чтобы осталась вера, спиной
к слову, пусть слово будет словом, пусть ложь будет ложью, зло будет
злом – не забывать, но видеть, как тащит его за собой, этот крест
верь что это возможно
кто ещё смеет говорить о красоте понимания, кто смеет ещё говорить
о сердцевине стихотворения, как будто речь о стихотворении, кто ещё
смеет говорит о «сначала», как будто речь о встрече
спиной к нашей встрече я ухожу от нашей встречи, всё дальше и дальше
в нашу встречу, которая есть встреча вещей с вещами, которая
есть встреча времён и мест с временем и местом, которая есть утро
и вечер в марте, время года и будущее время, она открыта и закрыта,
одновременно ты и чужие
позволь здесь на кромке белого, безвестного написать кратко: тебе, мой
любимый, ни жизнь, ни смерть, но это слово, которое мы произносим
столь часто, на нашем неведомом языке мы называли это любовью
Это
(Det, 1969)
Prologos
Это. Это было… и всё на Этом. Так Это началось. Оно есть. Идёт дальше. Движется. Дальше. Возникает. Превращается в это и в это и в это. Выходит за пределы Этого. Становится чем-то ещё. Становится [чем-то] бо́льшим. Сочетает Что-то-ещё с Тем, что вышло за пределы и Этого. Выходит за пределы и этого. Становится отличным от чего-то-ещё и вышедшим за пределы этого. Превращается в Нечто. В нечто новое. Нечто постоянно обновляющееся. Сразу же становящееся настолько новым, насколько Это только может быть. Выдвигает себя вперёд. Выставляет себя напоказ. Прикасается, испытывает прикосновения. Улавливает сыпучий материал. Растёт все больше и больше. Повышает свою безопасность, существуя как вышедшее за пределы себя, набирает вес, набирает скорость, завладевает [чем-то] бо́льшим во время движения, продвигается дальше по-другому, помимо других вещей, которые собираются, впитываются, быстро обременяются тем, что пришло изначально, началось столь случайно. Это было… на Этом всё. Столь иным Это началось. Столь непохожим. [Вот] уже – различие между этим и этим, поскольку ничто не есть то, чем Это было. [Вот] уже – время между этим и этим, между здесь и там, между тогда и сейчас. [Вот] уже – протяжённость пространства между ним и чем-то ещё, чем-то бо́льшим, неким Нечто, чем-то новым, что сейчас, в этот момент, было, и тем, что сейчас, в следующий момент, продолжается. Движется. Заполняет [пространство]. Уже достаточно погрузилось в себя, чтобы различать внешнее и внутреннее. Играет, переливается, клубится. Это: снаружи. И уплотняется: Это внутри. Обретает ядро, вещество. Обретает поверхности, изломы, переживает перепады, падения, возбуждения между отдельными частями, свободную турбулентность. Делает оборот, совершенно новый оборот. Обращается и вращается, его обращают и вращают. И не останавливается в своём развитии. Ищет форму. Оглядывается на прошлое. Оборот за оборотом обретает иной оборот. Берётся в повторную обработку. Виток за витком находит новое выражение. Обретает структуру в непрестанном поиске структуры. К вариациям внутри Этого добавляется материя вовне Этого. Меняет суть. Локализует необходимости, делит текущие функции на новые функции. Функционирует, чтобы функционировать. Функционирует, чтобы другое могло функционировать и потому что нечто другое функционирует. В каждой функции – необходимость новых функций в новых вариациях. Демаскировка всё ещё обращающегося сыпучего материала как катализатор для всего уже слишком твёрдого, того, что нашло свою собственную инерцию и утратило тенденцию к свободным соединениям. Необходимость внешней энергии для замкнутых частей. Неиссякаемой энергии. Толчка извне. Это было тем, чем собиралось быть. Собирается. Это, заставляющее другое делать что-то другое, нечто непосредственное. Принуждает к неудержимому исходу. Принуждает инертное Это к движению. Принуждает всё Это произойти. Это происходит. Это никогда бы не произошло без постороннего Это. Это никуда бы не пришло без враждебного Это. Это и это и это могли бы прекрасно функционировать, но без напряжения, без мощи, без введения в действие отдельных частей, без установления своих правил игры. Без заблуждений. Без ошибок и ловушек, шараханий в сторону и возможностей. Обретшее бытие Это никогда бы не обрело сущности, если бы не существовало существенно отличающееся Это и от своего преизбытка не раздавало бы смерть – настолько медленно, что это напоминает жизнь.
Это стало столь иным, что всего лишь напоминает [жизнь]. Столь сильно преобразившись. [Вот] уже – гораздо больше различий между жизнью и жизнью, чем между смертью и жизнью. [Вот] уже – время в большой степени может быть измерено только в жизни. [Вот] уже – безусловная пустынность пространства, сведённого к вещам. Оказавшихся в предуготовительной игре. Редуцированных до удержанных деталей, которые постоянно отделяются, делятся и дифференцируются, ища различия, ища видимости. Крутятся и переплетаются, извиваются, обращаются, принимают случайный оборот, изгибаются, синхронно искривляются в случайном проявлении, ища очевидную систему. Переформулируют. Подпитывают большие амбиции отдельных элементов: спроектировать Всё или Все-ленную по своему собственному малому образцу. Хотят выглядеть чем-то другим. Не хотят больше выглядеть самими собой. Варьируются столь случайным образом. Испытывают скачкообразные бифуркации. Флуктуируют диффузно.
Модулируют, обретают нюансы, которые сами модулируются, нюансируясь в процессе модуляций. Как попало. Ориентировочно. Ищут форму. Формируют форму, формирующую форму. Выходят за пределы этого. Сохраняют видимости. Ищут не-жизнь, которая не есть смерть. Играют роль. Невозможную для постижения. Входят в роль и не впускают пустоту. Относятся свободно к чужому, враждебному Это – с тем, чтобы быть чужими для себя. Имеют это в себе. Обращаются к враждебному, невовлечённому Это, будучи вовлечены в него. Обуславливают его. Соглашаются с ним. Это вводит в правила игры неотступные нарушения этих правил, как если бы это было неким правилом. Как будто неотступный смертный час был бы само собой разумеющимся оборотом. Как будто ему нужно было лишь правильно обернуться. Смертный час, где же теперь невеста твоя? Столь иначе теперь, в плену системы. Столь свободно.
Это горит. Это Солнце – оно горит. Так долго, сколько требуется, чтобы сгореть солнцу. Так долго до и так долго после эпох, которые измеряются жизнью или смертью. Солнце сжигает само себя. И сожжёт. Когда-то. Когда-нибудь. Промежутки времени, к продолжительности которых не существует восприимчивости. Не существует даже нежности. И когда Солнце погаснет – что жизнь, что смерть давно уже будут одним и тем же, как это было и всегда. Это. Когда Солнце погаснет, Солнце освободится от всего. И от Этого тоже. Это было… на Этом всё. В то же время иногда Солнце всё ещё достаточно избыточно, чтобы раздавать смерть настолько медленно,