— Думаешь, я тебе поверю?
Ее терпение лопнуло.
— Мне глубоко наплевать, поверишь ты мне или нет. Ты поставил клеймо мне на грудь, едва меня увидев, — она мгновенно пожалела об упоминании этой части своего тела: глаза Лайона тут же скользнули к ее декольте. Набравшись мужества, она продолжила: — Если я не стала домохозяйкой, это еще не значит, что у меня нет принципов, мистер Рэтлиф.
— Ладно, допустим, между тобой и этим Лесом ничего нет. Ты посвятила его во все интимные детали нашей прогулки к реке? Угостила его историей о том, как проникла к нам в дом и через пару часов все готовы были есть у тебя с рук?
— Нет!
Так вот что его так взбесило. Ему было все равно, что за отношения у них с Лесом, единственное, что его волновало, не делают ли из него дурака.
— Нет, — повторила она мягче, качая головой, и опустила глаза на сцепленные на коленях руки.
Лайон закусил губу. Что в ней привело его в такую ярость? Почему его волновало, с кем она говорила по телефону и что именно сказала? И все же — у него все сжалось внутри, когда он услышал, как она желает «сладких снов» другому мужчине, ведь в его собственных снах ее образ теперь властвовал безраздельно. Она выглядела грустной, раздавленной. Возможно, это всего лишь актерская игра. Он не понимал, чего хочет — задушить ее или поцеловать. Ее губы обещали сладкое освобождение от той горечи, которую он испытывал ежедневно и ежеминутно. Ее грудь таила в себе конец его одиночеству. Все ее тело несло внутри энергию, которая может вернуть к жизни то, что многие годы было в нем мертво. Он удовлетворял свои сексуальные аппетиты с немалым количеством симпатичных женщин, но каждая из этих интерлюдий заканчивалась чувством пустоты и запачканности. Ему хотелось не просто физической связи, дающей только сиюминутное удовлетворение, а такой близости с женщиной, которая потребует всей его внутренней сути. Лайон снова посмотрел на нее и удивился, заметив слезинку, катившуюся вниз по щеке. Она тоже подняла на него глаза. Нет, они были сухими. Эта капля не была слезой, это был дождь.
— Лучше нам вернуться домой, — резко бросил он. — Начинается дождь.
Это сообщение было лишним: еще до того, как он успел завести джип, с небес на них обрушилась стихия. Дождь хлынул сплошной пеленой.
— Держись, — крикнул Лайон и развернул автомобиль в противоположном от дома направлении.
Он быстро вел машину, их сильно бросало на неровной дороге. Ветер сорвал с него шляпу, и она улетела куда-то в мокрую мглу. Энди изо всех сил держалась за поручень, порывы ветра разметали ее волосы, крупные капли били по лицу и рукам. Он направлялся к каким-то скалам, издалека выглядевшим как сплошная стена без намека на укрытие. Когда они подъехали ближе, она наконец разгадала его намерение. Лайон нажал на тормоз, и джип сбавил скорость. На малом ходу они въехали в небольшую пещеру. Там было мрачно, но не страшно. Да и мрачность была вызвана бурей, из-за которой снаружи стало темно. Лайон заглушил мотор, и они погрузились в гнетущую тишину, нарушаемую лишь барабанной дробью ливня у входа в пещеру да звуком падающих с джипа на каменистый пол капель.
— Ты в порядке? — спросил он наконец.
От холода она дрожала с головы до ног, одежда пропиталась ледяной водой и теперь неприятно липла к телу. Еще она дрожала от беспокойства. И от предвкушения.
— Да.
Зубы стучали. Отзываясь на низкую температуру и мокрый топ, соски напряглись и стали заметны через ткань. Лайон увидел и тут же отвел глаза. Он нервно перевел взгляд со стен пещеры на потолок, потом на пол, железные перекладины джипа, задние сиденья, а потом вернулся к ее лицу — оно было бледным и напряженным. Он наблюдал, как дождевая капля катится по ее виску, по скуле, вниз по щеке, и останавливается на подбородке, готовая упасть. Лайон как бы со стороны наблюдал, как его большой палец тянется к ней, чтобы осторожно смахнуть каплю вниз.
Энди была совершенно сбита с толку. Он снова отвернулся и уставился на каменную стену. Кулаком мужчина легонько постукивал по бедру — единственное свидетельство внутреннего смятения, которое он себе позволил. Лайон выглядел как человек, пытающийся держать себя под контролем, но почва выскальзывала у него из-под ног. Одним быстрым движением он развернулся, нагнулся к пассажирскому сиденью и сжал ее лицо сильными огрубевшими руками.
Наклонив ее голову немного назад, он провел большим пальцем по нижней губе.
— Пожалуйста, не окажись лгуньей. Не окажись ей.
Его рот был горячим, настойчивым, под натиском губы Энди раскрылись, впуская внутрь язык. Он утонул глубоко в теплой расщелине ее рта. Притяжение между ними росло, из груди Лайона вырвался стон. Она обхватило руками его лицо, встречая поцелуй с неосторожным пылом. Манерность и вежливость были забыты. Это был поцелуй, вызванный необходимостью, ведомый страстью, внезапный, неоспоримый, несдержанный. Волна желания поглотила их обоих и унесла куда-то, где не было места мыслям, где бушевал древний огонь. Они утоляли жажду, которая до сих пор мучила их обоих. Его язык скользил по ее небу, зубам, он сравнивал поверхности, пробовал ее и наслаждался вкусом. Из-за дождя ее кожа стала влажной, запах духов смешался с запахом тела. Он оставил ее губы и приник к ямочке на шее, чтобы вдохнуть, уловить аромат. Его руки обхватили ее запястья.
— Тебе холодно?
— Нет, — выдохнула Энди, — нет.
Одной рукой она нежно потягивала его мочку, а другая скользила вверх и вниз по его спине, как будто запоминая контуры каждого мускула.
— Энди, у тебя ничего нет с Лесом Трэпером?
— Только работа и дружба. У меня никого нет. Не было с тех пор, как погиб Роберт.
Лайон поднял голову и внимательно посмотрел на нее, пытаясь разглядеть обман, скрытый в золотых озерах ее глаз.
— Мне хочется тебе верить.
— Верь. Это правда.
— Почему ты хочешь взять интервью у моего отца?
Его вопрос искренне озадачил ее, и удивление явственно отразилось на лице:
— По причинам, которые я тебе уже называла. Считаешь, у меня есть скрытые мотивы?
— Нет. Думаю, нет, — медленно отозвался он. — Многие люди годами пытались вторгнуться в его жизнь. Он не хотел, чтобы мир, созданный им для собственной семьи, был разрушен. Возможно, если бы он согласился дать интервью раньше, то не стал бы предметом такого количества спекуляций. Причины его отшельничества — личные. До твоего появления он был намерен унести все свои тайны в могилу, не ответив ни на один вопрос, чтобы удовлетворить людское любопытство. С одной стороны, я рад, что он не выдворил тебя на улицу, — он улыбнулся и наклонился, чтобы поцеловать ее в ключицу. Потом его взгляд помрачнел и невидяще остановился на ее сережке. — А с другой, я боюсь за него.