15 сентября 1779 года
Всего один шаг. Большего никогда не требовалось и никогда не потребуется. Порой ты заранее чувствуешь приближение судьбоносного момента. А порой вовсе его не замечаешь — разве что впоследствии, оглядываясь назад.
И вот она стоит перед ней. Перед дверью собственной хижины — где был ее дом и дом ее семьи; где провел свои первые месяцы ее малыш; где началась настоящая взрослая жизнь. Теперь эта дверь была открыта навстречу утру и золотым листьям осин на крыльце, блестящим от росы в лучах рассветного солнца.
Всего один шаг до порога по маленькому тряпичному коврику уютных серо-голубых оттенков отделяет ее от красно-желто-зеленого буйства дикой природы. Прежней жизни конец. Даже если они и вернутся — Йен обещал, что сделает для этого все возможное, и она ему верила, — все будет совсем по-другому.
У Огги — который к тому времени, вероятно, уже научится ходить и говорить — появится новое имя. Он и не вспомнит проведенные здесь первые месяцы жизни — как просыпался под бочком у мамы и тянулся к ее груди, с легкостью отказываясь от обособленного существования, чтобы в моменты кормления вновь слиться с ней воедино, ощутить ту же близость, что испытывал в материнской утробе. К тому времени он наверняка прекратит требовать грудь. Станет другим человеком. Как и она сама.
Подошла сияющая Дженни, держа под мышкой узел с едой, питьем, носовыми платками, пеленками и чистыми чулками. Она посмотрела на Рэйчел, а затем огляделась по сторонам, словно хотела запечатлеть в памяти каждую деталь. Правда, в опустевшей комнате почти ничего не было, кроме плетеного коврика, кровати с выдвижной секцией для Дженни да колыбельки Огги. Все остальное пришлось раздать; если они когда-нибудь вернутся, можно попросить вернуть вещи или сделать новые.
— Ну что, дружок, — подмигнула Дженни малышу Огги. — Готов к своему первому большому путешествию? Для меня это уже третье. Так что слушайся бабушку; со мной не пропадешь!
Огги тут же потянулся к ней, и Дженни, смеясь, взяла его на руки.
— Ты готова, m’annsachd?[153] — обратилась она к невестке. — Попрощалась с прошлым? Тогда пойдем посмотрим, что ожидает нас в будущем.
* * *
Сделав первый шаг за порог хижины, они заглянули напоследок в Большой дом. Три недели назад они приходили сюда, чтобы проводить Брианну с Роджером и помахать вслед их повозке, полной детей и контрабандной капусты. Печальные воспоминания. Рэйчел воспряла духом, узнав, что Джейми решил отправиться с ними в трехдневное путешествие до Солсбери на Пидмонтском плато, где начинается Великая фургонная дорога, по которой они отправятся на север.
— Мне нужно там кое с кем встретиться, — пояснил Джейми, не вдаваясь в подробности. «Щадит мои чувства», — догадалась Рэйчел. Она знала, что его поездка связана с войной, а он знал, как сильно ее это тревожит. В то же время Рэйчел понимала, что Джейми и сам переживает, поэтому не хотела лезть в душу, заставляя делиться мыслями — и тем более знаниями.
На одном из воскресных собраний ей вдруг захотелось поговорить о войне. А потом она начала рассказывать о своем брате Дензиле. Такой же Друг с рождения, он был добрым христианином, но также доктором — и человеком высоких моральных принципов.
— Жить с таким мужчиной не всегда удобно, — усмехнулась она, словно оправдываясь. Многие женщины сочувственно улыбнулись, прекрасно понимая, что она имеет в виду. — Но я и не собираюсь. Дензил считает, что Бог призвал его на поля сражений — не для того, чтобы палить из мушкета или разить врагов мечом, а чтобы бороться с самой Смертью. Во имя Свободы. — Переведя дух, Рэйчел добавила: — Я слышала, что британцы схватили его и бросили в тюрьму. Хочу попросить вас всех помолиться за моего брата.
Прихожане дружно кивнули. Джейми Фрэзер даже перекрестился, чем окончательно ее растрогал.
Он присутствовал практически на всех собраниях, но почти никогда не говорил. Молча сидел в заднем ряду и, склонив голову, прислушивался к собственному внутреннему свету — как любой Друг. Когда Святой дух побуждал кого-либо высказаться, Джейми вежливо внимал. Однако по отсутствующему взгляду было ясно, что он по-прежнему погружен в свои мысли, словно пытаясь в тиши найти ответы на вечные вопросы.
— Сдается мне, Йен-младший нечасто говорит с тобой о католичестве, — сказал как-то Джейми после очередного собрания. Он задержался, чтобы передать Рэйчел привезенный из Салема отрез флиса.
— Только если прошу его что-нибудь объяснить, — с улыбкой ответила она. — Ты же знаешь, что он далек от религии. Полагаю, Роджер Мак знает о католической вере куда больше Йена. Хочешь рассказать что-то о католиках? Нелегко, наверное, оказываться в меньшинстве каждый Первый день.
Джейми улыбнулся, и у нее потеплело на сердце — в последнее время он часто выглядел встревоженным. Впрочем, неудивительно.
— Ничего, дочка. Мы с Господом и так неплохо ладим… Знаешь, на твоих собраниях я порой вспоминаю об одном католическом ритуале, который называется «Поклонение». Это не официальное таинство — человек просто приходит в церковь перед причастием и сидит там около часа. В юности я и сам иногда так делал, когда учился в Париже.
— И что нужно делать в течение этого часа? — с любопытством спросила Рэйчел.
— Ничего особенного. В основном молиться. Перебирать четки. Или просто молча сидеть. Можно читать Библию или жизнеописания святых. Некоторые поют. Однажды утром я пришел в часовню Святого Иосифа; почти все свечи уже догорели, а до рассвета еще было далеко. И вдруг услышал, как кто-то играет на гитаре и поет. Тихонько так, не на публику. А просто… для Бога.
В глазах Джейми мелькнуло странное выражение, сменившееся грустной улыбкой.
— С тех пор я, пожалуй, ни разу по-настоящему не слышал музыки.
— Не может быть!
Он коснулся затылка тыльной стороной ладони.
— Много лет назад меня ударили топором по голове. Я выжил, хотя и потерял способность слышать музыку. Трубы, скрипки, пение — теперь это для меня лишь шум. Однако та песня… я не помню мелодию, но помню, какие чувства испытал тогда.
Никогда прежде она не видела Джейми Фрэзера таким… Сейчас он ехал на лошади впереди повозки, и, глядя на его широкую прямую спину, Рэйчел вдруг ощутила то же, что и Джейми в ту далекую ночь. И поняла, почему он так любит тишину.
61
Если кто-то с кем-то где-то…[154]
— Тоже мне город… Да он