первая ложкой которой отправится в рот, когда над головой развернется волшебное звездное покрывало…
* * *
Скотные Ямы лежали в туманных низинах к востоку от Буллерейла. Отходя от восточного тракта, к Ямам вела одноколейная каменистая тропа, что вполне подходила для повозок с высокими крепкими колесами, чьи обода были окованы железом. Дощатые борта скрывали содержимое, но не могли скрыть запаха разложения, поэтому перевозящие павший скот и отходы повозки отправлялись из города только с приходом ночной темноты, оставляя за собой незримый длинный шлейф вони. Покидая Буллерейл, держась обочины, освещаемые шестами с масляными фонарями, они добирались до идущей вниз пологой тропы и тут же тонули во влажном густом тумане, что, казалось, был здесь всегда.
Я был в Ямах лишь однажды. Около трех лет назад. Дело было ясным днем, но стоило мне углубиться в больное редколесье, где невольно чудилось, что из-за каждого дерева с черной отслаивающейся лохмами корой за тобой кто-то наблюдает, меня окутал густой холодный туман. Я хорошо запомнил то место и посему сделал все, чтобы ускорить обычно размеренный свой палаческий путь, а кое-где даже срезал узкими лесными тропами. Благодаря этому мы оказались на каменистой тропе задолго до заката, но даже это не спасло нас от потянувшихся навстречу языков удивительно холодного лесного тумана, что пугливо стелился над высокой травой. А я надеялся, что в эти еще теплые сухие деньки тумана здесь не будет…
Поежившаяся сильга Анутта невольно придержала лошадь и, приподнявшись в седле, попыталась что-то разглядеть в серо-черном мареве. Белесый туман облизывал лошадиные копыта, словно пробуя их на вкус, заодно пытаясь дотянуться до стремян. И дернувшаяся нога Анутты на миг поджалась, пугливо уходя от тянущихся к ней дымных языков. Девушка сердито зашипела, упрямо выпрямилась и, бросив на меня быстрый взгляд, отвернулась, преувеличено внимательно разглядывая удивительно ровные ряды умерших деревьев.
— Деревья были посажены? — ее голос едва заметно дрогнул.
— Еще есть время передумать — спокойно произнес я, проигнорировав ее вопрос — Так мы избежим несущего болезнь тумана и вони разложения.
— Почему я вдруг должна передумать? — на этот раз ей удалось сохранить голос ровным, но я не обманулся.
— Это место мало кому придется по душе — ответил я, милосердно отворачиваясь и опуская взгляд на выпирающие из земли толстые змеящиеся корни — Здесь скользко, мрачно и туманно…
— Туман пугает меня — призналась Анутта и, испустив долгий выдох, уже куда спокойней спросила — А чего боишься ты, палач Рург? Ты ведь тоже не хочешь спускаться туда… в туман.
— Уж точно не тумана — улыбнулся я — И я не боюсь. Просто… не хочу встречаться с Нимродом Вороном. Совсем не хочу.
— Почему?
— У него большая обида на меня. Справедливая обида — вздохнул я и, по лицу сильги поняв, что она все равно не отступит от своего решения, принялся затягивать потуже горловую пряжку плаща — Я пытался искупить свою вину, но у меня не получилось. Последний раз я был здесь три года назад и ушел ни с чем, стряхивая с одежды куски брошенных в меня чьих-то гнилых кишок. Год назад я намеревался попробовать еще раз. Но… проехал мимо, так и не решившись последовать этой тропе. И, честно говоря, узнав, что ты хочешь спуститься сюда, в Скотные Ямы Нимрода, понял, что от судьбы не убежать…
— Ты веришь в судьбу?
— Иногда — усмехнулся я — Выбирай же, сильга Анутта. Мы спускаемся к Ямам? Или же возвращаемся к тракту?
— Выбирать? Порой ты слушаешь невнимательно, палач Рург. Ведь я уже говорила — сильги лишены такой роскоши, как право выбора. Если есть даже зыбкое подозрение, что тот убийца торговец был одержим кхтуном… то мой путь лежит в Скотные Ямы.
— Но подозрений пока нет — возразил я, втягивая носом воздух и убеждаясь, что даже спустя годы здешние ароматы остались прежними. Влажный воздух напитан запахом гниющих трав, мокрой коры и едва заметной вонью гниющей плоти — Ты знаешь эти историю с моих слов.
— Не думаю, что ты солгал хотя бы в слове.
— Я не лгал. Но в свою очередь я услышал эту историю от других. А те от третьих… Истина искажена. И поверь, я как палач могу тебя уверить — мне часто приходится обрывать жизни обычных мирных людей, что выпили лишнего и сотворили страшное… кто знает — быть может торговца обуяла похоть, а может он решил, что его обокрали… Знаю я и того, кто убил товарища, решив, что тот специально привязал его лошадь под яблоней.
— Ох… она объелась паданцами?
— Подмела все подчистую вместе с гнилью — кивнул я — И умерла в мучениях. А владелец взялся за нож…
— Понимаю твои доводы, палач Рург. Но тебе не удалось скрыть свое любопытство. Признайся — ведь тебе интересно?
Помедлив, я кивнул и широко улыбнулся:
— Кхтуны? Одержимость? Я был бы лжецом, скажи, что меня не гложет любопытство. Мне любопытно настолько, что я готов выдержать еще одну встречу с Нимродом. Но…
— Еще одно «но», палач Рург?
— Нимрод ненавидит меня — вздохнул я — И ему действительно есть в чем меня обвинить. Если ты явишься одна и попросишь — он не откажет в помощи. Но если ты в компании со мной, его обидчиком…
— Обидчиком?
— Давняя история, что случилась чуть больше трех лет назад. Боюсь, что Нимрод Стальной Клюв не станет помогать той, кто путешествует с палачом.
— Так он не любит тебя или всех палачей?
— Кто любит палачей?
— Это не ответ.
— Нимрод Клюв не любит всех палачей. А меня он ненавидит.
— Сколько прозвищ и ни одно не могу назвать лестным. За что его так?
— Внешность — коротко ответил я и с очередным вздохом добавил — У него много обидных прозвищ. Люди любят клеймить даже невиновных ни в чем, кроме своей горестной участи.
— Какие глубокие слова для убийцы… хм…
Чуть подумав, сильга решительно кивнула, убрала волосы под капюшон и ткнула лошадь пятками:
— Я все же рискну.
— Что ж — усмехнулся я — Я предупреждал…
Осторожно продвигаясь, мы углубились в мрачное редколесье и начали спускаться по узкой каменистой тропе, что то и дело сворачивала, оббегая вздымающиеся из земли поросшие травой валуны, от которых вверх тянулись почти заросшие уже глубокие борозды. Видя, что сильга то и дело вздрагивает, когда к ее ногам словно живые тянутся плети тумана, я медленно и спокойно заговорил так, как палаческая жизнь научила меня разговаривать с теми из приговоренных, кто хотел достойно встретить