что ответить. Довольный Хастред напоследок придвинул груду наломанных рыцарем дров к двери, чтобы добавить Иохиму челленджа, и поскакал вниз по лестнице.
Глава 20
Гоблины известны обывателям как шибко брутальный народ, норовящий чуть что налететь и настучать по тыкве. Но обыватели вообще склонны видеть мир через собственную призму, очень снизу направленную и сильно ограничивающую поле зрения. Если б вы нашли, а вернее эксгумировали (а то живых уже давно не осталось) какого-нибудь незаурядного военачальника, которому случилось с этой братией батально поручкаться, он бы вам объяснил, что набег — далеко не самое неприятное в зеленокожих. Их традиционная сила, совершенно напротив, в лихом и безудержном отступлении. Соотношение живых сил, снаряжения и родов войск, полководческие таланты, всякие там ландшафты и моральные духи — все это играет значительную роль при столкновении воинств, но в том и суть, что столкнуться с гоблинами на невыгодных им условиях практически невозможно. Случись картина неприглядной, гоблины безо всякой свойственной другим дримландцам паники и смешения порядков дают по тапкам, на бегу гыгыкая, жуя покраденное и, зачастую, не переставая обсуждать абстрактную живопись, или чем там интересуются эти вандалы, кто б их знал. Известен вопиющий случай, когда гоблинский десант, сброшенный на вражескую территорию за пару тысяч лиг от собственной границы, разорил целое королевство, со всех сторон окруженное союзниками, и растекся по лесам, всех потерь понеся в размере одного дурачины, на спор прыгнувшего с дракона не с планером, а попросту башкой вниз. Прыгал он, кстати, на мягкую пашенную почву и ничуть не убился, зато воткнулся в землю аж по пояс и задохнулся, пока пытался выкопаться. Так вот, две недели возмущенные соседи, ГОВНОсоратники, проводили контртеррористическую операцию, пытаясь догнать хоть одного мерзавца, да куда там. Тот период истории ознаменовался еще массовым крушением торговых обозов, и до сих пор не выяснено, была ли прямая связь с гоблинами, любящими жрать, а еще пуще любящими массово крушить обозы. Или может быть, связь была косвенная, вызванная тем, что редкий гоблин в силах пройти мимо какого-нибудь моста или там настила и не выбить из него бревнышко-другое, просто потехи ради. Но в общем, как в песне поется — только всех их и видали, словно сгинули. А потом, глядишь, помаленьку, по одному и небольшими группами, снова отыскались — уже на родине, поскольку куда еще податься бедному гоблину? Во всех остальных краях смотрят на них косо, в лучшем случае лезут в драку, а то просто начинают пятиться, а это, согласитесь, обидно.
Конечно, выдающиеся стратеги прошлого не могли не додуматься до блистательного плана атаковать гоблинов там, откуда им отступать либо некуда, либо слишком дорого станется, например в этой их Ледяной Цитадели, долгое время почитавшейся столицей Гобляндии. Ну как столицей — местом, где они собираются междусобойно посклочничать. Но, то ли по гениальному замыслу, то ли, что куда более вероятно, если вы рассуждаете о гоблинах, в результате тупого везения вокруг Цитадели, названной Ледяной типа как с намеком, оказалось пипецки холодно, а еще из снежных торосов торчали всякие обледенелые коренья и безлистные небольшие дерева с чахлыми кустарниками. Поверьте, не стоит недооценивать их влияние на успешность широкомасштабного наступления — за один куст, например, сумела зацепиться и три недели маршировать на месте целая дивизия, уж не спрашивайте, как они чередовались в цеплянии, учитывая, что более чем на трех человек тот куст рассчитан не был. Гоблины какое-то время посозерцали надвигающиеся армады, потом вдарили им с фланга и по своему обыкновению рассеялись прежде, чем атакующие собрались развернуть эшелонированную оборону. А потом вдарили с другого фланга и опять рассеялись. Им-то кусты не мешали, кроме опять же одного дурилы, который нашел россыпь морошки и столько ее сожрал, что у него живот прихватило прямо посреди успешных боевых действий. Его взяли в плен буквально со спущенными штанами, но пока дожидались приезда военачальника, он самоотверженно поделился с охраной свежесобранными ягодами и... ага, ага, снова отступил, пока животами маялись уже они. В общем, не заладилось наступление на традиционные гоблинские ценности — люди обмораживались, канаты осадных машин перемерзали и лопались, легкие доспехи дубели, а тяжелые примерзали ко всему, к чему были приложены. Гоблины же приходили когда хотели (хотели они, в основном, ночью, поскольку снег глаза не слепит, а хумансы наоборот слеподырничают) и наводили шороху. Боевой дух падал, не помогали ни награждения, ни казни, и в итоге было принято за факт, что с гоблинами на их территории воевать не стоит от слова совсем — им там все помогает, а если и нет, то мешает не так, как пришлым.
Тогда попытались решить конфликт дипломатическими методами, типа если уж вы никак не можете не нападать, извольте хоть драться по-честному, ну или по крайней мере не разбегаться при появлении первого же несчастного эскадрона тяжелой рыцарской кавалерии и батареи дальнобойных баллист. Но главу гоблинской делегации, прибывшей по особому приглашению в сырцарский эпицентр нейтралитета, звали Хрумберг Данунах, и если Хрумбергом его назвала любящая мама, то погоняло свое он заработал честно собственными силами, так что можете представить итоги мирных переговоров. Покушав с выставленных столов и пару раз наложив свою очевидную резолюцию, Хрумберг и сам отступил на заранее подготовленные позиции. А едва покинув Сырцарию как дипломат — переоделся в лощинке, обвязав морду цветастой тряпочкой, вернулся назад в полулиге от контрольно-пропускного пункта, ограбил лавку и поджег маслобойню уже как настоящий гоблин, чтобы можно было с уверенностью сказать дома, что съездил не зря.
В итоге только и осталось ревнителям порядков, что занести гоблинское отступление в список нематериального наследия и постараться с ним не сталкиваться. И это дало плоды, поскольку за века тихушничества гоблины и сами прыти поутратили, а на разовые их выходки проще было закрыть глаза и списать для общественности произошедший маленький бедлам на стихийное бедствие или учения.
Гоблины, вообще говоря, не то чтобы сдулись совсем, просто и им, несмотря на их вечные морды чемоданом, неуютно стало обретаться среди хумансов, которые, пожалуй, из всех дримландских народов единственные любят размахивать флагом высокой морали над океаном собственной безбрежной аморальности. С такими соседями можно мириться, особенно когда твоя хата с самого-пресамого заснеженного краю, но рано или поздно червячок дискомфорта догрызется до нервного центра, и сперва отдельные отчаянные головы пойдут через Зазеркалье, собственный гоблинский межизмеренческий карман, искать пути в миры, еще не пораженные неизлечимой опухолью лицемерия; а затем по их стопам двинутся и основные массы — врываться, сокрушать,