Затем они отработали схему первого эксперимента, с выходом в иное время, кратковременное там пребывание и возврат. Одновременно следовало изучить возможность и степень воздействия «хрононавтов» на материальные объекты этого мира. Причем так, чтобы и результат получить, и не создать необратимых парадоксов.
По словам Чекменева, то есть по задаваемым им вопросам и высказываемым гипотезам, Бубнов сделал вывод, что у того имеется еще какой–то источник информации. Да и странно было бы…
Не тот человек генерал Чекменев. Наверняка нашел по своим каналам, в дебрях академических институтов или среди вольно практикующих физиков, фигуру если и не равновеликую Маштакову по степени таланта и безумия, то близко к ней стоящую.
Ну и тем лучше, не придется, в случае чего, принимать всю ответственность на себя.
Разумеется, последние три дня Максим выхода за пределы базы не имел и ни с кем не контактировал, кроме Чекменева, инженера Генриха, фамилия которого оставалась для него так же неизвестна, как его собственная до определенного времени — Ляхову, и выделенного в помощь техника–оператора. Только ли в помощь или для дополнительного надзора — Бубнов вникать не собирался.
Стиль заведения, знаете ли. Ни одного лишнего бита информации на сторону, за исключением абсолютного необходимого минимума.
На той же самой учебной базе Чекменев проводил последний инструктаж.
— Ну–с, Виктор Вениаминович, изобразите окончательный канал перехода, — холодным командирским голосом сказал генерал. — В рабочем варианте.
Максим и еще шестеро офицеров, отобранных для операции, были снаряжены отнюдь не как научная группа. Куда больше они напоминали отряд спецназа, отправляющийся для десантной выброски в район, откуда скоро возврата не ожидается.
Осенние камуфляжные костюмы, перетянутые ремнями, на которых с трудом помещались пистолетные кобуры, подсумки с патронами и гранатами, ножи, фляжки, за спинами ранцы со скатками плащ–палаток поверх, двое имели вдобавок полевые радиостанции, и все — новейшие штурмовые автоматы.
Одному Бубнову, по непонятной причине, выдали «ППД», зато с тремя круглыми дисками.
Может быть, и правильно. Если вдруг придется стрелять, во что Максим совершенно не верил, диска на дольше хватит. Все же семьдесят два патрона, а не тридцать.
Только инженер Генрих, которому поручено было контролировать процесс «изнутри», был одет в синий рабочий халат, из карманов которого торчали всякие пробники и тестеры. Максим на мгновение ему позавидовал. И тут же прогнал это недостойное чувство.
Совсем немного, и он увидит то, что недавно и представить было невозможно. Куда там поход на Южный полюс или к верховьям Амазонки, о которых маленький Максим мечтал в детстве, начитавшись книжек из тридцатитомной серии «Путешествия, открытия, исследования»!
— Пожалуйста. Сейчас сбоя не будет. Мамой клянусь! — Прожив полжизни на Кавказе, профессор в минуты волнения иногда срывался на принятый там стиль.
Маштаков в последний раз подкрутил верньеры, убедился, что известные стрелки циферблатов пришли в нужное положение, нажал стартовую кнопку.
— Вуаля! — провозгласил он, отчего–то по–французски. Наверное, для пущего эффекта.
Своим генератором профессор сейчас повторил то, что велел сделать в конце XVIII века художник Венецианов, первый русский реалист. Живописуя трудовой процесс, происходящий внутри крестьянского гумна[90], он распорядился спилить его торцовую бревенчатую стену, чтобы не мешала видеть все так, как есть на самом деле, в режиме реального времени, в должной пропорции и перспективе.
Порядочный кусок стены дома исчез и здесь, но возникшая за проемом панорама ничуть не отличалась от той, что была видна за широким окном слегка правее.
Те же ели, то же голубое небо, на которое с запада наплывали сулящие дождь облака. С одним отличием — справа пейзаж отделялся от наблюдателей оконными стеклами, слева же пространство сливалось с интерьером комнаты непосредственно.
— Ну и?.. — скептически наклонил голову Чекменев.
— Можно входить. Это точно здесь.
— Здесь — это где?
— Да здесь, здесь, прямо на вашей даче, но одновременно и там. Пусть ребята войдут, сразу же установят станцию, пока мы их видим, и начинают искать товарищей…
Как только вот эта лампочка загорится, значит, двухсторонняя связь окончательная и постоянная. Как линия метро. Отсюда мы ее закроем, по некоторым причинам, но оттуда в любой момент можно открыть.
— Вот и покажи.
Чекменев отдал приказ своим штурмгвардейцам малоприметным движением бровей, но этого было достаточно.
Один шагнул за границу прохода, отбежал метров на десять, занял позицию для стрельбы с колена. Двое помогли оператору вынести туда аппарат, похожий на дивизионную радиостанцию большой мощности, и другой, поменьше, собственно маяк, пятый показал стволом автомата — «на выход» — Маштакову.
Максим восхитился, насколько четко генерал выстраивает мизансцены.
— Никаких вопросов. Только вот это — уберите. — Профессор отодвинул автомат брезгливым жестом.
Решительно перешел на ту сторону, присел возле своей машины, включил что надо.
Левый вырез в стене исчез. Осталось лишь окно.
Настоящее. Лужайка сквозь него виднелась та же самая, но ни Маштакова, ни бойцов, ни аппаратуры на ней не было.
Инженер Генрих смотрел на круглый зеленоватый экран, где красные синусоиды слабо подрагивали между жирными синими осями абсцисс и ординат. Такой вот цветовой контраст, для пущей наглядности.
— Они уже там. Пока процесс идет нормально.
Второй проем снова возник сам собой, на том же месте. Маштаков, стоя по колено в высокой траве, улыбаясь во весь рот, развел руками, демонстрируя эффект и полную надежность системы управления, после чего неспешным, даже подчеркнуто ленивым шагом вернулся в комнату.
— Я же говорил, господин генерал. Можете и вы прогуляться.
— А что я там увижу? — желчно спросил Чекменев. — Если все так, как задумано, ребята и без меня разберутся. А почему, кстати, проход нельзя держать открытым постоянно? Было бы гораздо удобнее…
Маштаков усмехнулся снисходительно. Как на вопрос трехлетнего ребенка.
— Игорь Викторович, неужели неясно — пока проход открыт, той реальности не существует. Вернее, она существует, но только в радиусе двенадцати с половиной метров вокруг генератора. А дальше нечувствительно сливается с исходной. По принципу кольца Мёбиуса. Куда пойдешь, оттуда и придешь.
Насчет кольца Мёбиуса Чекменев слышал. И даже сам на уроке математики в гимназии склеивал. Но куда при этом девается вторая сторона, не понимал как тогда, так и сейчас.
Но, блюдя достоинство чина и должности, сделал вид, что объяснение его вполне устроило.
— А радио туда тоже не достает? Ведь, по вашим словам, пространство все–таки одно и то же, а радиоволна вроде бы материальна и при этом живым существом не является…
Чекменев угодил в самую точку. Вопрос с проходимостью, точнее, с шириной распространения радиоволн занимал не только теоретиков, но и непосредственно заинтересованных в этом людей. Тарханова и Ляхова — на Ближнем Востоке, генерала — сейчас и здесь.
Маштаков об этом задумывался на своем уровне.
— Насчет материальности или нематериальности радиоволн можно дискутировать долго и безуспешно. Я, например, окончательного ответа не знаю. Волна, частица или то и другое сразу — никто не доказал.
В качестве гипотезы могу заявить, что дело, очевидно, в определенном физическом (или мистическом) сродстве электромагнитного и хроноквантового полей. Видимо, каким–то образом первые гасятся при взаимодействии со вторыми.
Чекменев опять взглянул на Максима.
— А если — наоборот? Радиоволнами можно гасить хроноквантовые?
Бубнову на это ответить было нечего. Разве что популярным в России жестом развести руками. Темна, мол, вода во облацех…
— Ну, коли так — вперед. Обойдемся и без связи. Вот, держите, — Игорь Викторович протянул доктору запечатанный конверт. — Вы, подполковник, осуществляете общее руководство, военное и научное. Надеюсь, наши друзья не могли уйти далеко. На их месте я бы вообще ждал помощи где–то здесь.
— Посмотрим. Поищем следы, а там разберемся… — это ответил уже не Максим, а подтянутый поручик лет двадцати пяти, возможно, не отягощенный знанием математики и физики, но отлично разбирающийся во всем остальном.
Чекменев не озаботился даже тем, чтобы участники операции познакомились друг с другом заранее. Фамилий и имен напарников Максим до сих пор не знал.
А может быть, это и правильно по их специальным обычаям и инструкциям? Парни крепкие, наверняка опытные, дисциплине обученные, ну и хватит пока. Кого зря Чекменев на такое дело не пошлет.