но ловлю себя на том, что улыбаюсь, как дурак. Внутри снова отзывается легкое волнение. Наверное, из-за того, что повел себя с ней как-то сильно непривычно. Но мне стоит попридержать коней. Богдан и так нехило напихал мне за тот вечер в баре, не хочу даже представлять, что он скажет, если узнает, что я вот так флиртую с его сестрой. Помутнение какое-то, конечно. У меня вообще-то девушка есть. Пока что.
Засовываю руки в карманы и бреду в сторону школы, особо стараясь не напрягать больную ногу. Ей сегодня еще работать. Как и вчера. Как и завтра.
Мной, конечно, были бы недовольны все. И командный врач, и тренер, и уж тем более отец. Но иначе я сейчас не могу.
Когда выхожу на аллею, которая ведет к школе, чуть притормаживаю и смотрю вправо, туда, откуда обычно приходят Субботины. Мы не так уж часто тут пересекаемся, но сейчас я почему-то ищу их взглядом, и, конечно, вижу. После чего снова делаю что-то, мне не свойственное. Останавливаюсь и жду их. Две блондинистые головы, склоненные вместе в каком-то откровенном разговоре, одинаковые кроссовки, которые отличаются только цветом. Эти двойняшки так близки, что я невольно завидую. Наверное, каждому человеку хотелось бы иметь такую вторую половинку. И невольно почему-то думаю о том, каково будет парню Ангелины. Непросто, должно быть, встречаться с девушкой, чье сердце уже занято другим мужчиной, ее братом.
Хмурюсь и запускаю руку в волосы. Давлю в себе желание сбежать, но Геля меня уже заметила. Она лениво приподнимает руку в приветственном жесте, а я сражаюсь с улыбкой, которая снова выползает на мое лицо. И думаю о том, что есть, наверное, причина, по которой я сейчас остановился и жду Субботиных.
Ни одной интонацией, никакой мимикой они не напомнили мне о травме. Даже если разговаривали или шутили о футболе, все было очень легко. С ними я себя не чувствую неудачником или калекой.
— Привет! — я здороваюсь за руку с Богданом и наклоняюсь к Ангелине, чтобы оставить у нее на щеке приветственный поцелуй.
Кожа нежная, и пахнет она все так же сладко. Моргаю и в очередной раз за утро свожу брови на переносице. Слишком много Ангелины Субботиной для начала дня. Наверное, мне просто заняться нечем.
Пока идем до школы, получается отвлечься на разговор с Богданом. Геля тоже отворачивается и вздергивает свой аккуратный носик. Я ее не интересую, и она меня тоже.
Наверное, просто показалось.
Глава 17
В холле Богдан еще задерживается рядом со мной, а Геля безразлично машет рукой и бежит к подружке. Они обнимаются и принимаются тут же о чем-то трещать. Выглядят при этом полностью поглощенными разговором и друг другом. Хорошие девочки, какие-то настоящие. Совсем не похожи на тех, кто мне обычно нравится.
Поворачиваюсь к Субботину и понимаю, что упустил пару его последних фраз. Он это тоже прекрасно видит и иронично улыбается. Засранец.
Я цокаю языком и угрюмо говорю:
— Ладно, до встречи, Суббота.
— До встречи, — сахарным голосом тянет он.
Я качаю головой и ухожу. Не хватало еще, чтоб он придумал то, чего нет, и бесконечно подкалывал меня. Есть такая фишка у Богдана, выдавать неисчерпаемый поток саркастичных шуточек.
Поправляю на плече рюкзак и двигаю на первый урок. Хорошо бы собраться, потому что русский мне все-таки скоро сдавать. Но последнее время сосредоточиться все сложнее. Слишком парит меня предстоящий матч и моя немощная левая нога. Одно хорошо — я все-таки правша.
У кабинета здороваюсь с парнями. Зуев и Бавинов, мои единственные друзья не из мира футбола, но даже с ними мне сейчас сложно. Отчасти из-за печати сочувствия, которая не сходит с их лиц.
— Зуй, Бава — проговариваю, поочередно пожимая им руки.
— Здорово, Гром.
— Привет. Аленка заходила, тебя искала.
Я морщусь. Хотела же после первого урока встретиться, зачем сейчас пришла? Она учится в параллельном, но наше расписание как будто специально составляли так, чтобы мы не пересекались. Сейчас я этому очень рад. Не знаю, временная эта эмоция, или нам действительно пора расставаться, в любом случае, разбираться с этим в данный момент я не хочу. Просто хорошо, что сейчас мы разминулись, вот и все.
Парни мою реакцию считывают и оба недоуменно приподнимают брови. Синхронисты, блин.
— У вас что-то разладилось? — спрашивает Зуй.
Я огрызаюсь:
— У меня в принципе все сейчас немного разладилось.
И снова вижу на их лицах эту тошнотворную жалость. Они думают, что для меня все уже закончилось. Про свои самовольные тренировки я не рассказывал никому.
Пытаюсь погасить раздражение, которое стало слишком частым моим спутником. Черт, такая мешанина из эмоций внутри, очень сложно разобраться. Но друзей обижать мне все же не хочется. Кладу руку Баве на плечо и легко его сжимаю. Друг отвечает мне теплой улыбкой. Они потому и сочувствуют так сильно, что оба очень добрые. Проблема не в них, это я сейчас не в состоянии нормально коммуницировать.
Русичка подходит к кабинету, одной рукой прижимая к груди какие-то листы бумаги, а второй на ходу нервно поправляет очки:
— Так, одиннадцатый «А», сразу предупреждаю, что дурить сегодня не надо. Получила результаты вашего тестирования, там вообще ничего хорошего!
Мы дружно закатываем глаза, а я на самом деле радуюсь тому, что фокус моего внимания хотя бы на сорок пять минут сейчас сместится в более безопасную зону.
И весь день мне удается думать об учебе. Пишу одну контрольную, один короткий тест, на остальных просто внимательно слушаю. Шучу с парнями, завтракаю в столовой, бросив всего один взгляд на Ангелину Субботину. Она, ожидаемо, занята своей подружкой, в мою сторону даже не смотрит. Что ж, это и требовалось доказать.
Встречи с Аленой не раздражают так сильно, как я того ожидал. Когда она бросается мне на шею, прижимается всем телом и шепчет на ухо что-то нежное, уже кажется, что я зря себя накрутил. Эта ее юбка действительно мне очень нравится.
Жалею только о том, что Зайцева на обеде в столовке ведет себя слишком уж громко и вызывающе. Прижимается грудью к моему плечу, касается колена, звонко смеется и просто беспрестанно комментирует все вокруг. Как на зло, слышат ее все мои близкие. Зуй с Бавой и Субботины за соседним столом. Не то чтобы я стыдился своей девушки…Не знаю, просто странные ощущения. Может быть, женщина вообще и должна быть такой. Кукольно красивой, недалекой и громкой. Не пацанкой в широких брюках и бейсболке, как Гелик. Ну, например.