Читать интересную книгу Княжна (СИ) - Дубравина Кристина "Яна .-."

Надо охать, ахать и высказывать своё «фи», о котором никто и не спрашивал.

Ольга напугано вскинула брови, когда Пчёлкина глаза свела в прищуре, никак не подходящим «Анечке», а Елизавета Андреевна, сильнее укутывая плечи в яркую шаль, прошаркала в шумную гостиную. Белова окрикнула бабушку, но та не обернулась даже, и не собираясь, видимо, извиняться ни перед внучкой, ни перед гостьей.

Аня перевела взгляд на Олю, но догадалась, что Ольга, которую знала более, чем хорошо, оттого рисковала со стыда сгореть, и тогда отвела взор.

— Прости, Бога ради, — жарким шепотом попросила Белова над ухом Аниным, до которого ей пришлось приподнять подбородок.

Пчёлкина сказала быстро, будто отсекла:

— Ничего страшного.

Ольга поняла — Аня даже в суть извинений не вдумалась — и оттого ещё гуще зарделась. Ну, бабушка, что же ты говоришь-то малознакомым людям?..

Пчёлкина занесла в гостиную «дышащую» паром картошку, поставила совсем рядом с мясом, и тогда стол окончательно оказался накрыт. Оля, зашедшая следом с лицом, покрывшимся румянцем, причину которого поняла только Анна и, возможно, вернувшаяся в своё кресло Елизавета Андреевна, хлопнула в ладоши, привлекла внимание:

— Всё готово, можно садиться! Присаживайтесь, накладывайте себе всего. И побольше!..

— А Белый-то где? — спросил Фил у Ольги и пропустил виноградинку, которую Тома очень «удачно» бросила ему под глаз. Валера дёрнулся под хохот Киры, видимо, сделавшейся более простой от тихого глотка коньяка из личной фляжки Космоса, и тогда за спиной Ольги, которая только плечами успела пожать, вырос, точно приведением, Саша.

Он улыбнулся и, смеясь своим фирменным смехом, обратил на себя внимание братвы:

— А вы, чего, потеряли меня?

Аня, уже прошедшая к своему месту, обернулась. На миг ей уши заложило — вот как радостно и громко встретили бригадира. Она аж на стульчик осела слева от Пчёлкина, который одну ладонь ко рту приставил, словно в рупор крича, а второй жену обнял за бёдра.

Саша супругу в плечо поцеловал, когда Анна, прижавшись к боку, к ровной, тёплой груди Вити, заметила Елизавету Андреевну, в испуге раскрывшую глаза и крутившую головой так резко, что чудом казалось, как у старушки шею не защемило. Рука Суриковой лежала на груди, будто пыталась успокоить трепещущееся от гула сердце.

Пчёлкиной хотелось, совсем как злодею из старого мультика, захихикать.

Следующие две минуты, вошедшие в число последних шести минут всего года, для Анны стали какими-то сумбурными. Саша здоровался со всеми, тормозя возле каждого из бригадиров, дамам руки расцеловывая жестом настоящего джентльмена, а присутствующие принялись переговаривать шумно, наполнять тарелки салатами, горячим. Из потока общих слов, преимущественно нечленораздельных восклицаний, Пчёлкина, взяв себе плошечку с крабовым, услышала немногочисленные вопросы:

— А мать-то где, Сань? Не будет, что ли, тёти Тани?

— Не, я её в Турцию отправил. Пусть отдохнёт, мир поглядит хоть немного.

— Сын как?

— Спит, родной. Без задних ног дрыхнет, но ты, Кос, всё равно больно не ори.

— Уж обещать не могу!..

— А ты постарайся!

По бокалам потекли вина. Елизавета Андреевна, важно поднявшись, всё-таки села ко всем за стол и протянула свой фужер к Валере, которого, видимо, сочла самым порядочным, попросила себе налить «немножко красненького». А Филатов, одновременно свой бокал держа в толкучке чужих фужеров над запеченной птицей, не знал, за что хвататься.

Максим откупорил бутылку шампанского, — такого холодного, что она почти беззвучно выстрелила ему пробкой в ладонь — и сладкий газированный алкоголь, сильной пеной поднимаясь, принялся течь как в бокалы, так и мимо них.

— Ну-ну, куда льёшь, Макс!..

— Держите-держите, сейчас вторую, если надо, откроем!

— А ты сам как думаешь? Мы тебе, что, школьники, чтоб бутылку вдесятером не одолеть?!..

Песня радио стихла за громким говором, напоминающим пчелиный улей. Аня, почувствовав, как потяжелел её стакан, прижала к себе бокал. Она уже будто пьяной стала — от одного запаха, видимо — и не уследила за ладонью, раз пальцы проскользили по предплечью Пчёлкина.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Он сел к ней рядом и руку, которую Аня обняла, издевательски-оглаживающим движением спустил девушке от самого бедра до колена, прикрытого тонким-тонким капроном телесного цвета.

Игра света на шариках, висящих на ветвях ёлочки за спиной мужа, показалась обесцвеченной, тусклой в сравнении с искорками и огоньками в его зрачках.

Оля, стоящая за плечом Саши, обняла супруга за локоть и, облокотившись о руку его, с некой тоской посмотрела на корочку на курице; эх, теперь никто апельсинов не почувствует, а только одно сплошное шампанское…

— Скажи, что ли, что-нибудь, Саш, — подала голос Тома, раньше всех пригубившая шампанского.

Белов ей улыбнулся широко, в каком-то невероятно подкупающем обаянии демонстрируя ровные резцы. На мгновение Ане показалось, что брат даже покраснел, и, если б Пчёлкина не отмечала Новый Год с Беловыми до этого, то подумала бы, что он говорить не хотел, что засмущался до ужаса.

Но знала, что слова Саши — некая традиция. Замена речи по телевидению, которое Белов считал тупым говорящим ящиком.

— Ну, что хочу сказать, братва, — протянул Белов, подняв чуть над столом бокал, по внешним стенкам которого стекали капельки российского шампанского.

— Глянь, президент, не иначе!.. — пихнул Валера Аню и подбородком указал на её двоюродного. Пчёлкина попыталась подавить смех, но сделала это звучным прысканьем, которое точно не смогло не остаться незамеченным.

Над столом прокатился смех, к которому, к удивлению Пчёлкиной присоединились и высокомерная Кира, и откровенно лицемерная Елизавета Андреевна.

Саша смерил кума своего и сестру двоюродную взглядом, каким, наверно, могла обладать только бывшая Анина классная руководительница, стоило ей узреть очередную стычку двух главных сорванцов класса — Лёшки Макарова и Серёжки Науменко.

— А-ну, тихо, — негромким, почти мягким тоном сказал Сашка, палец прижал к губам.

Валера послушно закивал болванчиком, и только, вроде, Белов, продолжил, как вдруг раздался звонок двери. Аня выдохнула со смесью спокойствия и заранее проявившейся усталости.

Мама приехала.

— Я пойду, встречу! — вдруг встрепенулся Космос и раньше, чем Кира, только, вроде, повеселевшая от внимания Холмогорова, успела за ним увязаться, поспешил в коридор, а оттуда — в прихожую, к двери.

Звонок часто-часто на уши отдавал звучной резью; Макс махнул рукой:

— Давай, Саш.

— Да, сейчас Кос с Катей подтянутся, но… — Белов снова откашлялся в президентской манере, которую Аня, поглаживающая ремешок Витиных часов, вдруг не смогла не заметить, не сопровождать выразительной улыбкой, очень сходной с улыбкой Валеры Филатова.

Саша заглянул каждому в глаза — на доли секунды, но каждому — и произнёс:

— Хотел поднять этот тост за уходящий девяносто третий год. Он был нелёгким, был сильно очень трудным…

Белый затопорщился на секунду. Анна вдруг поняла явно, о чём, точнее, о ком — а ещё точнее, о чьей смерти — думал Саша в те доли мгновений, которые не знающая о трагедии Белова Елизавета Андреевна приняла за попытку перевести дыхание. Только вот бригадиры, Макс и сама Пчёлкина поняли, кто в голове у Белого появился фантомным образом, навсегда ушедшим в небытие.

Кто в мыслях мелькнул силуэтом с длинными волосами, широкой, по-восточному доброй душой и излюбленными синими чётками…

Саша быстрее, чем Анна смела слой пыли с воспоминаний о гибели Фарика, со всех предшествующих и последующих этому убийству событий, дёрнул щекой. Белый закончил с такой же глубокой интонацией, прошивающей душу точно иглой:

-…но тем не менее, несмотря ни на что, мы живы. А это главное. А если учесть, что, вроде как, мы ещё и более-менее счастливы, то жаловаться нам с вами, друзья, вообще грех.

Он на супругу посмотрел через своё плечо, и явно понятно стало, про какое счастье — по крайней мере, своё, личное счастье Белова — говорил Саша. Аня не заметила, как улыбнулась, в равной степени радостная от гармонии, которая у брата с Оленькой царила, так и от мысли о, зараза, таком уморительном недовольстве Елизаветы Андреевны.