чем.
Конечно, все нормально. Я тебя люблю, ты меня — нет. У тебя есть девушка, а я только что провела самый потрясающий вечер в жизни, который для тебя совсем ничего не значит. Более чем, Ваня. Более чем.
Глава 15
— Совсем с ума съехала? — говорит Богдан, перезванивая секунд через пять. — Какой одноклассник? Забыла, что мы в одном классе с тобой учимся? Кто с тобой?
Мне почему-то совсем не хочется говорить о том, что я с Ваней. Но это же Бо, мой Бо. Я давлю в себе желание жалостливо всхлипнуть от накатившей грусти и только упавшим голосом произношу:
— Я с Громовым.
Богдан какое-то время молчит. Потом спрашивает:
— Где вы?
— Рядом со стадиком.
— Дай ему трубку, пожалуйста.
— Бо, зачем?
— У тебя голос странный. Не упрямься, дай ему трубку.
Спорить с ним совсем нет сил и желания, так что я просто вздыхаю и протягиваю Ване телефон. Он поворачивается ко мне спиной и отходит на несколько метров, понижая голос. Вслушиваться, как ни странно, на этот раз мне тоже не хочется. Сую руки в карманы и ежусь, вечерами пока еще холодно. Чувствую, как зябкий ветер забирается в прорези на моих джинсах, и шмыгаю носом.
Ваня подходит со спины и легко постукивает меня телефоном по плечу:
— Гелик, поехали домой?
— Господи, что он сказал? — я оборачиваюсь и возмущенно вскидываю руки.
— Ничего особенного, просто и правда очень поздно.
— Не брат, а деспот, — ворчу я, заправляя выбившиеся пряди под кепку.
— Не ворчи.
Я огрызаюсь:
— Сама разберусь.
Ваня хмыкает и внимательно изучает мое лицо, бегая взглядом от одной черты к другой. Я смущаюсь, поэтому продолжаю так же агрессивно:
— Провожать не обязательно.
— Да нет уж, — он широко улыбается, словно показывая, что сейчас выше моих капризов, — я провожу.
Я безразлично приподнимаю плечи:
— Как хочешь. Пойдем на остановку.
— Я такси вызову.
— Чем заслужила такое сопровождение, даже не знаю.
Ваня тихонько посмеивается, отвлекаясь на приложение в телефоне. Я смотрю, как экран освещает его лицо, и чувствую чудовищное внутреннее сопротивление. Сейчас мы доедем до дома, и все, на этом вечер закончится. И вряд ли когда-то еще повторится, потому что все, что сегодня произошло, скорее случайность.
Поэтому, когда мы садимся в машину, оба на заднее сидение, я достаю кейс с наушниками, щелкаю крышкой и досадливо вздыхаю:
— Черт, разрядились.
Ваня молча протягивает мне свой наушник. Я вдеваю его в ухо и отворачиваюсь к окну. Играет какой-то стильный дипхаус. Красиво, но как будто дает недостаточно информации. Я надеялась уцепиться за текст песни, чтобы хоть немного влезть Ване в голову. Но он не дает мне такой возможности.
Когда мы уже подъезжаем к дому, во мне вдруг вспыхивает моя вишневая храбрость. Я тянусь к телефону в Ваниных руках и касаюсь пальцем экрана.
— Классный трек, — поясняю ему, — хочу посмотреть, как называется.
Он поворачивается ко мне и смотрит в глаза. Затем спускается взглядом к носу, оттуда быстро к губам, и резко обратно к глазам.
— Я тебе скину.
— Спасибо, — отвечаю тихо и возвращаюсь на свое место.
Нервно переплетаю пальцы и прикрываю веки. Внутренне отсчитываю секунды до своего подъезда. Машина неловко протискивается между бордюром и другой тачкой, обычно я не мучаю водителей этим неудобным поворотом и выхожу раньше, но сейчас не могу себе этого позволить. Ваня ставит музыку на паузу. Ну вот и все. Когда мы останавливаемся, я наконец открываю глаза.
Задорно улыбаясь, говорю:
— Ну, пока? Прикольный был вечер, Вано.
Берусь за ручку и вдруг слышу, как он говорит водителю:
— Подождете минутку? Я выйду ненадолго.
Жду, когда Громов обогнет машину и трусливо прячусь за сарказмом:
— Думаешь, до подъезда не дойду?
Он чуть улыбается, приподнимая и так изогнутые уголки губ. Взъерошивает свои темные волосы, смотрит на самый верхний этаж нашего дома, а потом снова на меня:
— Я Богдану обещал.
— Ну, раз обещал.
Мы подходим к железной двери, я достаю ключи и демонстрирую их Ване. Внутри все тянет от тоски, еще никогда мне не было так грустно с ним прощаться. У меня в ухе раздается короткий тренькающий звук и механический голос голосового помощника проговаривает «Контакт Алена отправляет вам сообщение». Я торопливо вытаскиваю наушник и с горячими щеками протягиваю его Ване:
— Чуть не украла.
Силюсь улыбнуться, но, кажется, получается не очень. Самый неловкий момент в моей жизни. Но Громов начисто игнорирует то, что я чуть не подслушала сообщение от его девушки.
Он забирает наушник, прихватывая мои пальцы. Щурится ласково:
— Воришка.
— Просто рассеянная.
— Пока, Гелик.
— Пока.
И Ваня наклоняется ко мне, скользит своей щекой по моей, а потом легко прижимается губами к моей скуле. Успеваю чуть повернуть голову, чтобы в ответном поцелуе почувствовать его вечернюю щетину.
Открываю домофон и ухожу. Что, если это последний раз, когда мы так много времени провели вдвоем? Что, если этого больше никогда не повторится? Мне так ужасно тоскливо, что, когда я захожу домой и встречаю Бо на пороге, сердито толкаю его в грудь.
— Зачем ты так? — шиплю ему зло.
— Энж.
— Просто замолчи, ладно?! Если бы ты не позвонил, у меня могло быть больше времени!
Он хватает меня за плечи и больно сдавливает:
— А ну-ка тихо.
— Отстань, — я скидываю с себя его руки.
Разуваюсь, борясь с подступающими слезами, и иду в спальню. Там прямо на пол скидываю одежду, переодеваюсь в пижаму и залезаю под одеяло, накрываясь с головой. Не хочу умываться, чистить зубы, вообще ничего не хочу. Не умру ведь, если лягу спать с косметикой на лице.
Из правого глаза выскальзывает горячая слеза и впитывается в подушку. В этот момент мне почему-то тяжело любить Ваню. Иногда бывает радостно, часто приятно, нередко грустно и тоскливо. Но сейчас так тягостно все это ощущать, что хочется стонать и плакать. Голова раскалывается, а сердце давно уже перемолото.
Я слышу, как открывается дверь, как тихо заходит брат, я узнаю его крадущуюся походку. Он всегда так вползает, когда не хочет меня потревожить.
Первые несколько шагов я напряженно вслушиваюсь, пытаясь осознать направление. Но он не идет к своей постели, а сворачивает ко мне. Отгибает одеяло и ложится рядом.
И мне становится незачем изображать из себя железную леди, я просто утыкаюсь носом Богдану в грудь и всхлипываю.
Он обнимает меня, гладит по спине, успокаивающе приговаривает:
— Все хорошо, Энж. Все хорошо, моя сестренка. Я с тобой. Поплачь, мое счастье.
— Он меня никогда не полюбит, — реву я, размазывая сопли