ни малейшего понятия о кино, они, конечно же, не смотрели фильм «Двойной капкан» – ага, в отличие от нас, хитрожопых попаданцев. Привыкнув на службе к оружию и ощущая себя без него как без трусов, мы переняли у аборигенов привычку носить на городских улицах трость, да ещё и не простую. Обычно шпага в трости бывает без гарды, потому как смысл такого клинка – в его полной скрытости в самой обычной с виду тросточке. Но бывали и такие единичные экземпляры, у которых имелась убирающаяся внутрь трости складная крестовина из двух подпружиненных половинок на шарнирной оси, охватывающих при сложении клинок. Вот такие мы себе и заказали, когда просекли, что шпага в трости для нас лишней не будет. Это при том, что и сам-то по себе узенький шпажный клинок для античных хроноаборигенов немыслим и непредставим.
Античный оружейный ширпотреб удручает качеством своего металла, но мы-то ведь с некоторых пор зарабатывали достаточно, чтобы позволить себе стоящую вещь. А в Карфагене нашлось немало отставных солдат-наёмников, в том числе испанских иберов, и некоторые из них, дембельнувшись, занялись кузнечным и оружейным ремеслом. Иберы в Испании умеют науглероживать железо, а долгой холодной ковкой уже после его закалки добавляют клинку и твёрдости, и упругости, за которые и ценится настоящий испанский клинок. Не толедский нашего исторического реала, конечно, далеко не толедский, но для античного мира уж всяко в числе лучших из лучших. И хотя длинная узкая шпага вовсе не в древних иберийских традициях, для нас оружейник – и как для платящих щедро, и как для своих, испанцев – сделал исключение. А уж в боевом фехтовании на подобных шпагах мы с Васкесом кое-какой толк понимали!
В общем, не повезло гопоте. Один только и ушёл, бородатый. Кажется, главным он был в шайке. Не следовало бы, конечно, его упускать, если по-хорошему, да только нам важнее было собрать свои манатки, дабы оставить как можно меньше следов для излишне любопытных. Ну зачем, спрашивается, оставлять тутошним сыщикам-дознавателям болты от наших пружинных пистолей? Нам они и самим пригодятся. Поэтому с преследованием беглеца мы припозднились, а кто не успел – тот опоздал. Кроме того, нас ещё ждали наши «гетеры», а они стоили того, чтобы уделить им внимание, да и жаба же та самая давила не воспользоваться тем, за что заплачено сполна. Ну, мы и воспользовались ими, конечно, по полной программе.
Утром мы озадачили дополнительными вопросами агентуру и к обеду были уже в курсе событий. Перебитая нами гопота была и в самом деле местной гопотой. Причём даже не из граждан, а из метеков, так что очень уж рьяно городская стража их убийц не разыскивала – больше имитировала розыск. Сбежавший от нас бородатый – другое дело. Этого нанятые нами мальчишки видели ранее на складе, где хранился интересующий нас товар, и он вроде бы был даже не греком, а финикийцем. Кроме того, у наблюдавших за складом пацанов сложилось впечатление, что и хозяину склада этот бородач не служит – скорее, состоит при товаре кем-то вроде сторожа-надзирателя. Поразмыслив над этим, мы решили, что это доверенный человек Феронидов, сопровождающий ценный товар через всех липовых перекупщиков и отвечающий за его сохранность. Что ж, это мера разумная. Конспирация конспирацией, а неприметный, но надёжный человечек при столь важном и ценном грузе состоять обязан. А гораздо более колоритные, но постоянно сменяющиеся «хозяева» тем временем сбивают с толку любую слежку. Ну, до сих пор сбивали успешно, по всей видимости, пока не столкнулись с пронырами вроде нас.
После обеда наши шпионы сообщили нам о начавшейся суете вокруг товара и о встрече бородача-финикийца с прибывшим из-за моря купцом. Дело наше явно близилось к сдвигу с мёртвой точки, и мы отправились в порт смотреть само судно. А продолжавшие наблюдать за ним пацаны доложили, что по подслушанным ими разговорам мореманов их корабль – из Александрии. Как говорится, что и требовалось доказать…
Ради маскировки мы заглянули на припортовый невольничий рынок. На Родосе он вообще один из крупнейших в Греции. Позже его Делос переплюнет, когда римляне на нём «оффшорную зону» организуют и дешёвым товаром наводнят, но пока что этого ещё не случилось, и делосский рынок, хоть и пытается соперничать с родосским, пока что ещё не достиг в этом особых успехов.
Для отвода глаз мы прошлись по рыночным рядам, поглазели на выставленный живой товар, поприценивались. Как и полагается похотливым самцам, задержались возле молодых рабынь, поразглядывали их, пощупали наиболее смазливых, даже поторговались немного для вида. Покупать у нас и в мыслях не было. Были бы на рынке испанцы – тогда другое дело, испанцев имело бы смысл купить вместо оставленных в Карфагене слуг, а уж эти-то, грекоязычные и ни бельмеса не понимающие по-иберийски, нас не интересовали. Так бы мы и ушли восвояси, дел ведь у нас теперь хватало за глаза, если бы я вдруг краем уха не услыхал неких «магических» слов:
– Рабыня с Коса! Недорого!
Торговец живым товаром явно скромничал. Сотня драхм, и не аттических даже, а родосских, за молодую рабыню в розницу – это не дёшево, а очень дёшево. Здесь цен-то таких нет. В пересчёте на карфагенские шекели это всего около сорока – мне Софониба в Кордубе обошлась в пятьдесят, и это «нетто», то бишь нагишом, одевать её мне пришлось отдельно. Так то в Испании с её совсем другими ценами, а уж для Греции – как говорится, дешевле только даром. Оставалось только выяснить, нужна ли мне даже по столь смешной цене именно эта рабыня.
– А что с ней не так? – спросил я продавца, приценившись к остальным и вскоре убедившись, что бабы похуже этой стоят существенно дороже – от ста пятидесяти драхм.
– Она с Коса, чужеземец, – ответил тот. – Они там упрямы и своенравны, а кому нужна такая служанка? Я честный торговец, а не какой-то мошенник. Мой отец торговал рабами здесь, я торгую рабами здесь, и мой сын, я надеюсь, будет торговать рабами здесь. И ради нескольких лишних драхм я не стану обманывать покупателя и портить будущую торговлю себе и своим наследникам.
– И в чём же их упрямство и своенравие?
– Эти дуры с Коса соглашаются делать только такую работу, которую считают своей, и наотрез отказываются от любой другой. Приходится долго и жестоко бить их или морить голодом, чтобы они образумились. И всё равно попадаются такие, что предпочтут умереть, но настоять на своём.
– В чём причина такого неразумия?
– Они помешаны на своём старинном