А оно не упало, а пустилось в полёт.
Для приличия ей пришлось прощаться и с диатрином Энгелем. Тот держал в руках флейту, которой собирался подзывать Лукавого, если дракон собьётся с курса. Аврору он обнял напоследок; а к Гидре склонился для вида, чтобы она сама его поцеловала. Гидра в долгу не осталась и просто сделала вид, что коснулась губами его щеки.
Для чужих глаз этого было достаточно, но для их примирения не сделало ничего.
— Возвращайтесь, — слёзно выдохнула Аврора им вслед, когда Энгель сел в седло своего синего жеребца.
Диатрин помахал рукой домочадцам Лорнаса и отправился прочь вместе с двумя сотнями иксиотов. Одетый в свою белую боевую броню, он сиял на солнце, будто воинственный ангел Ирпала.
— Жаль, что не я среди них, — пробормотал сэр Леммарт, загорелый и кудрявый, с контрастом каре-золотых глаз на фоне тёмной гривы. Он тоскливо смотрел уходящим солдатам вслед.
Очевидно, его поставили командовать искиотами в городе — для обороны и поддержания порядка.
«Леммарт! Это же тот, что желал Энгелю “удачи” со мной», — лицо Гидры едва заметно скривилось. — «Я это запомню».
Кроме сэра Леммарта и его солдат в замке остался старый камергер Леон Паррасель со своей дочерью Лавандой и многочисленная армия слуг. И, конечно, Аврора.
И всё.
— Неужели, — прошептала Гидра и ринулась к себе. И не позволила никому из фрейлин последовать за собой. Но те, несомненно, слышали её крик из анфилады принца и сочли, что бедняжка впала в отчаянье из-за разлуки с молодым супругом.
Тогда как Гидра взвыла от счастья.
Она ногой распахнула дверь, ведущую в спальню принца. Ту самую западню, которая минувшей ночью чуть не лишила её рассудка. Теперь, при свете дня, здесь нечего было бояться.
Она была здесь королевой!
И она павой прошлась по всем уголкам анфилады. Зашла в Игорный Салон, испробовала бренди из вчерашнего графина, распинала несколько тумбочек и потрясла манекен рыцаря в галерее.
— Какое счастье! Какое счастье! — только и говорила она, сама себя перебивая собственным смехом.
В голове её зрели планы умопомрачительных свершений и самые разные безумства. Но сперва ей просто захотелось побыть в блаженном одиночестве. Она воспользовалась своим правом тосковать и страдать по отбывшему супругу и велела подать ужин к себе спальню. И развалилась в собственной постели, наслаждаясь нарезанным манго, лимонными кексами и алым чаем каркаде. Распахнутые окна давали вечерней прохладе ласкать её щёки.
— Какая же вкуснота, — говорила она вышивке Бархатца и Леснице. Та с любопытством слизывала крошки от кекса с её пальцев. — Сразу бы так, честное слово! Родиться диатриссой без диатрина!
«В городе, который так удачно возвёл моё солнце диатрин подальше от всех. Словно специально для меня!»
Проведя рукой по гладкой спинке Лесницы, она добавила ехидно:
— А если я ему так не нравлюсь, то пускай на войне себе любовницу найдёт и не корчит рожу, что я его оскорбляю и всё такое.
Той ночью ей спалось отлично. Тем более она легла в постель нагишом, даже без ночной рубашки. Только под утро её сладкий сон прервали рокочущие звуки из-за окна. Она проснулась и вскинулась, ожидая увидеть махину дракона где-то в саду.
«Но Лукавый улетел вслед за отрядами диатрина, а спящий где-то в горах Сакраал вряд ли будет урчать в замковом дворе, ведь он в него не влезет», — взволнованно подумала Гидра и встала с постели в полной темноте.
Рычащий, громкий звук вновь разлетелся по окрестностям, убывая печальным эхом. Диатрисса налегла на окно и с грохотом открыла его; и увидела серую птицу с огромной головой, что испуганно вспорхнула с ветки прямо под её подоконником.
«Козодой», — поняла Гидра и облегчённо выдохнула. — «Птица, что, по поверью, орёт к несчастью. Вот только этих козодоев по всей Рэйке больше, чем коз, и не шумят от подле Оскала лишь потому, что их пугают драконы. Значит, вся страна обречена на несчастья?»
Она оставила окно открытым и с усмешкой возвратилась в постель к своей кошке.
— Если все несчастны, то я всё равно здесь самая довольная, — зевнула Гидра и отправилась спать дальше.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Утром никто не ждал, что горюющая принцесса решительно явится на завтрак в трапезную. Но Гидра была уже тут как тут. Надела розовое расшитое золотом сари, серьги с ярко-жёлтыми гелиодорами и удобные сандалии. Поэтому волей-неволей все домочадцы Лорнаса тоже явились потрапезничать, чтобы своим участием поддержать её.
Гидра явно не нуждалась в утешении. Она сразу же велела принести ей не фрукты, а десерты, и взялась пить кофе вместе с куском бархатного торта.
— Отрадно видеть, что вам стало лучше, Ваше Диатринство, — мягко сказала Аврора. Она завтракала, как истинная леди, кусочком хлеба со спирулиной и двумя персиками. — Правда, я бы хотела сказать, что в диатрийской семье одежда с открытым животом…
Она замялась, а златокудрая Лаванда, с самого утра утянутая корсетом, довершила:
— Это же дико.
Гидра бросила на неё хищный взгляд, и фрейлина тут же уткнулась глазами в свою тарелку.
— Дико — это ходить нагишом, а сари — одежда королев, — заявила рыжая диатрисса и потребовала добавить к своему десерту ещё кусок.
Аврора не могла согласиться, но взгляд её выдавал жалость. Она не была готова осуждать вкусы принцессы-диатриссы, считая, что та имеет право на что-то своё из-за пережитого потрясения. Поэтому она примирительно улыбнулась и спросила:
— Вы, наверное, и в вопросах питания тоже имеете свои предпочтения? На Аратинге, говорят, подают удивительные блюда из морских обитателей. Расскажете нам, что вы любите?
— О! — Гидра как раз об этом думала. Она отложила приборы и откинулась на своём резном троне с тиграми, поднеся чашку с кофе ко рту.
Мать ей запрещала пить больше одной чашки, считая, что круги под глазами от этого, а не от вечных проблем с желудком. Есть она ей тоже почти не давала, чтобы не испортить фигуру, хотя сама в десертах себе не отказывала.
Однако в Мелиное диатриссе указывать было некому.
— Итак, — Гидра стала загибать пальцы. — Самое вкусное — это спелые фрукты. Манго, мандарины, личи, помело, папайи и питайи. Из них делают всякое чудное вино. Папенька привёз в Лорнас несколько бочек мандаринового вина, так вот: вы его далеко в погреба не прячьте. Десерты тоже нужны; щербет в особенности, но ваши местные меня тоже устроят вполне.
Сэр Леммарт усмехнулся и перестал есть, иронично наблюдая за диатриссой.
— Дальше… я люблю крабовое мясо и омаров. И трюфели. И медузы с кунжутным маслом. И розовую пастилу! А, ещё синий чай, такой, знаете, что становится фиолетовым, если добавить туда лимона…
Пальцы рук кончились быстро, и она стала жестикулировать в воздухе, перечислив всё, что могла вспомнить: персики в меду, карамельные яблоки, сахарные лунновиры; и прочие сладости и солёности, которые только успела повидать в жизни. Пробовала она из этого списка совсем немногое — только глазами.
Камергер Леон Паррасель слушал её внимательно, нервно промакивая лысину носовым платком. А сэр Леммарт наконец усмехнулся и спросил:
— Постойте, а как же лягушачьи лапки?
— Что? — возмутилась Гидра. — Зачем?
— Деликатес же. Заморский. Велите приготовить по ририйскому рецепту — пальчики оближете!
«Не пойму, шутит он или нет», — подумала она. Но любопытство взяло верх:
— Хорошо. Камергер, велите лягушачьи лапки сделать на неделе!
Ей показалось, что Лаванда и сэр Леммарт быстро обменялись взглядами — но, возможно, они просто моргнули. «Если это какая-то шутка, я вам задам», — решила Гидра.
После этого она целый день посвятила прогулкам по замку. С виду небольшой, но извилистый внутри, Лорнас с каждым новым уголком завлекал её всё больше. Небольшие витражные окошки, секретные уголки, узкие лесенки и несколько выходов в сад приводили её в хозяйский восторг. Она чувствовала себя примерно так же, как и кошка в доме: знала, что она здесь истинная владелица, невзирая на формальности.