Читать интересную книгу Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира - Анри де Кок

Маделона подняла голову.

– Как это дурно! – возразила она. – Вас пятьдесят против одной. Скажи, чтобы твои товарки оставили меня, и ты увидишь, прекрасная Льжуазка, испугаюсь ли я тебя.

– Ба!.. да у тебя есть еще язык! Ну, мы посмотрим как то ты заговоришь.

Теруан сделала знак, и в одну минуту с Маделоны сорвали всю одежду… Привязанная голая к столбу, – читают в Жирондистах, – с пригвожденными ногами ей жгли тело пучками горящей соломы; ей отрубили груди ударами сабли; раскалили железные наконечники пик и втыкали ей в тело. Наконец ее посадили на эти красные железа и ее крики переносились через Сену, к ужасу жителей противоположного берега.

Толпа женщин под предводительством Теруан де Мерикур избивает аристократок Современная карикатура 1793-го года.

Ужас! ужас! ужас! Эти факты так ужасны, что хотелось бы отрицать их, если бы они не подтверждались историей. Но божеское и человеческое правосудие произнесло свои приговор над сентябрьскими убийствами. Одни, не имея кого убивать, убивали друг друга; другие, преследуемые призраками жертв, кончали самоубийством; те, которые отправились продолжать свое отвратительное ремесло в провинции, погибли от железа мстителя.

А Теруан?

Вы узнаете ее наказание, – наказание соответственное, ее преступлениям: медленное и жестокое!..

* * *

Теруан ощутила сильную печаль при смерти двух человек, которых она любила, насколько могла любить: Бриссо и Анахарсиса Клотца, члена Конвента известного также под именем Оратора человечества, Ее связь с последним имела для нее особенную важность.... Но здесь мы считаем неуместным говорить о причинах этой важности… Для Теруан Клотц был не только любовник, но и утешитель: он доказывал ей, что могила есть ничтожество, т. е. безнаказанность.

Побуждаемые Гебертом, женщины Революционного клуба под начальством Розы Лакомб и Теруан были изгнаны из Конвента за то, что говорили против Робеспьера, – противника Геберта; клуб их был закрыт.

Через несколько дней Гебертисты были отправлены массой на эшафот.

Теруан следовала за повозкой, в которой был Клотц; он умер мужественно, взывая к человечеству о несправедливости его казни.

– Я отомщу за тебя!.. – крикнула ему Теруан.

И на самом деле через несколько времени в Тюльери она пробовала возбудить народ против Робеспьера, которого она называла Диктаторам.

Но если он закрыл женские клубы, позволявшие себе идти против Коммун, где он царил, Робеспьер на своей стороне имел своих трикотез или фурий гильотины, которые были ему совершенно преданны. Группа трикотез прибежала на призыв неблагоразумной и начала освистывать ее и бросать в нее грязью. Некоторые предлагали ее убить…

– Нет! нет! кричали другие, – достаточно ее отпороть! мы ее выпорем

– Так, так!.. Кто хочет видеть, как будут пороть прекрасную Льежуазку, неутешную вдову Оратора человечества?

Теруан отбивалась как львица; некоторые из ее неприятельниц могли пожалеть о борьбе. Но ее платье, ее юбки были в клочках; силы ее оставили, она должна была уступить; в присутствии целой толпы громко смеявшихся мужчин оно была иссечена трикотезами до крови, и оставлена только тогда, когда была без чувств.

Она полуобнаженная лежала на земле; двое работников пожалели ее и подняли, покрыли чем могли и отнесли ее домой.

К несчастью для Теруан, Жанны Ледюк не было в это время в Париже; она была в Лоренне, в своем семействе; у Теруан остался один только друг, который позаботился о ней, – собака, купленная ею за десять су у мальчишек, готовившихся ее повесить ради упражнения на фонарном столбе, и которой она дала название Цезаря.

Как собака Цезарь был очень некрасив; но он выкупал неприятную наружность, редкой понятливостью и глубокой привязанностью к своей хозяйке. Когда Теруан была дома, собака, как тень, не оставляла ее ни на минуту; когда она уходила Цезарь ждал ее возвращения на пороге жилища.

Работники положили Теруан, все еще бесчувственную, на постель, потом удалились, оставив ее с Цезарем. Бедная собака с удивлением рассматривала ее; она лизала ей руки и лаяла, чтобы разбудить ее; наконец, он начала так жалобно и протяжно выть, что пришли соседи. Теруан подали помощь и возвратили к жизни.

Было ли это полезно?

Лежа на постели, она в какой то агонии осматривалась кругом.

– Вам лучше? – спросила у нее одна женщина,

– Есть еще!.. – прошептала Теруан; – говорю вам, что есть еще кого убивать!.. Призовите их, призовите!.. О! их надо всех убить, всех!.. а!.. а!.. а!..

Несчастная сошла с ума.

Сначала отправленная в больницу предместья Сен-Марго, она оттуда была переведена в Сальпертьер, потом в Малые Дома (Petites Maisons) и наконец снова переведена в Сальпертьер, где умерла в 1817 году.

Она сошла с ума в 1791 г. и следовательно прожила в состоянии сумасшествия двадцать три года.

Знаменитый медик Эмироль так говорил о Теруан де Мерикур.

«Теруан не могла носить никакой одежды, даже рубашки. Несколько раз в день она обливает свою постель или скорее солому, ложится и валяется в своем одеяле.

«Когда морозит, и она не может достать в большом количестве воды, она разбивает лед и берет находящуюся под ним воду, чтобы намочить тело и особенно ноги.

«Она сердита, выходит из себя, когда ей мешают брать воду. Однажды она укусила одну из своих товарок с такою яростью, что вырвала кусок мяса. Характер этой женщины пережил ее ум.

«Она почти никогда не выходит из комнаты; если же выходит, то голая; она делает только несколько шагов и чаще ходит на четвереньках, простирается на земле и устремляет взгляд на какую-нибудь соломинку. Она пьет воду источников и ест нечистоты, подбираемые ею на улицах…

* * *

«1-го мая 1817 года Теруан вступила в лазарет в состоянии страшной слабости, отказываясь от всякой пищи и питья, постоянно лежа и говоря вполголоса. 15-го – худоба, чрезвычайная бледность лица, опухоль рук; наконец 9-го июня она умерла сорока девяти лет от роду, по-видимому, ни на минуту не возвратив рассудка.»

Двадцать три года безумия… двадцать три года страдания… не правы ли мы были, сказав, что Теруан жестоко была наказана за свои преступления?

А что сталось с ее приятельницей Жанной Ледюк?

Она была арестована 1-го прелиаля III года (20 мая 1795 г.) после инсуррекции, направленной против Конвента, с целью возродить царствование Террора. Видели как она вонзила нож в труп несчастного депутата Ферро; спрошенная, она, не колеблясь, объявила, что накануне отправилась к Буасси д’Англа, президента в Конвенте, с намерением убить его.

– Но ведь я,   – сказал ей Буасси, –  не сделал вам никакого зла.

– Правда, –  отвечала она, – но я обещала тебя убить.

Жанна Ледюк умерла в тюрьме от болезни.

А Цезарь, собака Теруан?

Санитары воспротивились тому, чтобы он следовал за ней в госпиталь предместья Сен-Марсо, и он умер от печали у дверей этой больницы.

* * *

Габриэлли

В 1744 году жил в Риме князь,– человек лет сорока, ужасно скучавший по жизни, хотя и обладавший всем, что может доставить удовольствие, т. е. великолепным состоянием, приятной наружностью, умом, малой чувствительностью и отличным желудком.

Но все-таки князь Габриэли богатый, красивый, не старый, не глупый, не злой и совершенно здоровый мужчина,– скучал. Тщетно его многочисленные друзья приезжали каждый день в его великолепный дворец на новой площади развлекать его, тщетно его прелестная любовница, актриса из театра della Valle, синьора Фаустина, повторяла ему с утра до вечера, что она его обожает, что она никого не любила так, как любит его… князь с утра до вечера продолжал скучать.

То был просто сплин. Ему начали досаждать и любовница и друзья… Как-то раз вечером, возвращаясь в коляске с прогулки на Корсо, князь Габриэли, входя в свой дворец, был удивлен, услыхав в чей-то голос, исходивший из коморки рядом с кухнями, и певший одну из ариеток Галуппи.

Голос был свеж и чист, хотя еще не силен.

– Что это значит Михэль? – спросил князь, обращаясь к сопровождавщему его лакею.– Кто это поёт?..

Лакей поклонился, сконфуженный, полагая в этом вопросе упрек.

– Это дочь Гарбарино, вашего кухмистера, ваше cиятельство, Катарина, – отвечал он. – Маленькая такая девочка!.. Я уже запрещал ей петь…

Но князь движением руки заставил его замолчать.

– Она поёт совсем не дурно! – заметил он после небольшого молчания.– Сколько ей лет?

– Лет четырнадцать, ваше сиятельство.

– Не дурно! Право  же, не дурно! Кто учил её петь?

– Полагаю, ваше сиятельство, что она сама выучились.

– Сама? Да ведь нужно же было, чтоб она где-нибудь услыхала эту арию! Ступай за этой девочкой, Михэль…

– Cию минуту, ваше сиятельство.

– И приведи ее ко мне в залу.

– Слушаю, ваше сиятельство.

Князь Габриэли страстно любил музыку. Да и кто из итальянцев не любит ее!.. Он сидел у себя в комнате нетерпеливо ожидая ту маленькую Катарину, которая так пленила его своим голосом. Отворилась дверь и князь вскрикнул от изумления – вместо одной девочки, в комнату вошли две, одних лет, одного роста и удивительно похожие одна на другую, с той только разницей, что одна была брюнетка, а другая –  блондинка.