Негры, уже пришедшие в себя после пережитого страха, начали просить о чести убить крокодилов; сделать это сейчас было легче легкого, потому что крепко связанные животные почти не могли защищаться.
…Кое-кто из негров получил небольшие ушибы, но в общем все обошлось благополучно, и трупы чудищ бесцеремонно выбросили за борт.
Впрочем, одного крокодила — гигантского, чуть ли не восьми метров длиной, — Фрике все-таки решил сохранить. Раненное, с накрепко перевязанными челюстями животное еще продолжало извиваться и смотрело на всех свирепыми глазами.
— А ваша судьба, месье Каквастам, уже определена. Вы будете хорошенько выпотрошены, набиты паклей и повиснете под потолком моего рабочего кабинета на улице Лепик. Это отучит вас лезть в чужие дела и мешать нашим поискам жандарма!
Так закончилось это происшествие, которое могло иметь совсем другой — поистине ужасный! — конец.
Увы, если бы оно было последним!
Снявшись с якоря, шлюпка поплыла вверх по течению и смогла пройти без остановки почти десять часов, потому что фарватер был свободен.
Фрике подсчитал, что они оставили позади более шестидесяти миль, или сто пятнадцать километров.
Это расстояние равнялось тому, которое лодка преодолела за два первых дня пути.
Мотор теперь работал на древесном топливе, и судно шло на всех парах меж лесистых берегов, вспугивая своим пыхтением тысячи разноцветных птиц.
Впереди не было видно никаких препятствий, и все же на носу шлюпки дежурил матрос, а на корме — сам Фрике.
ГЛАВА 10
Название не всегда определяет предмет. — Зубы толстокожего. — Некрасивое, грубое и жадное. — Отец кровопускания, или Сам себе хирург. — Изобретатель средства, любимого врачами из комедий Мольера. — Относительная неуязвимость. — Что это был за подводный камень, к которому пристала шлюпка. — Крик лошади. — Смерть гиппопотама. — Действие разрывной пули. — Стратегия четвероногих. — Атака. — Надо прорвать живую баррикаду. — Избиение. — На всех парах. — Сначала животные, потом люди. — Черт бы побрал этого жандарма! — Отступить — это не значит бежать.
Нет в мире животного, более непохожего на лошадь, чем бегемот, прозванный древними греками гиппопотамом, то есть «речной лошадью». Это имя совершенно противоречит здравому смыслу.
Прошу вас, попытайтесь, если сможете, отыскать какие-нибудь черты благородного скакуна — стройную шею, или округлый круп, или тонкие, изящные и быстрые ноги — в этой бесформенной туше на четырех лапах, похожих на столбы из неотесанного дерева!
Найдите что-нибудь общее между головой лошади, пусть даже и самой непородистой, и тем обрубком, который представляет из себя голова гиппопотама!
Как бы там ни было, но «речная лошадь» — или гиппопотам, или бегемот, что одно и то же, — является крупным млекопитающим из семейства парнокопытных, подотряд нежвачных, вид свиней. Да-да, вы не ошиблись, именно свиней. Как видите, абсолютно ничего общего с лошадью!
Это огромное четвероногое, приближаясь по размерам к слону, значительно уступает последнему в подвижности и сообразительности.
У него большая голова с маленькими косыми глазками и смешными ушами, череп приплюснутый, мозг крайне невелик по объему.
Кажется, что материал, из которого строилось его тело, как бы оплыл вниз, подобно жидкому тесту, и растекся, образуя морду: квадратную, толстую, раздутую, с двумя дырами — ноздрями и одной поперечной щелью — ртом, точнее говоря — пастью. Она на удивление широко раскрывается, и тогда в ней видны великолепные зубы. Хотя у гиппопотама и нет клыков, подобных слоновьим, однако в пасти взрослой особи насчитывается тридцать шесть исключительно крепких и никогда не желтеющих зубов. Нередко они весят по шесть килограммов и достигают в длину сорока сантиметров. Этот очень красивый материал является предметом экспорта с Берега Слоновой Кости:[93] им широко пользуются дантисты, изготавливающие искусственные зубы.
Несмотря на свой грозный вид, этот увалень вовсе не агрессивен: у него миролюбивый и даже робкий нрав, и до известного момента он добродушен.
Он не нападает на людей, стараясь избегать их, — если, разумеется, те его не беспокоят. Но разъяренный бегемот очень опасен и неудержим…
Это животное весьма полнокровно, несмотря на то, что питается оно исключительно растительной пищей. Подсчитано, что в день ему требуется не менее ста килограммов еды и огромное количество жидкости.
Гиппопотам — мало того что обжора, но еще и лакомка: он не станет есть все подряд. При необходимости этот зверь может довольствоваться травой, кореньями и тростником, пасясь на берегах рек и даже заходя в воду, но с особенной жадностью набрасывается он на рис, ячмень и свое любимое блюдо — сахарный тростник.
Нашествие хотя бы одного гиппопотама на плантацию туземца — это уже форменное разорение. Дело даже не в том, что он многое пожирает: своими ногами-тумбами бегемот вытаптывает и ломает посадки ячменя или сорго[94], бродя туда-сюда по плантации; он обсасывает сахарный тростник и обгрызает верхушки растений, пренебрегая стеблями и больше портя, чем съедая.
У гиппопотама образуется толстый слой подкожного жира, и его мясо напоминает свинину. Сало туземцы тоже находят очень вкусным, но европейцам оно не нравится, хотя, за неимением другого, они и употребляют его для жарения.
Как я уже сказал, гиппопотам очень полнокровен. Древние даже считали, что он делает себе кровопускание против апоплексического удара[95]. Что будто бы он, отыскав где-нибудь острый камень, начинает тереться о него до тех пор, пока не появится кровь, да еще старается делать при этом резкие движения, чтобы струя была обильнее; когда же он хочет остановить ее, то ложится в грязь для заживления раны.
Поэтому считалось, что именно бегемот открыл врачам секрет кровопускания, и какой бы странной ни показалась вам эта мысль, сам великий Гален[96] соглашался с ней.
Мы не видим тут ничего невозможного и в доказательство приведем еще один поразительный факт.
Баклан[97], питающийся исключительно рыбой, избавляется от застрявших в его организме рыбьих костей способом, к которому очень любят прибегать врачи из комедий Мольера[98] и которого не стесняются даже на сцене «Комеди Франсез»[99]. Птица набирает воду в большой мешок, находящийся у нее под клювом, и, пользуясь последним как клизмой, устраивает себе промывание кишечника.