— Сегодня, третьего декабря тысяча девятьсот девяносто третьего года, мы собрались с вами здесь для того, чтоб запечатлеть момент зарождения новой семьи. Сегодня две души вовек воссоединятся в единое целое, своей любовью, нежностью и трепетом зажигая сердца.
Анна медленно провела пальцы через Витину ладонь. Он осторожно взор от работницы ЗАГСа оторвал, будто переживать вдруг серьезно стал, что тем бракосочетание своё же сорвёт, и руку Князевой сжал. Так, что не захотел отпускать.
Даже для того, чтоб кольцо ей на палец надеть.
— …не затухает, как не затухнет никогда ваш семейный очаг, — продолжала с выразительными ахами женщина. — Пусть его огонь будет вас согревать как в самые тяжелые моменты, так и в самые погожие дни. Согласны ли вы, Пчёлкин Виктор Павлович, взять в жены Князеву Анну Игоревну, хранить ей верность и быть опорой до конца своих дней?
Аня не заметила, как вздрогнула. Нутро сократилось сильно, малость больно, в ожидании ответа, которого в тайне от самой себя Князева боялась не услышать.
Пальцы, обнимающие её ладонь, сжались крепче.
— Согласен.
На миг девушке показалось, что кто-то шепотом выдохнул, и уголки губ иррационально дёрнулись вверх в неясной усмешке. Она чуть взгляд на Пчёлу скосила и, мамочки, пол зала стал под её ногами разверзаться, чуть ли не утягивая Анну в бесконечный полёт под землю.
И полёт этот начался, когда Витя ладонь невесты погладил большим пальцем в утайке от всех гостей, сидящих за аркой, а работница ЗАГСа, посмотрев на Аню через тонкую оправу очков, спросила:
— А вы, Князева Анна Игоревна, согласны взять в мужья Пчёлкина Виктора Павловича, хранить ему верность и быть опорой до конца своих дней?
Девушка губы приоткрыла, чтоб ответить, и тогда показалось, что из лёгких выкачали воздух. На плечах стало тяжело от взглядов приглашенных гостей. Анна, сглотнув, на выдохе попрощалась со своей фамилией:
— Согласна.
— Раз решение ваше является добровольным, взаимным и обдуманным, то поставьте свои росписи, — торжественно проговорила женщина так, что Ирина Антоновна опять всхлипнула. Работница чуть тише Аню подозвала:
— Сначала невеста.
Девушка кивнуть думала коротко, но по итогу голова закачалась часто-часто, как у китайского болванчика. Ладонь тряслась, что, вероятно, на киноплёнке будет видно сильно заметно, когда Анна передала букет Вите и с руками пустыми прошла к столу.
Она расписалась; от странного эмоции, в которую все чувства только смешались, горели щёки. Ноги ощущались ватой, поролоном, когда девушка попятилась на место своё, и будто из-подо льда донёсся указ работницы ЗАГСа:
— Теперь жених.
На секунду Ане пусто стало одной возле арки обручальной стоять, отчего руки крепко сжали стебли белых — точнее, цвета «холодного айвори» — пионов. Она на себе поймала поздравляющий взгляд Космоса, но отвернулась быстро, боясь, что за секунды, её отделившие до получения статуса «жены» Витиной, сглазить себя успеет. Хотя и не верила никогда в глупости такие…
Пчёла взял ручку, поставил размашистую роспись. В документе стояла сноска, согласно которой невеста присваивала себе фамилию жениха, и от взгляда на простое предложение в диафрагме стало тесно, но по приятному больно. И только сильнее почувствовалось давление, когда он ручку вернул на стол, когда Ольгу, свидетельницей ставшую, на роспись пустил.
И снова рука Вити нашла ладонь Ани. Та чуть вспотела от волнения, что Пчёлкина и веселило, и умиляло одновременно; он сам Незабудку понимал. Слишком хорошо понимал…
Невеста, будто мысли его прочитав, выдохнула в тряске через нос, и улыбнулась так, что в уголках глаз собрались морщинки.
Желание поцеловать Аню стало перерастать в потребность, шедшую в разрез с указами и разрешениями работницы ЗАГСа.
«Космосила, блин, давай кольца сюда. Быстрее!..»
Холмогоров с хлопком опустил ладонь, в которой ручку зажал, и засмеялся сам со своей неказистости. Тётя Катя под веселые перешептывания людей с конторы ему негромко кинула замечание, Коса «дурнем» назвав, и Аня, у которой сердце разорваться грозилось от волнения, никак не отступавшего, с мамой была полностью согласна.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
А работница ЗАГСа вдруг припустила очки с переносицы и, кажется, от всего сердца сказала:
— Властью, данной мне законом, я объявляю вас мужем и женой. Можете скрепить свой союз обручальными кольцами и крепким поцелуем.
Космос с лицом волшебника передал коробочку с кольцами ровно под окончание фразы женщины. Пчёлкин принял её — ни то руки от переживаний ослабли, не в состоянии удержать и пятисот грамм, ни то в дне у коробки был тайник с тяжеленной чугунной деталью.
Витя взял двумя пальцами тонкое кольцо из платины. Три бриллиантика, своими мелкими, идеально высеченными гранями поймали свет морозных солнечных лучей и отразились в слезинках, какие сделали мокрыми Анины глаза, но не щёки.
Она протянула к мужчине ладонь, расставляя шире пальцы, и кольцо легко скользнуло на место, которое занимало добрые полтора месяца до самого дня свадьбы.
А когда пришла её очередь кольцо надевать, то руки у Ани дрожали, как у пьяной.
«Хотя», — успела она подумать, прежде чем окончательно обручальное на палец, где раньше восседал излюбленный Витин золотой перстень, надела, — «так ведь и есть…»
«Да, пьяная. Всё пьянит. То, как замерли все гости, как наизготове «горько» прокричать. Касания его пьянят. Запах пионов. Мысли, чёрт возьми, дурят голову»
Страх кольцо уронить оказался напрасным. Оно на палец Витин, как влитое подошло.
Аня взгляд подняла, не до конца ещё осознав, что все формальности соблюдены оказались, и улыбнулась Пчёлкину — уже не жениху, уже мужу своему.
Муж, надо же… Сказал бы кто ей такое года два назад — не поверила бы. Того гляди бы, краской залилась, а теперь… сама жена.
Сама Пчёлкина.
— Жених, — негромко позвала работница, будто подсказывая, чем тишину прервать. — Можете поцеловать невесту.
«Уж он-то точно поцелует!..» — почти просмеялся Холмогоров, забирая коробочку, в которой кольца под алтарь вынес, но на деле внутреннюю сторону щеки закусил и посмотрел, как и присутствующие в зале, на молодых, что друг к другу лицом стояли, во взгляде напротив читая мысли — одновременно и друг другу принадлежащие, и свои собственные.
Глаза в глаза. Рука в руке. Анна чуть подбородок приподняла, чтоб лбом коснуться наклоненной к ней мужской головы, и носы их тогда потёрлись друг о друга — жест, наполненный лаской, от которой пощипывает в носу.
Тяжелый вздох, полный удивительного волнения, сорвался с губ Вити вместе с простым, но самым искренним признанием:
— Люблю тебя, Пчёлкина.
Под громкие возгласы безудержной радости приглашенных, под удачное крикнутое кем-то «Горько!», Аня, обнятая знакомыми руками за талию, прижала ладонь к груди Вити, сошлась с супругом своим в поцелуе.
Первом их брачном поцелуе.
С момента обмена кольцами прошли какие-то минуты. Гости или развели сырость, делясь друг с другом мокрыми платками, или весело кричали, хлопали в ладоши. Молодые спускались с большой лестницы под аплодисменты, под поздравления, из общего потока которых было не выделить определенных добрых слов. Сердце увеличилось в размерах, вытесняя остальные все органы, и сокращениями своими ощущалось во всём теле — в пятках, солнечном сплетении, груди, горле, висках…
Аня сжала букет, безымянным пальцем правой руки ощущая платиновую полоску, ставшую привычной.
Она мельком подумала, что точно бы с лестницы упала, что каблуки бы подвернула, если б не держалась за локоть мужчины, которому обещала опорой до конца дней оставаться, который ей тем же самым поклялся.
Слов было мало, но если они и находились, то Пчёла произнести их не мог — у него в непривычной для самого себя мнительности голос упал до шепота, а во всеобщем гуле поздравлений Анна бы слов Витиных не услышала явно. Потому он заместо фраз использовал касания; всё гладил, гладил её по руке, постоянно губами скользил к щеке и улыбался прямо по коже бывшей Князевой, когда она негромко со щекотных ласк его смеялась.