Читать интересную книгу Княжна (СИ) - Дубравина Кристина "Яна .-."

На плечо её, спрятанное тканью некогда выпускного платья, упала вдруг рука, какая, вероятно, могла бы задрожать, если бы долго держала стакан с водой. Аня с трудом сдержалась, чтоб не окаменеть слишком явно, когда за спиной девушки раздался излишне приторный голос:

— Сидите-сидите. Я всё равно к Ванюшечке хотела зайти.

И сразу за ним — шарканье тапочек по паркету. Пчёлкина какое-то время не шевелилась даже, словно случайно ступила в медвежий капкан, и рискнула обернуться, только когда Максим, зашедший самым последним, под хохот Космоса с театральными охами-ахами пошел к ёлке с подарками наперевес.

Плечо отдало тянущей болью, как после прививки. Тень Елизаветы Андреевны метнулась по дальней стене.

Аня откашлялась в себя. Под наблюдательным взглядом Пчёлы она почувствовала на бедренных косточках знакомые руки, которые не один раз по ночам — а иногда и по утрам, дням — сжимали девушку ниже талии.

Ладони неспешно потянули её тело на ноги к Вите.

— Не при всех, ну, — тихо проговорила девушка, упёрлась ладонью в дальний от себя подлокотник.

Пчёлкин в ответ посмотрел на неё с ехидством, которое Аню раззадоривало до невозможности, подмывало взять, плюнуть на приличия, расположиться у него на ногах. Девушка вопреки чувству, приятно щекочущему грудь изнутри, осталась непреклонна.

Она только повернулась на подлокотнике так, что правая нога оказалась промеж расставленных коленей супруга и сжала ему теплые, почти никогда не мерзнущие руки. Замок из ладоней положила себе на ноги, чуть ли не кожей чувствуя взгляд Вити — веселый, но в то же время откровенно серьёзный.

В гостиной становилось шумно. Пришедший Максим прокрутил колесико радио-центра, сильно прибавляя громкости играющему в нём диску «Миража». Про ребенка, спящего через две-три стены, уже мало кто, видимо, хотел вспоминать. Космос схватил с фруктовой тарелки виноградинку и, кинув взгляд на смурую Киру, принялся с ней танцевать.

Возражений он не встретил и понял тогда, что Ильина специально кислую мину строила, только б Холмогоров к ней подошёл.

Вот ведь хитрюга, вот ведь лиса!..

Ольга опрометью кинулась в гостиную с двумя большими тарелками салата. Быстро поставила их на стол и, чуть не запнувшись о ноги Валеры и Вити, которые, развалившись в креслах, почти образовали полосу препятствий для неё, — хрупковатой женщины, специально к празднику надевшей туфельки на каблуках — поторопилась обратно на кухню.

До курантов осталось чуть больше десяти минут.

Анна проводила Белову взглядом и, быстро что-то прикинув, погладила пальцами руки супруга. Наклонилась к его лицу, сказала:

— Пойду, Оле помогу.

— Ай-ай, — протянул Пчёлкин в напускной печали. — Неужели, Анна Игоревна, бросите меня в одиночестве в новогоднюю ночь?

— Дурак, — без злобы кинула ему в ответ Аня и вместо ответа на явно риторический вопрос освободившейся рукой обхватила лицо Вити под подбородком. Притянула к себе, не боясь оставить на его щеке выразительный след помады, и поцеловала.

— Я быстро.

Пчёлкин руку ей обнял, помогая встать, и провёл взглядом, от которого у самой Анны могли колени затруситься. Потом, когда фигура супруги скрылась за поворотом гостиной, какую ещё едва мог разглядеть, закурил, всё-таки встав с места Елизаветы Андреевны — ещё взглядом его прожжет, если увидит, как Витя в её кресле табачком травился.

А Пчёле, всё-таки, ещё жить хотелось!..

Макс попросил огонька. Витя сел за один из стульев, вместе с собой ещё левое от себя место занимая для Анны, и через стол протянул зажигалку Карельскому, приподнявшему на голову маску.

«Музыка на-ас связала…» — пело радио.

— А ты чего здесь делаешь? — возмутилась Белова, встретив на пороге кухни Анну, уже засучившую рукава.

Ольга чуть не опрокинула содержимое тарелки с зимним салатом, когда Пчёлкина на дверной ручке нашла висящий фартук и завязала его узелки поверх пояса чёрного платья.

— А-ну иди в зал!..

— Оль, давай помогу, — сказала только Аня, вместо того, чтоб развернуться на все сто восемьдесят и устроиться на коленях мужа, на которых сидеть при гостях было более, чем вульгарно и некультурно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Мне только мясо из духовки достать, чем помогать-то…

Она ещё что-то сказала, но Пчёлкина не услышала — подруга поспешила в гостиную, ставить на стол ещё одну плошку с салатом. Аня тогда оглянулась на кухне, заметила недорезанные крабовые палочки и, ополоснув руки, принялась завершать приготовление салата.

Нож легко и быстро застучал по доске, нарезая вкусное мясо, доступ к которому в разваленной от многочисленных путчей стране доступ до сих пор был далеко не у каждого человека. В кастрюльке на газовой конфорке доваривалась картошка, сваренная до такого состояния, что уже сыпалась на куски; на подносе из-под сахарницы, заварочного чайника и плошки со сладостями теснилась хлебница с батоном, нарезанным треугольником.

Иными словами, подготовка к праздничному застолью у Оли, хоть и была в самом разгаре, но уже близилась к концу, а точнее — к самому началу «обжираловки», как исправно любые банкеты называла тётя Катя.

По стуку каблуков Анна поняла, что Ольга вернулась на кухню. Та недовольно что-то себе под нос пробубнила, потом увереннее сказала:

— Ну, Ань, правда, я со стеной, что ли, говорю? Ты в гости пришла, а сама на кухне торчишь…

— Оль, перестань, — кинула в ответ Пчёлкина, в тарелку скинула нарезанное кубиками мясо. — Можно подумать, что я белоручка. Быстрее управимся — и сядем вместе за стол.

Белова снова что-то планировала возразить, но вдруг глухое шарканье тапочек, раздавшееся в коридоре, её прервало.

У Анны нож чуть по пальцу не махнул, когда она услышала голос Елизаветы Андреевны, каким можно было разве что проповеди читать:

— Оленька, не тратьте время на пререкания! Уже скоро куранты будут, а на стол не накрыто…

Пчёлкина принялась открывашкой вскрывать жестяную банку с кукурузой, как вдруг почувствовала на спине, хоть и прикрытой тканью платья, но отчего-то почувствовавшейся голой, жилистую ладонь бабушки Оли.

— Девушка права. Извините, запамятовала, как вас?..

— Аня, Елизавета Андреевна.

— Аня, — протянула Сурикова так, словно пыталась по имени одному понять, что девушка из себя представляла.

Пчёлкина говорить привыкла, смотря в глаза и расправляя плечи, но отчего-то с Елизаветой Андреевной явно чувствовалось какое-то… смущение. Будто не в своей тарелке.

Девушка через мелкое отверстие в жестяной банке слила воду, принялась дальше крышку снимать, прикладывая небольшую силу. Оля опустилась на колени перед духовкой, принялась осторожно вытаскивать курицу, зажаренную с апельсинами, и при этом умудрилась заговорить быстро-быстро:

— Анечка — Сашкина двоюродная сестра. Ты её маму видела, знаешь. Екатерину Андреевну помнишь, которая роды у меня принимала? Вот, она. А мы с Аней и познакомились только перед свадьбой…

— А где Анечка была до свадьбы? Вы же с Сашей не на следующий день от знакомства в ЗАГС побежали…

— Она в Риге училась.

«Она, что, отчитывается?»

Ольга поставила большой горячий противень на свободную конфорку плиты, принялась мясо перекладывать на такую же вместительную плоскую тарелку. Для Анны серьёзной загадкой осталось, как она умудрилась жаркую курицу перенести, при этом сумев сделать так, чтоб птица не развалилась. Ну, просто чудо-женщина!..

Продолжая молчать, словно, дьявол, безъязыкой была, Пчёлкина добавила майонеза в салат. Принялась размешивать, слушая параллельно, что Белова про неё могла рассказать:

— …вот и, когда Латвия от Союза отсоединилась, осталась в Москве. Так и вернулась домой.

Раздался мелкий шорох. Анна звук смогла определить — стул по полу двинули, отодвигая от стола. Облако «Красной Москвы» сместилось от спины бывшей Князевой куда-то к стене.

Отчего-то стало легче дышать.

Аня взяла плошку намешанного салата, поспешила в гостиную.