И доктора Метца осенило: кровь даёт жизнь! Белая женщина принесёт плоды! Вот в чём дело!
Но ведь всё это он уже видел и слышал, в Лондоне, двадцать три года назад, когда доктор Рассел показал ему белокожую Мери, что пьёт только кровь и живёт вечно. А потом… До сих пор доктор Метц был не в силах забыть ужасную операцию, в которой участвовал сам, когда профессор Книпхоф вынул шишковидную железу крючком из-под черепа несчастной.
Доктор Метц вспомнил, как шесть лет назад принял от альбионца Рассела банку с нетленной железой, что тот вырвал у бедной бледной Мери. Разыскав склянку, он убедился, что железа по-прежнему в превосходном состоянии. В дедовой коллекции заспиртованных аномалий нашёлся и пузырек с чёрной кровью Мери. Она была свежа, словно её забрали вчера, а не больше двадцати лет назад — всё такая же жидкая, без единого тромба.
Перечитав письма викария Эйтона ещё раз, Метц наткнулся на приписку деда: «Алхимик Парацельс считал, что в мире нет ничего, что могло бы избавить человеческое тело от смерти. Но, как говорят знающие люди, во времена Парацельса алхимия выродилась, став пошлым материализмом».
И в голове доктора Метца созрел безумный план, и осуществить его он собирался как можно скорее.
— Мальчик мой, — обратился он к подавленному Даниэлю, когда его место у постели умирающей заняла Сандра, — ты должен понять, что я не могу довериться никому кроме тебя. Ты мне как сын, а то, что я хочу сделать — давний долг моей семьи, и о нём не должно стать известно никому из посторонних.
С лица молодого человека спала скорбь, а при слове «сын» глаза его и вовсе засияли.
— Конечно профессор. Как вы скажете.
— Я бы никогда не решился на подобное ни с одним живым существом, — продолжал увещевать его доктор Метц, — тем более с родной дочерью. Но она умирает, и я не могу ничем ей помочь. Я могу лишь попытаться провести одну операцию, зная, что уже не сделаю Лили хуже. Я не прощу себе, если не попробую. И не прощу себя, если ничего не получится. Мне трудно сказать, сколько займёт времени весь процесс.
— Я буду с вами до конца, — тут же заверил его Даниэль.
— Мне отрадно это слышать. Но знай, путь будет очень трудным и порою может показаться страшным.
— Я не дрогну, профессор.
— И я не уверен в положительном результате.
— Но мы будем к нему стремиться.
— Конечно.
— Только чтобы Лили жила.
Первым, что сделал доктор Метц, так это выпарил всю влагу из чёрной крови белой женщины Мери. Когда в прокалённой чашечке остался лишь чёрный порошок, он добавил к нему молока. Чёрное растворилось в белом — почти что «альбедо» сменило «нигредо». Но до этих стадий было ещё очень далеко.
— Папа… — еле слышно прошептала Лили, когда открыла глаза и увидела склонившегося над ней отца.
— Здесь и Даниэль, милая.
— Да?..
— Я тут, Лили… — прильнул к изголовью кровати молодой человек.
— Дочка, я дам тебе кое-что, — обратился к ней доктор Метц, поднеся к её губам стакан с мутной жидкостью, — выпей, пожалуйста. Тебе должно стать легче.
Даниэль помог приподнять ей голову, и девушка послушно приняла лекарство мелкими глотками.
— Папа… я так… просто хотела…
Но Лили не успела договорить и впала в дрему.
— Держи её за руку, — обратился к Даниэлю доктор, — следи за пульсом.
— Хорошо.
Тем временем доктор Метц достал банку с плавающей в растворе шишковидной железой — частичкой бессмертного существа.
— Что это? — поинтересовался ученик.
— А на что похоже?
— Не знаю… — замялся тот, — скорее всего часть мозга.
Затем доктор Метц достал старый инструмент, которым когда-то пользовался ещё профессор Книпхоф.
— Это крючок? — спросил Даниэль.
— Ты прав.
Молодой человек тревожно обхватил запястье Лили.
— Пульс стал слабее. Я его еле прощупываю!
— Так и должно быть, — спокойно ответил ему доктор Метц, хотя и понимал, что сейчас он не мог ни за что поручиться.
Но Даниэль уже не внимал его словам. Его возлюбленная больше не подавала признаков жизни.
— Лили… — позвал он в последний раз и сорвался в беззвучный плач у её смертного ложа.
— Послушай, мальчик мой, — дрогнувшим голосом обратился к нему доктор Метц, силясь не потерять самообладания, чтобы самому не припасть к одру дочери, — возьми себя в руки. От тебя зависит, получится ли у нас задуманное или нет.
— Зачем?.. — качал головой Даниэль. — Её больше нет.
Но доктор Метц был непреклонен:
— Это лишь третья стадия — разделение. Нужно пройти ещё девять.
— О чём вы говорите?
Доктор Метц взял в руки крючок и принялся его дезинфицировать.
— Открывай банку и подготовь препарат, — скомандовал он, — мы должны осуществить соединение.
— Соединение чего?
— Тканей. Вернее, нам необходимо вживить чужеродный орган.
Даниэль кинул тревожный взгляд на железу, потом снова на своего учителя и спросил:
— Профессор, вы что, хотите провести операцию на мозге?
— Это единственный вывод, к которому я пришёл. Больше ничего не остаётся.
— Но ведь это невыполнимо! Мы не сможем вскрыть черепную коробку!
— Поэтому мы и не будем этого делать. Насади препарат на крючок. Только аккуратно, целостность не должна быть нарушена.
Когда Даниэль выполнил поручение учителя, доктор Метц принял инструмент и поднёс частичку чужого мозга к ноздре дочери. Медленным точным движением он стал проталкивать комок внутрь, и когда крючок вошёл вглубь на пятнадцать сантиметров, доктор Метц неспешно стал выдвигать его обратно, пока пустой крючок не вышел наружу, оставив после себя лишь тонкую струйку крови.
— Это было соединение…
— Оно бы убило её, — безучастно произнёс Даниэль.
Доктор Метц хотел было резко одернуть ученика и сказать, что Лили и так жива, но теперь он и сам стал в это сомневаться.
— Думаю, нам нужно ждать.
— Чего?
Доктор Метц и сам не знал, но твердо верил, что нечто обязательно должно произойти. Судя по английским письмам и комментариям к ним, даже профессор Книпхоф в этом не сомневался, а он был большим знатоком в вопросах жизни и смерти.
На следующий же день на бездыханном теле Лили начали проступать странные пятна. Из багровых синяков они превращались в чёрные пятна. Казалось, все сосуды вмиг лопнули и разлагающаяся кровь почернела.
— Это же не трупные пятна? — пораженно вопросил Даниэль.
— Ты прав, это не они. Но так и должно было произойти. Нигредо…
— О чём вы?
— Почернение. Начало Великого Делания.
По прошествии двух дней чёрные пятна стали сходить. Кожа Лили вновь становилась светлой и гладкой, даже веснушки исчезли с лица.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});