этом их жизнь и счастье – что им до потаенных стратегий сильных
мира.
Но, есть тут один, за дверью – наблюдающий в дверной глазок – Гермес –
прислужник… кто такой?! кучка камней, в лучшем случае – каменный столб…
и служил ещё недавно (недавно – с точки зрения Времени) столбом на
кладбище, да охранял дороги, потом привратником стоял у ворот (Пропилеем
прозывался – от людей не скроешь), а теперь выбился (до чего же справедлив
народный язык), попал – говорят, прямо из грязи в князи! да, из грязи да прямо
в князи после того как своего деда и без того страдающего и униженного, и
угорелого, светлого титана Атланта (брата не только Прометея, но и Эпиметея,
о котором разговор впереди), бессовестным и хитроумным образом вынудил
подпирать небо.
Бывает так у людей – всего одну подляночку совершит человек, одну и
единственную, и не такую уж там чтоб… а маленькую, крохотную, не то чтоб
уж-там-пускай-будет: бомбу бросить – и хватит ему её на всю жизнь, чтоб
ходить и в почёте, и во славе, и при богатстве. Честно говоря, не верю я, что
почёт, слава и богатство ему в глотку лезут.
Гермес теперь на посылках у Зевса был и самые его неблаговидные делишки
проворачивал; то Аргуса усыпит и зарежет… да что там говорить… вот и
сейчас, приставил его Эгидодержец к замочной скважине, чтоб наблюдал, чтоб
45
не пропустил решающий момент – когда надо будет вмешаться и повести дело
как задумано. И момент пришёл.
Посмотрели друг на друга, улыбаясь, довольные хорошо сделанным делом
Афина и Гефест, посмотрели оба с благодарностью на Прометея (столько
ценных советов и такая поддержка, когда, как у всякого художника дело
заходило в тупик и казалось – хоть сядь, да плачь), развели все руками… мол:
Vollendet ist das große
Werk,
der Schöpfer sieht’s und
freuet sich.
Закончен труд
большой,
Создатель смотрит, и
рад в душе своей.1
И тут – здрасте, пожалуйста… тут как тут! – входит Гермес. Раскланивается,
поздравляет, берёт вновь созданную за ручку (как раз за ту) и помогает сойти с
операцинной наковальни. Между тем, незаметно для всех, вкладывает в
прелестное создание душу.
Лживую и хитрую? – это уже снова перепевы недовольных, может той же
шизонепетки (почему она вечно недовольна? – может потому что имя такое у
неё или наоборот – имя у неё такое, потому что вечно она чем-то недовольна?)
Словом, не все же женщины у нас хитрые и лживые… ну, может – любопытные,
увлекающиеся, чуть капризные – чуть капризную душу Гермес вложил -
согласен, но по мне, так это только украшает красивенькие, приопускающиеся
от капризика губки, которые для этого правильно и созданы Афиной и
Гефестом, с помощью Прометея, чтоб мы успокаивали их, уговаривали,
ублажали, ублаготворяли, угождали им, угодничали, лебезили и заискивали
перед ними и раболепствовали… да что там говорить, чтоб от этого ещё больше
хотелось их целовать и расцеловывать.
Да, надо сказать, что Время в это время уже давно стоит – правильнее
сказать, сидит в ложе, в бельэтаже ли, в бенуаре, в пушистом облачном
амфитеатре и, приставляясь (не преставляясь, а приставляясь) время от времени
к хорошенькому Opernglas2 (если бы это происходило не так давно, я подумал
бы, что этот биноклик сбагрил ему господин Коппелиус… хотя, вполне, вполне
возможно – существует же связь времён, а у нас тем более – речь идет о самом
Времени), так вот Время сидит и, вместе с другими божественными
величинами, которые сегодня не в числе представляющих, а в числе
1Йозеф Гайдн, «Сотворение» (оратория). Почему цитата не прямо из Библии? Потому что в Библии мы читаем,
даже можем представить, как рассказывает историю один человек, пусть и великий и мощный, но один. А здесь
у нас поёт хор, хор славит пеньём.
2Театральный бинокль (нем.).
46
наслаждающихся театральным действом, отсматривает комедию. Ему видно
всех сразу.
Представили сцену? у замочной скважины, Гермес Соглядатайствующий -
то правым, то левым глазом; внутри, в кузнице с полыхающим горном, Афина
Измеряющая – то линейкой, то кронциркулем; Гефест Соображающий всё ли
поставили на место; Прометей Радующийся (неплохие названия для отдельных
драм, порядка эсхиловых «Прометей Прикованный», «Прометей
Освобождённый»). Прометей радуется, что неплохо получилось…
Действие продолжается: Гермес, входящий, вкладывающий душу… и
следующее явление: впархивает Эрот; именно впархивает, потому что по
отношению к Эроту – входит, вбегает и даже влетает неприменимо. Эрот
Порхающий или Впархивающий. На крыльях любви порхают, а не летают, как
ветер, орлы или совы. Эрот впархивает по заранней договорённости с Гермесом
(конечно же, тоже не посвящённый в коварный замысел, а приглашённый так,
просто, на праздник, на торжество по поводу рождения новой Kreatur, и чтоб
подарить прославленному титану Прометею (так, мол, просил Зевс, мол, по его
просьбе), подарить любовь к невиданно-ещё-доселе-прекрасному существу.
Эрот впархивает и – ни здравствуй, ни прощай – накладывает на тетиву
отравленную стрелку, натягивает лук и… Иапетионид хватается за сердце,
сопротивляется, у него приливается кровь к лицу, но он – он же железной,
титановой титан воли – и он берёт себя в руки. Гермес, видя, что коварный
замысел может сорваться, провалиться, и он тогда окажется на грани, за
которой всё остальное бессмертие ему придётся стенать под кромешной пятой
Тартара, не видя божьего света, сквозь зубы шепчет Эроту: «Стреляй, стреляй,
подлец, ещё раз, иначе сидеть нам с тобой вместе, всю оставшуюся жизнь в
мрачном Эребе и играть в поддавки с Ночью и с этим уродом Бриареем». Эрот
замешкался, растерялся, испугался, хотя, по большому счёту – он сам мог
довести любого до того, что тот отправится и к Бриарею, и куда угодно… да что
там говорить… Но, «ещё раз» не повредит… как говорится: контрольный
выстрел, и Эрот наложил снова наложил стрелку, натянул снова лук… и тут
загремело вокруг, затарахтело, заорало и в кузницу ввалилась толпа куретов с
корибантами, а за ней сам Тучегонитель в сопровождении богов и богинь.
Стрелка самовольно сорвалась с тетивы, полетела, рука, как сказали бы,
дрогнула и…
…вот, наконец и пришёл наш час, чтоб все поняли, что ружьё, если уж оно
висит – обязательно должно стрельнýть.
Сирень, куст сирени.
Его заранее притащили сюда монтировщики и поставили в нужном месте
(куст сирени у нас, в сиреневой драме… какой-то… всё его таскают…
персонификация какой-то странной силы, которая может сильно
воздействовать, но сама притащиться на место воздействия не может, и,
поэтому, её притаскивают), притащили и поставили