— Только осторожнее, не трясите навес, сидите на нем смирно, это полотнище — наше единственное спасение!.. Ложитесь как можно ближе к краю и не шевелитесь! Ну, пошли, пошли! Все наверх!
Негры не заставили себя упрашивать и с пепельно-серыми от страха лицами ловко взобрались по столбикам.
— Вам повезло, вы сидите в первых ложах! Не замерзли? Может, дать зонтики?
Весельчак-парижанин, не унывающий даже в минуту опасности, продолжал вести огонь, сдерживая натиск крокодилов и одновременно подавая забавные команды.
— Теперь ваш черед, — сказал он двум бретонцам, которые спокойно, как в тире, стреляли по чудовищам, стараясь не только хорошо сделать свое дело, но и сэкономить боеприпасы.
Они перекинули карабины через плечо и быстро полезли наверх, бросая на Фрике взгляды, полные удивления и восхищения.
Этот молодой человек командовал как заправский морской волк, который сначала обеспечивал безопасность экипажа и лишь потом вспоминал о себе. Он казался им героем.
— Все устроились?
— Все! — ответил кочегар.
Тогда Фрике решился наконец оставить свое место, подобно капитану тонущего корабля, который сходит с него последним.
И как раз вовремя!
Чудовища уже взбирались на палубу и вскоре заполнили всю шлюпку; их морды казались удивленными от того, что судно было пустым. Ведь здесь только что пахло свежим мясом!
В иных обстоятельствах это вторжение могло бы позабавить шестерых пассажиров, но сейчас опасность слишком велика.
Впрочем, Фрике, который наблюдал за рептилиями, улегшись животом на тент и свесив вниз голову, веселился от всей души, подобно какому-нибудь постороннему зрителю; природный оптимизм позволял ему сохранять юмор даже в самых тяжелых обстоятельствах.
В шлюпку набилось с десяток крокодилов. Они разевали пасти, били хвостами, скребли чешуйчатыми лапами металлические перегородки и кусали все что ни попадя.
Один сунул морду в бочку с дегтем и весь вымазался. Другой набросился на куски каменного угля и начал их грызть, но вскоре в ярости отшвырнул в сторону, третий стал старательно жевать гамак, четвертый полез в машинное отделение, забрался в еще горячую топку и задохнулся в ней. Самый же крупный неподвижно лежал на палубе, окруженный своими отвратительными собратьями.
Фрике и его спутники, измученные долгой борьбой, изнемогали от жары. Теперь, когда над головами не было тента, жгучие лучи солнца доставляли поистине неимоверные страдания.
Люди лежали на белом полотнище, лежали без капли воды, ежеминутно ожидая солнечного удара и не имея возможности даже переменить положение — из опасения прорвать ткань!
К счастью, навес был новый и потому крепкий, но вот выдержат ли веревки, которыми он привязан?
— Ах, ну когда же прилив?! — шептал про себя посерьезневший Фрике. — Да и что он даст? Как нам очистить бедную шлюпку от этих чудовищ? Ведь суденышко так переполнено, что может потонуть под их тяжестью! А стрелять нельзя: наши пули превратят посудину в дуршлаг! Где же выход? Черт побери, какая жара! У топок и то было прохладнее… Э, приятель, помирать не время!
Один из бретонцев потерял сознание, другой тоже находился на грани обморока. Из белых только Фрике переносил жару, как саламандра[91].
Поручив первого из больных негру, парижанин начал энергично растирать второго.
— Делай как я, дружок, и три этого морского пехотинца изо всех сил. Не бойся содрать с него кожу, смелее… Смелее, я сказал! Ну, наконец-то! Я уж думал, это никогда не кончится!
Слова Фрике были вызваны сразу двумя причинами: во-первых, матрос-бретонец начал приходить в себя, а во-вторых, послышалось далекое журчание воды.
Журчание это, поначалу еле слышное, постепенно усиливалось, к нему уже примешивался характерный звук прибоя; ил, который все еще кишел крокодилами, стал покрываться тонким слоем воды, и вокруг шлюпки заплескались волны.
Это было спасение! Однако надо выждать еще несколько томительных минут — последних перед освобождением.
Фрике опустил в реку конец своего длинного шерстяного пояса. Ткань пропиталась теплой тинистой жидкостью. Не важно, что вода грязная, — она вполне годилась для того, чтобы смочить больным головы. Матросы благодарно заулыбались юному эскулапу…[92]
Вода поднималась все выше, течение уносило трупы крокодилов, и полчища осаждающих рассеивались.
Шлюпка начала вздрагивать и покачиваться. Наконец она оказалась на плаву и под действием прилива стала медленно поворачиваться на якорной цепи.
Крокодилы, оставшиеся на борту, почувствовали колебание палубы и беспорядочно заметались по ней, охваченные неясным беспокойством.
Это уже не те грозные страшилища, что обратили в бегство экипаж. Теперь они со страхом озирались по сторонам, подобно любым животным, попавшим в ловушку.
Как выразился Фрике, «им очень хочется сойти на берег». Крокодилы, хотя они и амфибии, плохие пловцы.
Но как же быть? Надо поднимать якорь, а делать это, имея по соседству зубастых гадин, опасно. Те, что в воде, вреда уже не принесут: высокие борта шлюпки для них недосягаемы. Но вот те, что на палубе!..
Положение казалось безвыходным — к великой досаде парижанина, который пустился во вполне справедливые рассуждения: если бы они оказались на нашем месте, а мы — на их, то было бы куда лучше! Мы стреляли бы в них снизу, проделывая дырки в тенте, — ведь это не так опасно, как дырявить корпус судна… Идея! Раз эти твари успокоились и лежат, как мертвые, даже не шевеля лапами, то почему бы не накрыть их всех без малейшей опасности для себя?! Браво! Так и сделаем! Это будет настоящий цирковой трюк!
— Скажите мне, друзья, достаточно ли вы окрепли, чтобы удержаться верхом на раме?
— Вполне! — ответили оба матроса.
— Что касается наших негров, то их и спрашивать не стоит: они способны зацепиться за что угодно! Так вот, возьмите каждый по ножу, сядьте в указанных мною местах на раму и разом перережьте все веревки, которыми крепится навес. Вам ясно?
— Еще бы! Крокодилы будут пойманы, как в сети!
— Прекрасно! Режем по команде, одновременно, чтобы полотно упало на них, как коршун на цыплят. Раз, два… Давайте! Отлично! А теперь, кто любит меня — за мной!
Маневр был произведен весьма ловко: ни одна из рептилий даже не шевельнулась, аллигаторы как бы окаменели, и все их возбуждение куда-то пропало.
Люди ссыпались вниз, подвернули полотно так, чтобы все гадины оказались внутри, схватили веревки и связали вместе крокодильи хвосты, которые почти столь же опасны, как и челюсти.