К счастью девушки, за неё глаза закатил Максим — хотя, ни Анна, ни кто-либо другой того за маской зимнего кудесника и не заметили.
Витя обернулся на Космоса так, что, вероятно, за окном, несмотря на зиму, мог грянуть гром. В тот самый момент, когда Пчёлкин почти за локоть друга ухватил и приказал за языком «барышни» своей следить, за дверью раздался, приглушенный замками, голос Ольги, поторапливающей Сашу.
Тома в осторожности вытянутых перед собой рук приняла огонёк, и с резвостью выстрелов автоматов стали открываться защитные механизмы двери. На пороге появилась хозяйка квартиры на Котельнической, которая сразу же Косу на шею кинулась в приветствии:
— Ну, наконец-то!..
Валера закричал что-то радостное в приветствии, Пчёлкину успел пихнуть зажигалку и, поторапливая, стал двигать к дверям, пройти через которые можно было только через объятья с Беловой. В принципе, никого этот «фейс-контроль» не пугал и не отталкивал. Аня крепче за Пчёлу схватилась, подхватывая съехавшие с локтя подарки, и юркнула в квартиру прямо перед мужем.
Тома звонко расцеловала воздух у щёк подруги, когда Пчёлкина оказалась перед Олей, с идеальной по соотношению искренности и сдержанности улыбкой встречающей гостей. Аня успела взглядом зацепиться за причёску, в которую Белова собрала рыжеватые волосы, прежде чем бывшая Сурикова распахнула перед девушкой объятья:
— Здравствуй, Пчёлкина! — и под довольный Витин смешок она утянула подругу в хват своих тонких рук, казалось, неспособных на крепость объятий. Ане показалось, что она покраснела сильно, и спрятала лицо на голом плече Оли, не прикрытом тканью тёмно-синего платья-футляра с жемчужинами на рукавах.
— Привет, Белова, — кинула в ответ девушка, будто засмущать планировала.
Витя Белову за плечи обнял, чуть по локтю потрепал, когда жена его скинула полушубок, не скрывающий юбки платья относительно старенького, но любимого, того в котором Аня на свадьбу к Саше прилетела.
Из дверей гостиной показалась невысокая, малость зажатая в груди фигура. Анна, казалось, только приготовившаяся веселиться, провожать девяносто третий год, доживающим последние два десятка минут, узнала женщину с бледно-желтыми кудрями, яркой красной шалью на плечах и откровенно недовольным взглядом, по лицемерию способному дать фору взору малознакомой Киры.
И вместе с осознанием улыбка Пчёлкиной из радостной стала натянутой. Аня сама то почувствовала и будто со стороны увидела.
Меньше, чем в семи метрах от неё, стояла Елизавета Андреевна, бабушка Ольги Беловой — собственной персоной.
Женщина улыбалась прошедшим мимо неё Филатовым, даже как-то рассмеялась на откровенно бандитское приветствие Космоса, перед «бабой Лизой» склонившимся в подобии поклона. Только вот Пчёлкина, найдя на общей вешалке чуть ли не последний свободный крючок, подметила, что совсем не искренне вела себя бабушка Оли.
И, конечно, понять её Анна почти могла — ведь, по рассказам самой Беловой, Елизавета Андреевна вполне прозрачно намекала на своё отношение к «чувствам» внучки к Саше.
Но что сейчас носом крутить, когда подающая надежды скрипачка бросила фантазии о филармонии, сменив их на охрану семейного очага и уход за новорожденным сыном, отчество своё получившим от Александра Белова? Чем могла Сурикова ситуацию изменить?
Анна ответа найти не смогла. Равно как и причины, по которой Елизавете Андреевне стоило так выразительно оттопыривать нижнюю губу в плохо скрываемом отвращения.
Размышления заняли не больше двух секунд, за которые Пчёла удивительно быстро успел скинуть с себя пальто и шарф, какой Аня чуть ли не силой накинула на шею мужа перед самым выходом. Витя подарки у неё забрал, в одной руке неся пакеты с бутылками хорошего алкоголя, духами, сигарами и браслетиками, а второй взявшись, как по умолчанию, за талию супруги.
Прошёлся с ней в гостиную, возле порога которой строгим комендантом стояла Елизавета Андреевна. Ане на миг почудилось, что её, как сканером, насквозь просмотрели, и сама не поняла, как разлепила губы, складывая те в приветливую улыбку:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Доброго вечера, Елизавета Андреевна.
Пчёлкин вторил ей почти что эхом, и по тону не отстал. Бабушка Ольги улыбнулась обрюзгшими губами, глазами осталась так же недовольна; интонация у неё, напротив, была такой, что только дифирамбы читать:
— Здравствуйте-здравствуйте! Как добрались?
— Отлично, — дежурно ответила Аня.
Она чуть на пороге задержалась, думая, что в диалог с Елизаветой Андреевной втянется, но та быстро переключила внимание своё на Киру. Новая подружка Космоса по коридору вышагивала так, что её походки был достоин подиум в каком-нибудь некрупном, но французском городе.
Витя негромко Аню позвал кратким:
— Пойдём, солнце, — и потянул девушку за собой.
Пчёлкина не стала намеренно отвлекать Сурикову-старшую — если её можно было такой назвать.
Посреди гостиной, относительно свободной в любой другой день, Белов поставил большой стол, способный спокойно за собой уместить человек десять. Ольга на нём уже расставила фужеры, тарелки, фруктовые, овощные и мясные нарезки, оставляя место горячим блюдам. Идеальную сервировку портили лишь палочки прогоревших бенгальских огней, сложенные на бумажную салфетку.
Филатовы расположились на диване, негромко переговариваясь о чём-то своем, а Космос с видом весьма посредственного эксперта осматривал вырезанные из переливающегося картоны цифры на стене: единицу, две идущие друг за другом девятки и четвёрку.
Витя изловчился, прошёл между столом, придвинутым тесно к дивану, чуть Филу не наступил на ногу, продвигаясь к ёлке. Аня присела на подлокотник кресла, которое, видимо, занимала Елизавета Андреевна, — от спинки шёл запах «Красной Москвы» — и посмотрела, как муж с видом Деда Мороза складывал подарки под ветвями.
Почему-то от этой картины ей хотелось засмеяться; все же, мама, взрослые люди, знают прекрасно, что после боя курантов откроется, кто кому какой подарок сделал. А так серьёзно, почти невозмутимо укладывают многочисленные кульки, коробки и пакеты под ёлку, словно так и надо!..
Аня всё-таки позволила себе усмехнуться безобидно. Тома ей улыбку широкую вернула, ноги под себя подгибая, но спросила раньше, чем Пчёла занял первое попавшееся место и супругу пересадил себе на колени:
— Вить, потрогай, пожалуйста, ёлочку. Живая?
Он послушно смял иголочки под резкий вздох Тамары — будто ей больно было, как самой ели — и с шипением кивнул:
— Живее многих. Колючая, зараза!
Аня снова улыбнулась, Пчёле руку протянула, ловя его ладонь своей, и погладила подушечки пальцев, словно на них от иголочек ветвей могли остаться капельки крови.
Филатова прижала руки к груди и, почти канюча, шепотом жарким, быстрым заговорила Валере:
— Я тебя прошу, купи мне ёлку. Живую. Хотя бы на следующий год, Валер, пожалуйста…
Он в ответ за щёку её обнял, к себе притянул, говоря что-то такое, что Аня не могла — и, чего уж там, не собиралась — подслушивать; слова Филатова Томе губы сложили в улыбке тёплой-тёплой.
Пчёлкина взглянула на них с теплотой, но мимолётом, думая, до чего же они друг другу подходят, каким удивительно нежным становился Валера рядом с Тамарой. Пара Аню не заметила, и тогда девушка перевела взгляд на Витю, на его ладонь.
Муж, расслабив руку в её хватке, смотрел внимательно, как супруга раны от колючих веточек искала. Бывшая Князева увидела лишь мелкое-мелкое покраснение, которое обещало пропасть по истечении десяти секунд, и, вынеся вполне посредственный приговор, сказала:
— В порядке.
— Точно?
Витя убрал палочку бенгальского огня, который обычно прямо в куранты зажигали, пеплом посыпая салаты и гарниры на новогоднем столе, у Ани прогоревший фитилёк забрал.
— Точно.
— Ну, раз доктор медицинских наук, Анна Пчёлкина, мне то сказала!.. — взмахнул руками Витя, усаживаясь в кресло. — Как я могу не поверить?
— Перестань ёрничать, — кинула ему девушка, сама не заметив, как двумя большими пальцами упёрлась прямо в середину его левой ладони. Чуть тише сказала: — Давай пересядем. Здесь уже сидят.