— Я тебе противна? — спросила она. Ланн побледнел и сглотнул пересохшим горлом. — Нет. Я знаю, что нет. Ты боишься меня?
Он рывком обернулся. Летиция выглядела такой нежной и ранимой, в ее волосах блестели кристаллы песка. Она поджала губы и потупилась, не выдержав его взгляд.
— Ты совсем глупая, да? Ни о чем не забыла?
— Значит, боишься, — подтвердила она. — Ты избегал меня с самого начала.
— Каким-то образом я знал, что ты…
— Ничего ты не знал. Это случилось, потому что я подчинилась зову Лете.
— Тогда я знал, что это произойдет.
Летиция махнула рукой.
— Заткнись, Ланн. Ты раздражаешь.
Следующие десять минут они молчали, сидя на шкуре спиной друг к другу и тщательно разжевывая мясо. Летиция ничего не ела с утра и порядком проголодалась, поэтому быстро прикончила свою порцию и запила ее теплой водой из бурдюка. Но в ее душе все еще кипели страсти, и когда Ланн заговорил, она не смогла промолчать.
— Ты стала ведьмой благодаря своему безрассудству.
— Да ну? В противном случае ты бы убрался из Сильдер Рока сразу, как только закончил дела. Что ж ты, стал бы ко мне приезжать? Женился бы на мне?
— Нет, — честно ответил Ланн. — Не стал бы. Значит, — он помедлил, — Морвена здесь ни при чем? Хрустальная маска, бабочка, часовая башня? Это было лишь предлогом, чтобы не расставаться со мной? Я польщен, госпожа ведьма.
— Прекрати эти шуточки, пока я не отхлестала тебя по щекам, ульцескор.
— Давай. — Ланн обернулся к девушке, взял Летицию за руку и приложил ее к своей щеке. — Я заслужил наказание, потому что поверил твоей лжи.
— Я не сказала и слова неправды, — возразила она, покраснев. — Отпусти. Ты оттолкнул меня, а теперь лезешь со своими нежностями.
— Я тебя не отталкивал. — Ланн грустно улыбнулся. — Но я не могу позволить себе любить вас, Летиция ди Рейз.
Она посмотрела на него со странным выражением на лице: презрение, смешанное с горькой печалью.
— Потому что я ведьма?
— И поэтому тоже. Если я отдам тебе свое сердце, что ты будешь с ним делать?
Летиция громко фыркнула и выдернула руку.
— Никогда не слышала вопроса глупее. Я не врала про Морвену, — добавила она, — и про все остальное тоже. Просто, возможно, это волновало меня не так сильно, как…
— Как я? Ладно, не злись. — На самом деле Ланн был рад возможности сменить тему. Летиция молчала, и он продолжил деловым тоном: — Кьет не считается автономным городом. Охрана у них дрянная, как и гостиницы. Все те правила хорошего поведения, о которых я говорил, применимы и к людям. Не суй нос в чужие дела и держись поближе ко мне. Поняла?
— Да, да. Ланн, — Летиция на секунду замялась, — научи меня сражаться.
— В Гильдии у тебя будет своя наставница. Спустя месяц или два оружие вроде этого, — он указал взглядом на свой клинок с капсулами жидкого серебра, — покажется тебе бесполезной железкой. Если, конечно, Вираго действительно планируют тебя обучать.
— Не поняла?
— Забудь. Просто мы отрезаны от всех новостей, и, надеюсь, что по прибытию в Гильдию нас не ждут неприятные сюрпризы. — Ланн пошарил в сумке и развернул на коленях карту. — После Кьета мы минуем еще несколько мелких поселений, к завтрашнему вечеру доберемся до Блука, и ты наконец-то встретишься со своей подружкой из сна.
— Я спрашивала у старухи, опасна ли Морвена, и она ответила: 'Это неважно'.
Ланн внимательно посмотрел на девушку.
— В Гильдии есть специальные приборы, измеряющие потенциал ведьмы. Они называются метарами. Вираго использовали его на тебе? Они делают это каждый раз, как к ним приводят новенькую.
Летиция покачала головой.
— Нет. Мы просто поговорили.
— Странно. — Ланну внезапно захотелось наплевать на контракт и приказ, изложенный на пергаменте, вернуться в Гильдию и потребовать объяснений от всех сразу. Впрочем, он слишком хорошо знал, что никто ему ничего не скажет, а его поступок лишь вызовет недовольство Анцеля. — В Блуке проживает около двух тысяч человек, — только и сказал Ланн, тыча пальцем в карту. — Надеюсь, ты сразу ее узнаешь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Интерлюдия 3. Дознание с пристрастием
Шайна-Ламех сидела в глубоком кресле на возвышении, забросив ногу за ногу. Под землей было тихо, холодно и темно. Маленькая ведьма и не подозревала, что в Гильдии существует место, подобное этому — нечто вроде пустой пыточной камеры, тщательно вычищенной от крови и лишенной всех тех ужасающих приспособлений, с помощью которых жертвам причиняли боль.
Шайна не нуждалась в орудиях пыток — она обладала силой, позволявшей девочке стать самым жестоким, искуснейшим палачом. До самых глаз ее тело покрывал черный экзалторский плащ, радужный перелив которого, впрочем, был не виден из-за отсутствия освещения; на руках были перчатки из тонкой кожи, лицо скрывала хрустальная маска. Сидя в полной темноте, Шайна терпеливо ожидала клиентку, которую ей надлежало допросить — не словами, а нагло врываясь в чужой разум; и никакой мысленный щит или внутреннее сопротивление теперь не могло ее остановить. Воздух в подземелье был сырым и спертым, но Шайна вдыхала его полной грудью, наслаждаясь осознанием могущества, которое приобрела. Она гадала, кто же станет ее первой жертвой, перебирая в голове имена, когда дверь с легким скрипом отворилась. Неровный свет факела на мгновение проскользнул в помещение, заставив ее зажмуриться. Женщину, застывшую на пороге, не посмели подтолкнуть вперед, ведь она все еще принадлежала к Вираго, ее вина не была доказана, и узницей она считаться не могла. Ведьма долго колебалась, силясь разглядеть что-то среди кромешной мглы, затем преодолела страх и шагнула в комнату. Шайна улыбнулась под прикрытием плаща, и эта улыбка была похожа на плотоядный оскал хищника, настигающего добычу.
Предполагалось, что клиентка и исполнительница не должны узнать друг друга. Шайну посадили на гору из плоских подушек, и создавалось впечатление, что в ней не меньше шести футов роста. Кроме нее самой, в Гильдии было четыре Вираго: и, в отличие от Шайны, им не разрешили пользоваться никакими уловками для сокрытия своей личности. С Алией-Аллор девочка провела слишком много времени, и ей было хорошо известно, что старуха в периоды глубокой задумчивости шевелит пальцами левой руки, как будто играет на воображаемом клавишном инструменте. У Лайи-Элейны была недоразвитая конечность, Эйра-Луна обладала незаурядной внешностью и поэтому постоянно поправляла волосы, трогала губы и всячески прихорашивалась, а у Сканлы-Кай не было никаких отличительных особенностей. Никто не знал, как она выглядит и какого цвета у нее волосы, ибо Сканла всегда ходила в черной маске с бессмысленной улыбкой во весь рот, как на лицах дуллахан, и убирала волосы под платок. Она казалась Шайне наиболее интересной.
Вошедшая девушка откинула на плечи капюшон. Блестящие волосы рассыпались черным каскадом, и она, не глядя, расправила тугие локоны на плечах. Как можно дружелюбнее улыбнулась мрачной фигуре в плаще.
— Я знаю, что это ты, Шайна. И, думаю, ты тоже узнала меня.
Шайна подперла голову рукой, опираясь на подлокотник кресла. Несколько раз осмотрела клиентку с ног до головы, словно предмет, выставленный на продажу. Мужчины желали коснуться этих губ цвета спелых вишен, зарыться лицом в эти шелковые волосы и обладать соблазнительным телом, скрывавшимся под платьем из тонкой серой шерсти; и, может статься, Эйре-Луне было невыносимо сложно хранить целомудрие. Кому-то она ведь подарила поцелуй-другой.
Девочка-палач подалась вперед, не видя смысла во лжи.
— Тебя сложно не узнать, Снежная Ведьма, — сказала она. — Твоя красота сияет даже среди холода и мрака.
В ее голосе не звучало ни зависти, ни лести. Шайна всегда останется маленькой девочкой — таковой была ее судьба; ее бедра никогда не округлятся, грудь не нальется, как спелые яблоки, а после смерти ее тельце уложат в крохотный гробик, предназначенный для детей. Может, по этой же причине сердце Шайны было закрыто для любви — по крайней мере, для того страстного чувства, которое иногда возникает между взрослыми.