Читать интересную книгу Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира - Анри де Кок

Брюнетка, не дав времени князю задать вопроса, подошла к нему и сказала:

– Ваше сиятельство, я – Катарина; Михэль мне сказал, что вы желаете поговорить со мной… Но так как сестра моя Анита ни на минуту не расстаётся со мной,– я привела ее с собой… Вы на это не сердитесь?..

Князь улыбнулся.

– А за что же я рассержусь?

Катарина вздернула голову и весело погрозила нальцем лакею.

– А!   вскричала она. – Ты говорил, что монсеньору нужна только одна, а двух будет много!

– Сколько лет тебе, Катарина?   спросил князь.

– Четырнадцать, а сестре Аните   тринадцать.

– Ты   дочь Гарбарино, моего повара.

– Точно так. Нас зовут кухарчонками.

– А у тебя, знаешь ли, славный голос!

– Вы очень милостивы. Я пою, так себе, для развлечения. Михэль говорит, что я виновата, потому что других мое пение не забавляет…

– Михэль – дурак! Кто тебя учил петь?

– Никто, монсеньор.

– Где же ты слышала то, что повторяешь?

– В театре Аргентина и Алиберти я хожу туда по крайней мере два раза в неделю вместе с Анитой и тетушкой… добрая она такая! и о нас очень заботится, потому что батюшке некогда: он всё для вас…

– А сестра твоя тоже поёт?…

Брюнетка расхохоталась, тогда как блондинка опустила глаза, как будто чего то стыдясь.

– Анита?.. Да она в жизни не смогла взять ни одной нотки!.. Она так фальшивит, что и сказать невозможно!.. Конечно, это смешно, потому что я… все говорят, я умею петь… Но она всё-таки меня любит… Она не ревнива!.. И я тоже люблю ее от всего моего сердца. Не правда ли, Анита, что мы любим друг друга и никогда не расстанемся?..

Произнеся эти слова Катарина с нежностью обняла свою младшую сестру.

– Скажи, чтоб Гарбарино пришел,   приказал князь своему лакею. Катарина и Анита сделали гримасу.

– О, ваше сиятельство!   сказала первая, – вы хотите побранить папеньку за то, что я слишком много пою!..

– Напротив.

– Как напротив?

– Ты погоди.

Гарбарино вошел.

– За твоими дочерьми смотрит твоя сестра?    спросил князь, обращаясь к повару.

– Точно так, ваше сиятельство.

– Хорошая женщина?

– Добрячка, ваше сиятельство.

– Она ни для чего, кроме этого, не нужна тебе здесь?

– Никак нет.

– Как ее зовут?

– Барбаца.

– Ну, так скажешь сеньоре Барбаце, чтоб она приготовилась завтра же отправиться в Неаполь с Катариной и Анитой.

– В Неаполь? Но…

– Дай мне сказать. У твоей старшей дочери Катарины, большие музыкальные способности… Я понимаю кое-что в этом. Я хочу, чтоб она извлекла из них и славу и состояние. В Неаполе она поступит в школу пения Порпоры, к которому я дам рекомендательное письмо. За все издержки учения буду платить я и на себя же беру путешествие и все содержание ее там. Разве тебе не хочется, чтоб я сделал из твоей дочери актрису?

– О, ваше сиятельство! –  Гарбарино бросился на колени перед князем.

Что касается Катарины, она скакала по залу и кричала:

– Какое счастье! какое счастье! я буду учиться петь!.. Я стану великой певицей, примадонной, какие есть в Алиберти и в Аргентина… Я буду получать много, много цехинов, и отдам их тебе папа… и тетушки Барбаце!.. мне станут аплодировать… у меня будут прекрасные платья… наряды… и у тебя Анита, тоже, слышишь ли…

Свидетель восторга будущей примадонны, князь хохотал от всего сердца. Но Гарбарино схватил Катарину за руку и принудил ее быть неподвижной.

– Как, негодная,   ворчал он. – Так то ты благодаришь его сиятельство за его милость?

Девочка стала серьезной и в свою очередь преклонила колени перед князем.

– О! Я вам очень благодарна ваше сиятельство! очень благодарна!  – воскликнула она. – И вы увидите, вы не будете жалеть… я стану трудиться… Но чего я никогда не забуду, так того, что вы не разлучаете меня с Анитой, хотя она вовсе не умеет петь.

– А!  Ну, а если бы я разлучил вас, – воскликнул князь, – если бы я отправил тебя в Неаполь одну, без сестры?…

Катарина наклонила голову.

– Я не поехала бы, – решительным тоном ответила она.

– Ба! это что такое!.. – воскликнул Гарбарино. Но князь поцеловал девочку в лоб.

– Ты права, – заметил он. – Талант, слава – ещё не всё в жизни; для артиста также полезно иметь около себя верного и искреннего друга… Береги же, сколько можешь, свою Аниту для себя… До свиданья…

На другой день, как было сказано, Катарина и Анита вместе с теткой отправились в Неаполь.

* * *

Не все люди случайно открыв в ребенке, покровительствуемом ими, будущую женщину, требуют впоследствии более или менее тяжелой платы за свои благодеяния. Князь Габриэли единственно из любви к искусству, и потому что ему понравилась веселость и грациозность Катарины, решился сделаться ее покровителем. Единственная награда, о которой быть может, он мечтал, заключалась в том, что он надеялся, благодаря ему, увидать ее высокой артисткой.

А в ожидании того времени, когда он будет наслаждаться этой наградой, небо послало ему совершенно неожиданно другую.

Это приключение развлекло его.

Через неделю князь получил от Порпоры письмо, который, в пылких выражениях, благодарил его за то, что он прислал к нему Катарину.

По словам великого музыканта, которого итальянцы прозвали патриархом мелодии, эта девочка должна была сделаться самой замечательной его ученицей. Природа удивительно одарила ее, наука должна будет развить этот дар. «Раньше трех лет – говорил в заключение Порпора – вся Италия будет говорить о дочери вашего повара».

* * *

Приближалась эпоха, назначенная Порпорой, как такая, когда Италия прославится новой певицей. В один из вторников июля месяца 1747 года, князь Габриэли получил письмо, в котором Порпора уведомлял его, что в следующую субботу, вечером, он приедет в Рим вместе с Катариной.

По этому поводу князь давал ночной праздник на своей вилле близ ворот del Popolo, – праздник, достойный королевы, возвращающейся в свой дворец. Под наблюдением княжеского управляющая парк виллы Габриэли превратился в истинные сады Армиды, где искусство спорило с природой. На озере венецианские гондолы; на каждом дереве, на каждой ветке светоносные плоды  и… цветы… цветы повсюду…

Нигде ноги прогуливающихся не касались песка, потому что по песку был раскинут душистый ковер из розовых листьев.

Горничные ожидали Катарину во дворце на площади Navone, где, не будучи предупреждены, она, Порпора, Анита и тетушка Борбацца вышли из экипажа. Меньше чем через полчаса обе молодые девушки переменили свои скромные дорожные костюмы на изящные бальные платья.

Вслед затем зеркальная карета перенесла их и маэстро к воротам del Popolo. Только тетушка Барбаца осталась в городе.

Катарине и Аните казалось, что они грезят, когда катились в великолепной карете вместе с Порпорой. Он улыбался, предвидев, что князь сделает для своей протеже какой-нибудь любезный сюрприз.

Между тем достигнули до крыльца виллы, на котором князь и его друзья ожидали прибытия путешественников.

Скажем в похвалу Катарины, что первым ее словом, после первых приветствий, был вопрос об отце. И Гарбарино видно рассчитывал на это. Скрываясь не в тени, – потому что в эту волшебную ночь тени не существовало на вилле князя, – но позади одной статуи, он присутствовал дрожа от гордости и счастье, при приеме его дочери, и хотя издалека он не мог слышать вопроса: «где же наш папенька?», но он почувствовал, что они сказали именно это и бросился к ним, восклицая:

– Здесь я, здесь! мои малютки!

И так как князь находил очень естественным счастье отца при виде детей, с которыми он был разлучен три года, и не смеялся при виде толстого повара в рабочем платье, поочередно сжимающего в объятиях двух молодых девушек, покрытых шелком и кружевами, то и никто не смеялся.

Напротив каждый находил умилительной эту картину.

Нас даже уверяли, что синьора Фаустина, любовница князя, а вместе с нею несколько дам, отерли слезу. То была, между нами, комедия, которую играла комедиантка Фаустина. Хотя она давно уже царствовала над князем, и по любви и по привычке, но мужчины так капризны!

А малютка была прелестна, даже очень… Она была высока ростом, грациозна и изящна… У нее был только один маленький недостаток, заметный особенно тогда, когда она смотрела на вас прямо: Катарина была несколько косоглаза, – правда, очень немного, но все-таки косоглаза… Этого невозможно было отрицать.

– Какая жалость!   прошептала Фаустина на ухо своему любовнику в то время, когда Порпора подавал руку своей ученице, чтоб ввести ее в виллу.

– О чем вы жалеете?

– Разве вы не заметили? Бедняжка Катарина! без этого она была бы совершенством… Она косоглазит.

– Вы полагаете?

– Уверена. Ясно, что это не повредит ей, если у ней есть талант, но все равно, это досадно!.. Ах! это очень досадно!..

Фаустина употребила хитрость, найдя пятно в красоте Катарины, чтобы унизить ее в глазах князя, хотя князь не имел ни малейшего желания вкушать незрелого плода, и та заботливость, которою в этот раз он окружал Катарину, была чисто отцовская.