— Ах вот как? Ну что ж, прошу…
— Дмитрий Григорьевич, Софья нездорова, — ласково произнесла Анна Юрьевна, — позавчерашний бал отнял много сил. Она еще не успела прийти в себя.
— И конечно, мы рады принимать вас у себя в доме, — добавила Мария.
— И я безумно рад находиться в вашем обществе, — согласился Дмитрий. — А что думает мой друг?
— Сударыни, вы, подобно богиням счастья, наполняете мою жизнь этим прекрасным чувством всякий раз, когда я вижу вас, — произнес Ричард.
— Маркиз, вот вы — всегда желанный гость, — сказала Софья, — не правда ли, maman?
— Если маркиз готов мириться с нами…
— О, Анна Юрьевна, вы, право, слишком строги, — возразил Дмитрий.
— Скажите, маркиз Редсворд, — продолжала княгиня, — вы из солидарности приехали виниться перед Софьей?
— Madame, я приехал, чтобы засвидетельствовать вам свое почтение и убедиться, что прекрасной княжне ничто не угрожает.
— То есть почтение для вас — первей всего? — съязвила Анна Юрьевна.
— Madame, я лишь хотел сказать…
— Оставьте, mon ami, я пошутила.
Далее последовал длительный веселый разговор, полный пустых рассуждений о еще более пустых вещах — словом, обычная светская беседа. В ходе этой беседы Мария улучила момент, чтобы покинуть всех. Из гостиной она спустилась в холл и нашла, куда лакей повесил плащ маркиза. Да здравствуют английские плащи! Они всегда обладают внутренним карманом! Именно туда Мария и спрятала свое письмо, после чего вернулась в гостиную.
Уже вернувшись в дом графа Воронцова, Ричард обнаружил в своем плаще письмо. Ни слова не говоря Дмитрию (чтобы не скомпрометировать себя и — если это дама — ее), он перепрятал конверт во внутренний карман сюртука и открыл его лишь в спальне, оставшись один. Он прочитал:
«Lord Richard,
I’m writing to thee in a condition of great tear. My father learned we have met today. He has assumed it an untoward and he decided to send me to Moscow for an undefined time. I don’t know whether we meet again, but it doesn’t matter. My family don’t want to see us together. They are against of any our communication. So I ask thee forget me, and this waltz, and our meeting on the English embankment.
Forget. Forget all thee remember about me.
We’ll never see each other again.
It’s our destiny, it’s our weird.
Bye, bye forever!
Yours Anastasia».[51]
Ричард и не верил своим глазам.
Она отказывается от своей любви.
Еще вчера, на Галерной улице, когда они сидели вдвоем в кофейне, ее глаза смотрели на него с такой нежностью, с такой страстью. Он был уверен, что она любит его.
Этого не может быть!
Нет!
Это решительно невозможно!
Да!
Разумеется!
Она любит его. Она напугана. Ее заставили написать это письмо. А может быть, она боялась, что письмо будет прочитано отцом или княгиней Марьей Алексеевной (маркиз не знал, но был уверен, что старая княгиня приняла самое непосредственное участие в этой истории). Она боится, что его могут осмеять, опозорить.
Но какое это имеет значение?
Что есть позор, когда за ним любовь?
И позор ли это — быть осмеянным толпой самодовольных снобов из высшего света?
Нет, нет, определенно нет.
Она любит его! Она написала в конце «Ваша Анастасия». «Ваша»! Она ждет его. И он приедет к ней. Он поедет за ней хоть в Сибирь (маркиз плохо представлял себе, что такое Сибирь, но знал, что это где-то на краю света и что там очень холодно), если это потребуется.
Настоящая любовь не знает преград. И она не знает забвения.
Быть может, кто-нибудь из нас, взирающих свысока на чувства двадцатилетнего юноши, сочтет его наивным мальчишкой.
Но кто из нас не был молод, хоть однажды? И счастлив тот, кто был дважды.
Так простим же Ричарду его оригинальные мысли, его пылкие чувства и его буйное сердце. Ведь он был молод, он был влюблен. А тот, кто смеется над влюбленным человеком, — глупец, ведь он забыл, что значит счастье.
Глава 12
Тайна герцога Глостера
Я знаю, что это тайна, поскольку об этом шепчутся повсюду.
Уильям Конгрев
Граф Александр Христофорович был большим охотником до дамских опочивален и слыл самым сластолюбивым человеком при дворе. Фрейлины, горничные, актрисы и, разумеется, блудницы пользовались большим его вниманием. Так продолжалось более двенадцати лет, и все знали о шалостях Александра Христофоровича, которому в ту пору было уже пятьдесят четыре года.
По Зимнему дворцу, словно мартовский ветер, разлетались слухи о новых его увлечениях, и придворные с упоением обсуждали склонность графа к разврату.
Впрочем, кто безгрешен? Всякому необходимо отдохновение. Кто-то ищет его в вине, кто-то играет в карты, а кто-то, подобно Александру Христофоровичу, волочится за фрейлинами.
Хмурое воскресное утро граф встретил в покоях Варвары Аркадьевны Нелидовой, фрейлины ее императорского величества. Варвара Аркадьевна еще спала, и Александр Христофорович бесшумно выскользнул из постели, встал перед зеркалом и принялся одеваться. Граф застегнул мундир, повязал на шее орден Святого Георгия, оправил канительную бахрому эполет, небрежно поиграл наконечником аксельбанта, пригладил усы и самодовольно посмотрел в зеркало.
Граф был лысоват, но это не смогло обезобразить красивое его лицо с благородными чертами и проницательными голубыми глазами. Александр Христофорович взглянул на отражение своей любовницы: она была обворожительна. Довольная улыбка скользнула по лицу графа. Он направился к выходу.
Он уже подошел к двери, когда Варвара Аркадьевна, проснувшись, его окликнула:
— Quittez-vous moi déjа?[52]
— Oui, ma chère. Je dois aller.[53]
— Так скоро?
— Государственные дела не терпят отлагательств, — сказал граф и покинул спальню.
Ровно в десять Александр Христофорович был в кабинете государя.
— Александр Христофорович, точны как часы! — воскликнул император.
— Точность — одно из главных качеств на моей должности, — ответил граф.
— Похвально, Александр Христофорович, похвально. Жаль, что не все так точны, как вы. Никак не могу заставить министров являться вовремя на заседания. И все прикрываются делами государственной важности. Я теперь избрал новую тактику. Прихожу на заседание и жду всех, кто опаздывает, но не более десяти минут. Хотя, справедливости ради, никто не позволяет себе задерживать меня больше.
— Вы слишком мягки к ним, ваше величество.
— Разве? — удивился император. — А меня, напротив, все ругают за чрезмерную строгость. Но впрочем, не важно. Как чувствует себя Варвара Аркадьевна?
— Благодарю, ваше величество, весьма сносно, — невозмутимо произнес граф.
— Вы догадываетесь, зачем я пригласил вас сегодня к себе, Александр Христофорович?
— Отнюдь, ваше величество.
— А тот факт, что я осведомлен о ваших любовных похождениях, вас не удивляет?
— Государь должен ведать обо всем, что творится в его государстве, — по-прежнему невозмутимо отозвался граф.
— И все же я нахожу недопустимым, что сплетни о начальнике Третьего отделения моей собственной канцелярии и командующем главной моей квартирой расползлись по всему дворцу.
— Сплетни — это неотъемлемая часть придворной жизни, — заметил граф.
— Александр Христофорович, но такие сплетни! Волочитесь за придворными юбками безо всякого стеснения и даже не пытаетесь скрывать свои связи.
— Моя задача — раскрывать, а не скрывать.
— Александр Христофорович! — укоризненно воскликнул император. — Вы, право, заигрались. Помимо того что ваши бесконечные увлечения фрейлинами портят их репутацию, вы сами рискуете.
— Я не помню, чтобы мои связи кому-нибудь из них повредили. А что до меня, то я никогда не стремился к безупречной репутации.
— Но риск для вас не только в репутации распутника. В наше время слыть распутником почетно. Однако есть множество заболеваний, которые вы можете заполучить, если не будете более разборчивы. А ваше здоровье — это вопрос государственной важности. Поэтому впредь потрудитесь более тщательно находить себе любовниц.
— Ваше распоряжение будет исполнено.
— Александр Христофорович, это не распоряжение, а дружеский совет. Пусть хоть все фрейлины моей супруги будут обласканы вами, я хочу, чтобы вы делали это менее открыто и более осторожно.
— Слушаю, ваше величество.
— И вот еще что, Александр Христофорович, — добавил Николай, слегка понизив голос, — ваши визиты к Варваре Аркадьевне оставьте.
— Уже забыл о ее существовании, — невозмутимо ответил граф.
Внутренне он слегка сконфузился. Император уже больше года как оставил свое внимание к фрейлине Нелидовой. И все же не следовало забываться.