была старая женщина. Суизин и он присутствовали при ее коронации: тоненькая, стройная девочка, моложе Имоджин! Она потом очень располнела. Они с Джолионом видели, как ее венчали с этим немцем, ее супругом; он оказался вполне порядочным, а потом умер, оставив ее с сыном. И Джемс вспоминал, как, бывало, вечерами собирались братья и друзья и как, сидя после обеда за бутылкой вина, они, покачивая головами, беседовали меж собой об этом юнце. И вот теперь он вступил на престол. Говорят, он остепенился – вот этого уж он не знает, не может сказать! Наверное, будет сорить деньгами. Какая масса народу! Кажется, совсем не так давно они с Суизином стояли в толпе перед Вестминстерским аббатством, когда ее короновали, а потом Суизин повез его к Креморну – веселый был этот Суизин; кажется, будто это было почти так же недавно, как юбилейный год, когда они с Роджером сняли сообща балкон на Пиккадилли. Джолион, Суизин, Роджер – все умерли, а ему в августе будет девяносто! И вот теперь Сомс женился на этой француженке. Французы странный народ, но он слышал, что француженки хорошие матери. Времена меняются! Говорят, этот германский император приехал на похороны; а ведь его телеграмма тогда старику Крюгеру была прямо-таки неприличного тона. И он не удивится, если когда-нибудь этот молодчик наделает хлопот. Все меняется! Гм! И придется им самим заботиться о себе, когда он умрет: что еще с ним будет, он не знает! И вот сегодня Эмили пригласила Дарти к завтраку с Уинифрид и Имоджин, чтобы принять всей семьей жену Сомса. Вечно она что-нибудь придумает! А Ирэн, говорят, живет с этим Джолионом. Верно, он теперь на ней женится.
«Брат Джолион, – подумал Джемс, – что бы он сказал на все это?» И полная невозможность представить себе, что сказал бы его старший брат, к мнению которого он всегда так прислушивался, так расстроила Джемса, что он поднялся со своего кресла и медленно, с усилием начал ходить взад и вперед по комнате.
«А какая была красотка! – думал он. – И я так к ней привязался. Может быть, Сомс не подходил ей, не знаю, не могу сказать. У нас никогда не было никаких неприятностей с нашими женами». Женщины изменились, все изменилось! И вот теперь королева умерла – что ты скажешь! Он заметил какое-то движение в толпе и остановился у окна, прижавшись к холодному стеклу, так что кончик носа у него сразу побелел. Они уже выходят с ней из-за угла Гайд-парка, сейчас они пройдут мимо! Почему Эмили не идет сюда наверх посмотреть, вместо того чтобы суетиться с этим завтраком? Ему недоставало ее в эту минуту, недоставало! Сквозь голые сучья платанов ему видно было, как двигалась процессия, как толпа обнажила головы, – наверное, масса народу простудится! Голос позади него сказал:
– Оказывается, тебе здесь отлично все видно, Джемс!
– Наконец-то! – пробормотал Джемс. – Почему ты раньше не пришла? Ты ведь могла все пропустить!
И он замолчал, глядя напряженно и пристально.
– Что это за шум? – вдруг спросил он.
– Никакого нет шума, – сказала Эмили, – ты что думаешь, ведь не может быть никаких приветствий!
– Но я слышу.
– Глупости, Джемс!
Ни малейшего звука не доносилось сквозь двойные рамы. То, что Джемс слышал, это был стон его собственного сердца, в то время как он взирал на то, как уходит его Век.
– Пожалуйста, никогда не говори мне, где меня похоронят, – неожиданно сказал он. – Я не хочу этого знать.
И он отошел от окна. Вот она и ушла, старая королева; у нее было много неприятностей – наверное, она рада, что избавилась от них!
Эмили взяла с туалета головные щетки.
– Тебе нужно причесаться, – сказала она, – пока они не пришли. Ты должен сегодня быть как можно красивее, Джемс!
– Ах! – вздохнул Джемс. – Говорят, она хороша собой!
Встреча Джемса с его новой невесткой состоялась в столовой. Джемс сидел у камина, когда они вошли. Он оперся обеими руками на ручки кресла и медленно поднялся ей навстречу. Слегка согнувшийся, безукоризненный в своем сюртуке, тонкий, как линия у Евклида, он взял руку Аннет в свою руку. Изрезанное морщинами лицо, с которого уже сошел румянец, склонилось над ней, и озабоченные глаза пытливо устремились на нее.
Словно блеском ее цветущей молодости вспыхнули и его глаза и щеки.
– Как поживаете? – сказал он. – Вы, наверное, ходили смотреть на королеву? Хорошо ли вы перенесли переезд морем?
Так приветствовал он ту, от которой ждал внука.
Аннет, глядя на него, такого старого, худого, белого как лунь, безукоризненно одетого, пролепетала что-то по-французски, чего Джемс не понял.
– Да-да, – сказал он. – Я думаю, вы проголодались. Сомс, позвони, пожалуйста. Мы не будем дожидаться этого Дарти.
Но как раз в эту минуту они пожаловали. Дарти не пожелал изменять своим привычкам ради того, чтобы посмотреть на «старушку». Заказав себе с утра коктейль, он любовался этим зрелищем из окна курительной клуба «Айсиум», так что Уинифрид с Имоджин пришлось зайти за ним в клуб из парка. Его карие глаза остановились на Аннет почти с изумленным восхищением. Вторую красавицу подцепил этот Сомс! И что только женщины находят в нем! Конечно, она сыграет с ним такую же штуку, как та; но пока что ему повезло! И Дарти подкрутил усы: за девять месяцев семейного благоденствия на Грин-стрит он почти в полной мере обрел и свою былую полноту и свою самоуверенность. Несмотря на ласковые хлопоты Эмили, спокойную выдержку Уинифрид, дружелюбную приветливость Имоджин, самодовольную развязность Дарти и заботы Джемса о том, чтобы Аннет ела, Сомс чувствовал, что этот завтрак не очень удачный дебют для его жены. Он скоро увез ее.
– Этот мсье Дарти, – сказала Аннет, когда они сели в кеб, – je n’aime pas се type là![33]
– Упаси боже, нет! – сказал Сомс.
– У вас очень милая сестра, и дочка у нее очень хорошенькая. А ваш отец очень старый. Мне кажется, вашей матери должно быть с ним много хлопот, я бы не хотела быть на ее месте.
Сомс кивнул, одобряя проницательность и ясное, твердое суждение своей молодой жены; но оно как-то немножко смущало его. Может быть, у него мелькала мысль: «Когда мне будет восемьдесят, ей будет только пятьдесят пять, и ей тоже будет со мной много хлопот».
– Мы теперь должны побывать еще в одном доме у моих родственников, они вам покажутся чудаками, но с этим уж нужно примириться; а потом мы пообедаем и поедем в театр.
Так он подготовлял ее к знакомству с обитателями дома Тимоти. Но у Тимоти все было совсем по-другому. Они были так рады увидеть дорогого Сомса после такого долгого перерыва; ах вот она какая, Аннет!
– Вы такая красавица, моя милочка; пожалуй, даже