и улыбнулся.
– Им – да. А у тебя билет в плацкарт. Вот и пиздуй отседова. Порядок нарушать нечего, – мотнула головой Наташкина тётка и, пропустив нас, загородила своей тушей дверь.
– Пошли, Кирюха, – давясь смехом, сказала Ирка и потянула Кира за рукав.
– Пока ананасик «у сраку» не засунули, – кивнул тот и, махнув мне рукой, поплелся за Иркой по перрону.
Когда поезд тронулся, тётя Нина принесла нам горячий чай и потом каждые пятнадцать минут заглядывала в купе, проверяя племянницу. Но увидев, что мы просто режемся в карты и хохочем, уходила, пряча на суровом лице улыбку. Перед сном она еще раз зашла нас проверить, увидела, что Наташка залезла на верхнюю полку, заботливо поправила племяшке одеяло и отправилась в свое купе на боковую.
У меня же сна не было ни в одном глазу. Усталое тело неожиданно получило заряд бодрости, и я, воткнув в уши наушники, включил старенький плеер с любимым альбомом «Estatic Fear». Альбом 99 года частенько выручал меня, если я не мог уснуть. И сейчас, слушая ласковые гитарные переборы, изредка перемежающиеся тяжелыми риффами, мирно дремал, смотря в ночную тьму за окном, которую перебивал желтый свет фонарей. Под «Главу Седьмую» я почти что уснул, но все же вздрогнул, когда ощутил, как кто-то лег рядом и прижался ко мне. Приоткрыв глаза, я увидел, что Жаба все так же спит напротив, а ко мне забралась Наташка. Она, свернувшись в клубочек и поджав ноги к груди, размеренно дышала. Я рискнул приобнять её и улыбнулся, когда её рука легла на мою. Затем я закрыл глаза, глубоко вздохнул и моментально отключился. Снился мне концерт, родной дом и мама, сидящая на кухне с книжкой.
Кир с Иркой пришли под утро, и до самого вокзала мы резались в карты. Тётя Нина не стала выгонять моих друзей. Лишь покряхтела немного, принесла еще два стакана с чаем и пачку овсяных печений.
Наташка как-то тихо и незаметно влилась в разговор, словно сто лет знала нас. Она без стеснения подъебывала Кира и Жабу, болтала с Иркой и смеялась шуткам Олега. Но сидела рядом с мной, прижавшись к бедру, словно боясь, что я исчезну куда-то. Внимательные глаза Кира так и сочились ехидцей, но он тактично молчал. Лишь загадочно улыбался, когда мы пересекались взглядом.
У входа в вокзал мы распрощались. Ирка поехала в центр к двоюродной сестре и потом на встречу с Лаки. Олег сел на автобус с Речки и поехал домой. Жаба поехал с ним, чтобы забрать свои диски. Он записывал каждый диск в особую тетрадку с именем и фамилией того, кому дал, и датой, когда это, собственно, случилось. За это Кир с Иркой звали его куркулём, но Жаба не обижался. Кир, сдавив меня в объятьях, запрыгнул в маршрутку на в область. Его мать договорилась с кем-то о подработке, и Кир укатил перестилать кому-то крышу сразу с поезда. А мы с Наташкой сели в один троллейбус и поехали по домам. Я знал, что она выйдет раньше. Грязь, район суровых работяг и местных братков, граничил с Окурком, и через него проходил один маршрут.
Мы сели на «колесо» – сиденье, возвышавшееся над остальными, и одновременно вздохнули. Я жутко устал и сейчас хотел одного – принять душ и увалиться спать. Чего хотела Наташка, я не знал. Но всю дорогу она была молчаливой и даже немного грустной, как мне показалось. Когда я спросил её об этом, она лишь слабо улыбнулась и покачала головой, сделав вид, что все нормально.
За две остановки до своей Наташка встрепенулась, сунула руку в рюкзак и, вытащив листок с ручкой, что-то на нем написала, после чего протянула мне. Я улыбнулся, увидев номер телефона.
– На всякий. Если потеряемся, – тихо сказала она, смотря мне в глаза. Я промолчал и, взяв ручку, накорябал на другой бумажке свой номер.
– На всякий, – хмыкнул я, протягивай бумажку ей. Наташка взяла и спрятала её в глубинах своего рюкзака.
Так пополнилось Братство Окурка. Наташка Лялина вписалась в нашу компашку еще в поезде, сама того не ведая. Да никто и не возражал. Могучая Ирка часто питала к тем, кто был меньше и слабее, материнские чувства, поэтому Наташку приняла сразу. Кир тоже оценил дерзкую «малявку», как он её называл. Жаба, увидев, что Наташка не проявляет интереса к Киру, тоже перестал бычить. Олег и Лаки быстро свыклись с новым лицом, причем Олька как-то раз растащила Наташку на разговор, а мы удивленно смотрели в их уголок, где непрошибаемая Лаки промакивала черным платочком глаза, а Наташка тихо ей что-то говорила.
– Лялька, а чо ты такое Лаки там рассказывала, что она рыдать начала? – начинал допытываться Кир, когда перебирал с бухлом.
– Рассказывала, какой у тебя хуй кривой и дохлый, – огрызалась в ответ Наташка, заставляя всю компашку заходиться в хохоте. – Без слез и не выслушаешь, Солёный.
Жила Наташка вместе с матерью и отчимом. Отец свалил в закат еще до её рождения и изредка объявлялся на праздники. Домой она никого никогда не приглашала. Говорила, что родители слишком строгие и неформальных друзей дочери просто не поймут. Но я заметил, что Наташка всегда тусуется с нами до победного и с радостью остается ночевать, если кто-то предлагает. И сразу мрачнеет, как только предстоит ехать домой. Гораздо позже я узнал истинные причины и взглянул на Наташку по-другому. Эта худенькая девчонка в моральном плане была посильнее Кира и Ирки вместе взятых.
Наташка тоже училась в политехе, и мы часто ездили домой вместе после пар, если Лаки не перехватывала кого-нибудь в центре. Когда моя мама была на дежурствах в котельной, то я приглашал Наташку домой, и мы тусили у меня до самого вечера, пока не подтягивались остальные. Листали «Dark City», смеясь над почтой или переписывали в блокноты названия альбомов, которые получали по пять звезд от редакции, чтобы самолично заценить в музыкальном магазинчике в центре. Гоняли чаи и болтали обо всем на свете, сидя на балконе и смотря на пушистые облака, бегущие по небу.
– Ляль, а ты чего дома избегаешь? – спросил я её как-то. Она вздохнула, поджала по привычке ноги к груди и закусила губу.
– Неважно, Мишка. Забей, – криво улыбнулась она, посмотрев на меня. – У каждого свои тараканы и скелеты в шкафах.
– Ага, – кивнул я. Наташка грустно улыбнулась и тронула пальцем мою руку.
– Не дуй губы, а то в Жабу превратишься, – усмехнулась она. – Может и расскажу как-нибудь. Включи лучше «Dimmu Borgir». У тебя