Врач внимательно осмотрел раненого и обнаружил у него перелом берцовой кости левой ноги. Хотя этот перелом несравненно менее опасен, менее болезнен и легче заживает, чем перелом бедренной кости, он все же требует абсолютного покоя. Андре мог подняться с постели не раньше, чем через сорок долгих дней.
Бреван примирился с этой неизбежностью, без единого стона перенес вправление костей и попрощался с хирургом, который решительно отказался брать плату и пообещал вскоре навестить больного.
Фрике, поняв, что выздоровление Андре — это теперь только вопрос времени, а следовательно, и терпения, немедля приступил к розыскам Барбантона, отсутствие которого тревожило юношу все больше и больше.
Что произошло? Несчастный! Неужели неожиданное вторжение в их жизнь этой женщины толкнуло его на самоубийство?
Но нет, Барбантон не из таких! Он наверняка ушел, прихватив свой багаж: ведь сак тоже исчез из его каюты вместе с замечательным зеленым футляром! Может, он хотел во что бы то ни стало избавиться от общества жены, навязанного ему эпидемией желтой лихорадки? Или намеревался отомстить за те мучения, которые она ему причиняла, и заставить поволноваться за него… вернее сказать, за судьбу лотерейного выигрыша? Такое весьма вероятно!
Но куда он мог пойти?
Фрике расспрашивал всех встречных, но Барбантона никто не видел. Да и не стал бы он скрываться в зараженном городе, он-то знал, что такое желтая лихорадка!
Юноша понимал, что должна быть какая-то связь между исчезновением с яхты двух чернокожих и отсутствием старого жандарма.
Кто же такие эти два негра?
В Дакаре Андре нанял двух лаптотов-сенегальцев, сносно говоривших по-французски и знавших большинство диалектов гвинейского побережья.
Вот один из них сегодня и сбежал. Его спутником стал бывший раб, который освободился, добравшись до французских владений.
Что общего между пропажей медальона у путешественницы и бегством этих негров? Или драгоценность просто потерялась?
Мадам Барбантон ничего не знала, ничего не помнила, она проспала всю ночь мертвым сном, что было вполне естественно после такой тяжелой дороги и стольких переживаний.
Нет, не случайно медальон исчез именно сегодня! Фрике не забыл жадный взгляд, который бросил на безделушку один из негров, когда женщина показывала ее троим белым под манговым деревом вблизи Фритауна.
Виктор стал расспрашивать второго лаптота, оставшегося на яхте, развязав ему язык изрядной порцией алугу[83].
Негр охотно рассказывал и о своем товарище, и о жизни его племени, что было для Фрике небезынтересно.
— Мы звали его Сунгуйя, а родом он из страны куранкосов.
Фрике взял карту региона, нашел к югу от мандингов[84] эту страну куранкосов и на 10°25′ западной долготы по Гринвичу и 9°30′ южной широты отыскал слово «Сунгуйя». Вероятно, это и есть то место, где родился негр.
Здесь берег свое начало река Рокелле. Сначала она течет на юго-запад, потом — приблизительно пятьсот километров — на запад и наконец становится рекой Сьерра-Леоне.
Там же, в районе Сунгуйя, начинается Нигер[85], называемый в тех местах Джиолиба.
— Сунгуйя, — объяснял лаптот на своем варварском французском языке, — был в своем селении вождем.
Несмотря на то, что эти мелкие царьки вели себя совершенно самостоятельно, они все же признавали верховную власть некоего великого вождя, хотя она и была чисто номинальной. Его выбирали на собрании старейшин всех селений.
Недавно верховный властитель умер, и Сунгуйя решил стать его наследником.
Может, он и преуспел бы в своих намерениях, но вмешался один бессовестный и решительный конкурент.
Нисколько не заботясь о законной процедуре выборов, он набрал себе шайку удальцов, щедрой рукой раздавая им страусовые перья и угощая алугу, и занял место верховного вождя, следуя известному афоризму: «Сила выше закона!»
Затем он, как и подобает политику, сделал следующее заявление, отличавшееся предельной ясностью:
«Тот, кто будет за меня, получит перья, амулеты и выпивку.
Тот, кто будет недоволен, станет рабом.
Тот, кто будет сопротивляться, лишится головы».
Сунгуйя, на свое несчастье, не умел держать язык за зубами.
Однажды, перебрав ячменного пива, он осмелился критиковать нового монарха. Преступление тем более непростительное, что совершено оно было в присутствии многих свидетелей. Его основательно поколотили солдатскими палками и незамедлительно продали в рабство.
— М-да, — заметил Фрике, — до чего же опасно говорить о политике на гвинейском побережье! Но продолжай, мой достойный собеседник, твой рассказ интересует меня все больше!
— Как только Сунгуйя получил свободу, он сразу захотел убрать с трона своего врага.
Но как бороться с человеком, который владеет могущественнейшим амулетом?! И все-таки Сунгуйя не унывал и с упорством дикаря искал фетиш[86], который принес бы ему победу. К тому времени, когда его случайно нанял месье Андре, он успел собрать обширную коллекцию всяческих амулетов.
Вместе с экспедицией Сунгуйя попал в лес и видел, как мадам Барбантон была чудесным образом вырвана из объятий гориллы.
Вне всяких сомнений, белая женщина обладала каким-то редчайшим амулетом!
— Эх, черт! Об остальном я догадываюсь! — воскликнул Фрике. — Сунгуйя увидел, как белая женщина достала из-под одежды медальон и показала нам заветный лотерейный билет. Претендент на престол, наверное, решил, что это та самая вещь, которая победила гориллу, и в его мозгу созрела мысль похитить сей несравненный фетиш. Я угадал? Да? Что ж, твой дружок — будущий монарх куранкосов — сработал отлично, но все же это не объясняет исчезновения Барбантона! Где он? Что с ним?
— Капитан и Сунгуйя вместе уплыли на пироге!
С того самого момента, как оба негра были наняты в Дакаре, они присвоили бывшему жандарму это звание.
Человек с такими великолепными усами и такого высокого роста, да еще в одежде, украшенной красной лентой, мог, по их понятиям, зваться только капитаном!
Поскольку Барбантон возражал против этого, они начали именовать его полковником, хотя между собой называли по-прежнему.
— Ты уверен?
— Мой уверен… мой видел капитана с сундуком и с большой саблей. Сунгуйя тоже был в пироге.
— Раз ты его видел, этого достаточно! — И Фрике поспешил к Андре, чтобы посоветоваться.
Бреван, услышав о Сунгуйе, пришел к тем же выводам, что и Фрике.
По их мнению, медальон похитил Сунгуйя. Завладев фетишем во время сна путешественницы, он стал думать только об одном — как поскорее вернуться на родину и захватить там власть.