Она задрожала. Сегодня ее так уже целовали. Это был первый поцелуй, который возымел на нее подобное действие. Она была целиком поглощена Лайоном, его губами, его вкусом, запахом, прикосновениями, его телом, прижимающимся к ней. Они с Робертом были страстной парой… вначале, но…
— Энди, детка, ты еще здесь?
— Д-да.
— Ну так расскажи мне обо всем, куколка.
— Генерал очень добр. Я чувствую себя с ним как с собственным дедушкой. Он сказал, я могу спрашивать о чем угодно, кроме отдельных боев. Его…
— Воу, воу, погоди. Что это было про отдельные бои?
— Он сказал, он не станет отвечать на вопросы относительно определенных битв, только о войне в целом.
— Это становится любопытным.
— Почему?
— Ты когда-нибудь слыхала о военном, особенно о генерале, который не хотел бы рассказывать истории о войне? Думаешь, старому скряге есть что скрывать?
Она ощутила укол раздражения: Лес не просто заподозрил генерала во лжи, но походя его обозвал.
— Нет, — сказала она резко. — Я так не думаю. Я перебрала сегодня кучу газетных вырезок, датированных самым разным временем, вплоть до его отставки. Там не было ни одного намека на какой-либо скандал.
— Все-таки стоит об этом поразмыслить.
Она вовсе не собиралась об этом думать. Если в прошлом генерала Рэтлифа не все гладко, то она ничего не желает об этом знать.
— Сегодня я осмотрела дом — очень красивый, надо сказать, — и выбрала несколько мест для съемок. Мы проведем интервью в комнатах, которые удобны для генерала. Еще я хотела бы сделать несколько сюжетов на натуре. Будь добр, скажи Джилу взять какой-нибудь фильтр, чтобы мы могли приглушить шум воды.
— Воды? Какой еще, к черту, воды?
— В реке.
— В реке. Ладно. Что еще? Я сделаю список.
Она продиктовала ему весь список необходимой техники и оснащения, которое может понадобиться съемочной группе.
— Думаю, это все, — подытожила она, пройдясь по всем заметкам у себя в блокноте.
— Не совсем, — ответил Лес.
— Что еще?
— Ты могла бы рассказать мне, почему у тебя голос как у старшеклассницы, которая накануне веселого уик-энда обнаружила, что у нее закончились противозачаточные таблетки.
— Лес, — простонала она. Наверное, ей никогда не привыкнуть к его вульгарным шуточкам. — Все в порядке. Здесь ужасная жара…
— Во Флориде тоже было жарко, когда ты делала интервью с кубинскими беженцами. Тогда, помнится, ты не могла скрыть восторга. Слушай, что там у тебя происходит?
Последнее, в чем она нуждалась, был Лесов нос, который вырастал длиной в милю, когда дело касалось любых нестыковок и тайн. Только его вмешательства в их неоднозначные отношения с Лайоном ей и не хватало. Однако босса всегда можно было отвлечь толикой лести.
— А тебе не приходило в голову, что я скучаю по дому и по тебе?
— Ну да, как собака скучает по блохам.
— Да нет же…
— Вернемся к этому позже. Меня больше волнует отказ генерала говорить на тему конкретных боев.
— Лес, прошу тебя. Это ерунда. Вероятнее всего, он просто не хочет воскрешать в памяти войну в деталях, вот и все.
— Как насчет сына? Может, он что-нибудь расскажет?
— Нет, — резко ответила она.
— Ого, похоже, я угодил в больное место. Что этот сын вообще собой представляет?
— Он… Да ничего он не представляет. То есть я хочу сказать, он неглупый бизнесмен-фермер, у которого нет никакого интереса к военным делам. Он сам мне так сказал.
— Но у него есть интерес к своему старику. А если старику есть что скрывать, то сын об этом знает. Как думаешь, сможешь это из него вытянуть?
— Нет, Лес. Я не стала бы пытаться, даже если бы было что-то, чего — я уверена — нет.
— Да ладно, Энди. Прекрати изображать из себя святую простоту. Ты прекрасно знаешь, что у всех есть секреты. Поработай над сыном. Боже святый, да если бы ты использовала десятую часть своей техники на мне, я зажурчал бы, как ручей весной.
— Нет у меня никакой техники.
— У тебя она есть, черт побери, в глубине души ты это прекрасно знаешь. — Он дал ей время переварить его слова. — В любом случае будь потеплее с сыночком, ради меня. Договорились? Вполне возможно, что ты права и никаких секретов тут нет, но ведь никогда не помешает завести новых друзей, м? Пообещай, что ты опробуешь на нем парочку своих приемов… Лайон, да? Хорошо?
— Ладно, ладно… Я посмотрю, что могу сделать.
У нее было достаточно причин держаться как можно дальше от Лайона Рэтлифа, так что она просто говорила Лесу то, что он хотел услышать.
— Мне пора идти, Лес.
— Детка, ты спасла меня от чудовищного похмелья. Как я могу тебя отблагодарить?
— Придумай что-нибудь, — сухо ответила она.
— Уже придумал, но ты на это никогда не согласишься. Ты ведь знаешь, что я люблю тебя, правда?
Должно быть, сегодня Лес был действительно в подавленном настроении и искал поддержки.
— Я знаю, что ты меня любишь, Лес. Я тоже тебя люблю.
— Тогда спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
— Сладких снов.
— И тебе сладких снов.
Она повесила трубку, чувствуя себя так, будто ее только что пропустили через мясорубку. Сначала Лайон, а теперь и Лес. Бесспорно, Лайон был гораздо хуже. К постоянной смене настроений у Леса она уже привыкла: к его нытью, и к пошлостям, и к чрезмерному возбуждению, которое выматывало любого, кто его не разделял.
Остановившись, только чтобы выключить свет, Энди зашла в комнату и направилась прямиком в постель. Она упала на кровать и натянула на глаза маску для сна. Ей не верилось, что все это случилось с ней за один день. Был ли ее трюк с проникновением на ранчо безответственным и импульсивным? Поведи она себя иначе, обратись она к Лайону как профессионал, отнесся бы он к ней по-другому? Наверное, нет. Ведь она испробовала этот способ вчера. Он сделал все выводы на ее счет задолго до этого. Совершенно очевидно, что он переносит прегрешения своей жены на всех женщин. Она оказалась ветреной и эгоистичной, бросила его ради других обетованных земель. Разумеется, он не попытался ее вернуть. Это неудивительно. Мужчина вроде Лайона не станет преследовать женщину, которая его бросила. Его супруга не смогла удовольствоваться ролью хранительницы домашнего очага, и он решил, что любая особа женского пола, сделавшая карьеру, так же холодна и бессердечна, как она.
— Это необязательно так, мистер Рэтлиф, — сообщила она густой темноте комнаты.
Некоторые решения принимаются за нас без нашего участия. Перед Андреа Малоун никогда не стояло вопроса о выборе какой-либо иной карьеры, за исключением журналистики, потому что этого очень хотел ее отец. Не имея ни братьев, ни сестер, она оказалась той единственной, которая должна была унаследовать его имя на том же поприще. Она вышла замуж за Роберта, и когда отец умер, испытала нечто похожее на облегчение, потому что могла наконец расслабиться и посвятить себя семье и дому. Когда она открыла свои планы Роберту, тот страшно удивился и развеселился.