виноват, а судьбы и жизни невиновных его никогда не волновали.
В подвале «наших», уже занятых девятиэтажных домов сидят вторую неделю местные жители, «востоковцы» их подкармливают и лечат. Слева-справа и вглубь, по фронту, — там еще противник. И у него в подвалах тоже сидят гражданские люди. Вот только противник не стесняется отправлять их за едой — знает, что наши по своим стрелять не будут. Наши терпят, скрипя зубами, пропускают — ничего с этим не поделать. Отправляясь на позиции минометчиков, я еще не знал, что столкнусь с самой грязной и неприятной изнанкой междоусобного конфликта. Такое даже специально придумать сложно.
В РИТМЕ ТРОПИКОВ
Над позицией минометчиков вместо флага болтается на ветке акации рыжий кот. Вокруг грохочет практически без остановки — такое впечатление, что в округе под каждым кустом артиллерийский ствол. Кот недовольно орет при каждом выстреле, но не уходит, внимательно наблюдает за минометчиками. И тут на моих глазах к батарее начинает стягиваться брошенное зверье. У них уже выработался инстинкт: появились солдаты, значит, будут кормить. А я думаю о том, что так редко люди берут в скитания и мытарства домашних любимцев. В любом районе боевых действий они бродят толпами, но стараются не уходить далеко от своих пустых домов. И зверей жальче всего, потому что они ничего не понимают в происходящем и уж точно ни в чем не виноваты.
Зато у военных все четко. Крепкий, практически богатырских статей, командир батареи по имени Юрий зычно командует:
— Надеть всем броню! Быстро! В ритме тропиков!
День солнечный, но ледяной ветер тянет по земле снежную крупку.
Наводчик Дима каску игнорирует: мол, неудобно лазать к прицелу. Он объясняет мне, зачем нужна броня минометчикам:
— Старенькие они у нас в ДНР, может боеприпас сработать нештатно. Ну и ответка может прилететь, когда начнем по целям работать.
К работе все готово, ждем команды от двух раций, шипящих фоном.
Юра подходит ко мне и протягивает кружку крепчайшего и горячего кофе. Вглядывается мне в лицо и говорит:
— Здорово, Дима! — и сдвигает с лица балаклаву.
Мы виделись с Юрой один раз, в апреле 2014 года. Украина тогда только объявила «антитеррористическую операцию» на Донбассе, и к восставшему Мариуполю выдвинулась 72-я механизированная бригада ВСУ.
Я, как сейчас, помню этот нежный и теплый весенний вечер, колонну машин с георгиевскими ленточками. Аккуратные палатки военного полевого лагеря. «Восставший народ» приехал поговорить со своими «защитниками» о мире и войне. Юрий спрашивает меня:
— А ты помнишь их командира, Гришко Андрея Ивановича? Который с нами говорил? Помнишь, как он нам обещал «не стрелять в народ», «я присягу СССР давал», «у меня брат в Ейске служит»?
Я хорошо помню этот разговор, вот как вчера был. Помню, каким убедительным был этот украинский командир, какой у него был честный взгляд и теплое рукопожатие. Юрий смачно ругается:
— …Потом они 9 мая нас в Мариуполь убивать приехали, мы у них, правда, одну БМП отжали, так эта сволочь Гришко еще звонил нашим и просил, чтобы мы БМП эту сожгли, типа боевые потери, а то ему в карьере может повредить.
— Ну как, сделал Гришко карьеру?
— Сделал, он потом целым сектором «антитеррористической операции» командовал, ну и вообще тут летом 14-го года отличился, чудом ушел, а мы его искали! Потому что такую подлость прощать нельзя…
СТРЕЛЬБА ПО ЦИФРАМ
Батарея стоит на восхитительных черноземах, земля — как пух. Каждый выстрел вбивает минометную плиту сантиметров на 30 вглубь, ее потом невозможно достать руками — выдергивают грузовиком, зацепив трос за ручки для переноски. Рация оживает и выстреливает череду цифр. Все приходит в движение. Минометы бьют, невидимый корректировщик вносит поправки. Расчет одного из минометов оглушительно орет: «Аборт!» Это значит, мина не вышла, осталась в стволе, и только через определенное время его можно попробовать разрядить.
Мы ждем новые координаты и возвращаемся к разговору. Меня вдруг прошибает мысль:
— Подожди, ты же мариупольский?
Юрий кивает, в глазах — боль, он знает, о чем буду спрашивать, и упреждает мой вопрос:
— Я не по городу стреляю, а по цифрам… Брат мне на днях написал: «Иди на *** русский корабль! Ты в мою школу попал!»
— А ты?
— А я ему написал, что он в школе учился, да только ничему там не выучился.
— Жалко город?
— Деды и отцы его строили, а мы разваливаем. Но там не люди засели, это скот, и нам его по-другому оттуда не выкурить. У меня эмоций больше никаких нет, закончились за восемь лет. Я только хочу все это быстрее закончить, и чтобы люди уцелели, и то, что сломаем, да хрен с ним, починим. Лишь бы эту мерзость на ноль умножить и поставить на них жирный крест.
Батарея молчит, и в морозном воздухе слышно позвякивание половника о кастрюлю, и на эти звуки из всех кустов начинают лезть коты. Это пришла медсестра Елена. Последний раз на работу она ходила недели три назад, пятнадцать километров пешком. А потом началась спецоперация. Все жители поселка разбежались, осталось десять человек. Елена кормит зверье, его в десять раз больше, чем людей. Ополченцы привезли ей мешок крупы, медсестра варит кашу и верит, что уже через несколько дней хозяева брошенных животных начнут возвращаться и разбирать их по домам. Если люди и дома, конечно, уцелели…
ОДНИМ КОНЦОМ В МИР
Возвращаемся с фронта домой в расположение через поселок Кали-новка. Возле армейского грузовика с кузовом-бронекапсулой десяток местных бабушек. «Восток» и добрые люди — гуманитарщики из Донецка — привезли им еду и кое-какую одежду. С удивлением узнаю, что в Калиновке только по одной улице еще живет двести человек. Люди уже выбрали подобие поселковой администрации, она и составила списки оставшихся и выживших. Беседую сразу с двумя пенсионерками, и выясняется, что эти бабушки — крановщицы с «Азовстали»! Говорят мне, что могут, если нужно, и сейчас за кран сесть. Спрашиваю: часто ли Калиновку обстреливают? Алла Михайловна всплескивает руками:
— Так только что, перед вашим приездом! Один снаряд прилетел, сильно, очень сильно, аж землей все закидало!
По улицам бродят мужчина и женщина в униформе с надписью «Медична допомога». Врачи из Мариуполя, а живут под городом, война их тоже отрезала от больницы. Лекарств у них нет, ищут какую-то свою пропавшую родственницу. Здесь много пропало людей. Ну, как пропало? Лежат мертвые под развалинами, а разбирать их пока некому, руки до Калиновки не дошли. Село в одну улицу одним концом упирается в войну, а другим — в мир. Мир этот выглядит неказисто. Улица