состязание.
– А если я выпущу шестьсот пар?
– Я – шестьсот пятьдесят.
– Решено! – провозгласил Хареш, вскинув руку. – Докажем это на деле!
Он добился своего не уговорами и рассуждениями, а драматической игрой, захватившей всех присутствовавших.
– Итак, мы договорились, – сказал Хареш. – Утром в понедельник я надеваю комбинезон и показываю, как можно работать. Но давайте пока поговорим о четырехстах парах. Я могу обещать вам, что, если мы дойдем до этого уровня, никто из вас не будет уволен. Если мы будем поддерживать такую производительность целую неделю, я постараюсь добиться, чтобы вам всем подняли разряд. А если не добьюсь этого, то уволюсь сам.
Все недоверчиво зашумели. Даже Милон Басу подумал, что это глупость. Но он не знал, что в кармане у Хареша спрятан лист бумаги, на котором директор «Праги» написал: «Согласен. Валяйте».
16.10
В понедельник Хареш надел комбинезон – не тот щегольской, который сочетался с шелковой рубашкой, а обычный, какой все носят, – и велел рабочим для пришивания ранта собрать в кучу заготовки обуви, прежде уже натянутые на колодки. Он рассчитал, что для выполнения дневной нормы в 600 пар надо изготавливать примерно девяносто пар в час и тогда останется еще час в запасе. Конвейер был снабжен корзинами, каждая из которых содержала пять пар туфель. Получалось, что надо обрабатывать восемнадцать корзин в час. Когда Хареш приступил к работе, все столпились вокруг него, включая даже рабочих с других участков. Люди заключали пари по поводу того, справится он или не справится.
Не прошло и часа, как Хареш обработал девяносто пар. Он утер пот со лба и сказал Раму Лакхану:
– Я сделал это. Твоя очередь.
– Сахиб, – возразил Лакхан, – ты работал один час, а я занимаюсь этим час за часом каждый день, каждую неделю и каждый год. Если я буду работать в таком темпе, то быстро загнусь.
– Что я должен сделать, чтобы доказать тебе, что не загнешься? – спросил Хареш.
– Продолжай так работать целый день.
– Хорошо. Но конвейер на весь день мы не будем останавливать, все будут работать с такой же скоростью. Договорились?
Запустили конвейер, и работа началась. Люди качали головами в непривычной обстановке, но в них проснулся интерес, и работали они с максимальной отдачей. За день произвели чуть больше 450 пар. Хареш был без сил, руки его тряслись: ему приходилось крепко держать каждую туфлю, пока игла на высокой скорости прошивала подметку. Но в Англии он видел, как рабочие выполняют эту работу, небрежно поворачивая туфлю одной рукой.
– Итак, Рам Лакхан, – обратился он к рабочему, – мы сделали четыреста пятьдесят пар. Как насчет обещанных пятисот?
– Я обещал сделать пятьсот, – ответил тот, поглаживая усы, – и я не отказываюсь от своего слова.
Через две недели Хареш приставил к Лакхану помощника, который всего лишь подавал