заканчивается взорванным мостом через Кальмиус. ВСУ взорвали, «на прощание». По бетонной приступочке, по самому краю взорванной бетонной конструкции, на наш берег перебираются две женщины и мужчина. Впереди бежит неказистая собачонка. Женщина, бледная как мел, принимает меня за ополченца и спрашивает:
— Вы не знаете, машина, которая трупы собирает, уже приходила? Я смотрю на нее непонимающе. Женщина объясняет:
— Я ходила в комендатуру в Сартану (соседний большой поселок. — Авт.), мне надо мать убитую забрать, обещали прислать машину, а когда — не сказали. Вот, жду. Придет?
20 марта 2022 года
ЧТО СТАЛО С ИСТЕРЗАННЫМ НАЦИОНАЛИСТАМИ МАРИУПОЛЕМ
ОБЕРЕГИ «СЕМЬЯ» И «ДЕТИ»
Чтобы попасть на освобожденные окраины Мариуполя, мне пришлось сделать почти стокилометровый крюк по только что освобожденным территориям. Сейчас эти места, исполненные печали, безлюдные, полузаброшенные. Жизнь теплится лишь возле небольших тыловых гарнизонов и блокпостов. Иногда эти блокпосты нарядные, украшенные флагами. Но солдаты, несущие на них службу, жадно выспрашивают у нас новости, объясняя свое любопытство просто:
— Братва, поймите, ни света у нас, ни воды, ни связи, ни Интернета.
Впрочем, связь встречается кое-где, пятнами. В этих пятнах связи, как грачи на весенней пашне, кучкуются местные, побросав велосипеды, прильнув к телефонам.
Места, где отступала украинская армия, узнать немудрено — «захистники» взорвали все мосты, оставив о себе «добрую» память на долгие годы. На помощь, как всегда, пришла российская армия. У Павлополя появился понтонный мост, второй по счету. Первый, судя по искореженным конструкциям, накрыли артиллерией пару недель назад.
Через мост, навстречу нам, ползут машины с белыми тряпками на ручках дверей, с плакатиками на лобовых стеклах «Дети». Или появился новый вариант этих оберегов — «СЕМЬЯ». Половина машин просто искорежена, крыши сплющены, выбитые стекла кое-как заклеены полиэтиленовой пленкой и ее обрывки-лохмотья трепещут на ветру.
Спускаемся в распадок между живописными холмами, на дне маленькой долины стоит грузовик с буквами Z на бортах. Все лобовое стекло в дырках от пуль, но крови на сиденьях нет. Мой товарищ, воюющий с 19 лет, объясняет, что это был пулемет и пулеметчик, из-за перепада высот неправильно установил прицел и взял слишком высоко. Товарищ прав — впереди, на гребне холма, брошенные украинские позиции. «Воины света» не стали воевать в поле, в бетонных бункерах, под защитой «зубьев дракона», прячась занадолбы из свай, которые частой гребенкой расходятся к горизонту. «Воины света» предпочли отступить в город и укрыться за спинами мирных.
НАВСТРЕЧУ ИСХОДУ
Самое страшное в местах с неустоявшейся линией фронта — блуждать почти наугад, рискуя за каждым поворотом или горушкой выскочить на вражеский ПТУР или пулемет. Прикинуться местными не выйдет — вся наша машина в буквах Z, и дело до проверки документов даже не дойдет. Поэтому мы, как проклятые, останавливаемся и спрашиваем, спрашиваем дорогу. Трасса Донецк — Мариуполь, практически автострада с широченным газоном-разделителем, должна, как нам кажется, и привести нас к выезду из города. Останавливаемся у танков, притаившихся в кюветах, их стволы направлены в сторону города. Сам Мариуполь в столбах дыма. Молодой танкист с новеньким гвардейским значком на груди объясняет нам дорогу. По его словам, до стелы на въезде нам доезжать не стоит — там расстреливают и конного, и пешего, причем с обеих сторон.
— Вы дальше кафе не едьте, там наш последний блокпост. Там спросите, как в город попасть.
Доезжаем до кафе. Скорее это гостиничный комплекс. Шикарный, с православным храмом на территории. Но весь мотель размотан артиллерией, никакого блокпоста тут нет в помине, и только собака, сошедшая с ума от обстрелов, вдруг начинает кидаться на нас с невиданной злобой. Мне лично становится очень зябко, мы разворачиваем нашу дряхлую машину практически на месте и быстро уезжаем. Правильно, кстати, делаем. Вовремя.
Делаем еще одну попытку заехать в город по параллельному шоссе.
Мы едем навстречу ИСХОДУ. Да, это исход людей из мегаполиса после страшного, апокалиптического бедствия. Обочины завалены одеждой из брошенных распотрошенных чемоданов. Валяются порванные покрышки. Иногда, редко, встречаются «осохшие» машины без горючего. На перекрестке боец из российской военной полиции подсказывает нам, что основная точка сбора беженцев — в поселке Володарское, возле администрации.
МЫ ЗДЕСЬ ВЛАСТЬ
Первое, что вижу, — черная, непроходимая толпа и уходящая за горизонт цепочка белых КамАЗов МЧС. Люди стоят плотно, нерушимо. Начинаешь вглядываться и различать отдельные детали — детей с игрушками, домашних собак. Бабушка в грязных пушистых пижамных штанах, старики в инвалидных колясках. Двери администрации закрыты — власти сбежали. Есть устойчивый слух, что вот-вот будут вывозить в Ростов черед Донецк. Те, у кого там родня, могут выйти по пути. Здесь никого не нужно просить об интервью, люди сами подходят и начинают рассказывать:
— Связи нет, с родней растерялись, не знаем, кто остался в городе, кто выехал. Дочка с Левобережья, из хрущевок, — не знаю, уцелели ли они? Внучка в Харькове, тоже ничего не известно.
Я нахожу единственный выход для этих людей:
— Говорите, как вас зовут, вечером все будет на сайте «Комсомольской правды»!
Женщина перестает плакать:
— Я Ткаченко Галина Тимофеевна, воспитатель интерната для слабослышащих.
Перевожу камеру на ее соседку:
— Лычкова Галина Анатольевна. Мужа ищу, Лычкова Александра Сергеевича, жду его в Курске…
К нам тут же подходят два немолодых азербайджанца. У одного голень посечена осколками и перевязана шарфом. Мы успокаиваем их, говорим, что с Россией безвизовый режим, их пропустят через границу, есть консульство Азербайджана, не бросит соотечественников. Один из азербайджанцев с надеждой спрашивает:
— А обратно, обратно нас пустят? Я хочу сразу же вернуться, как все закончится!
Тут мы не можем ничего сказать определенного.
К нам подходит Евгений с годовалым Егоркой на руках. В городе остались раненые родители жены, в 17-й больнице лежат, ранены в ноги.
— У дочки пуля попала под колено, осталась пока в ноге, не смогли достать. Егорка, вот, в подвале заболел. Воды не было, куча трупов на улицах. Ваши помогали, отдавали сухпайки свои, потом привозили воду.
Еще одна женщина рассказывает, что отдала ключи от своей квартиры ополченцам:
— Они там жили, там, правда, стекол не было, в подвале теплее было. Ребята-ополченцы нас охраняли, чтобы в подвал никто гранату не забросил. Нас там 250 человек было, все четыре подъезда. А что фашики? А они к нашему дому приедут, постреляют и быстро уедут, и так целую неделю!
Я не отследил момент, когда нас окончательно приняли за представителей властей. Три мужика в форме, с белыми повязками и автоматами. Кто, если не мы?
Меня дергает за рукав девушка. Чумазая. В расцарапанных