— Посуду бить — к счастью. А фужер из-под шампанского на пороге ЗАГСа грохнуть — вообще святое дело!
Анна снова засмеялась, будто вмиг разучилась разговаривать, и только хохотом могла мысли, чувства свои выражать.
— Ну ты и кудесник, Белый! — кинул ему с улыбкой, которая сегодняшним днём не планировала гаснуть, Пчёлкин. И руку свободную положил на талию супруги жестом одновременно новым и хорошо знакомым.
— Чего-то, родной, не отнять! — вернул ему Сашка. И тогда Кабан под гул толпы, среди которого особенно хорошо слышались подбадривающие вскрики тёти Кати, легко открыл прохладное шампанское.
Пробка не выстрелила, липкий сладкий алкоголь Ане платье не залил, и лишь лёгкая дымка поднялась над бокалами молодых. Космос гулко захлопал в ладоши, подбадривая брата и жену его, и за ним почти все схватили:
— Пей-до-дна, пей-до-дна!..
Они послушались. Как дураки, выпили чуть ли не залпом. Газики дали в нос, едва не вынуждая задыхаться; у Ани ресницы потяжелели под тяжестью выступивших слезинок, и глаза раскрылись шире. Кто-то — кажется, новоявленный её свёкор — засмеялся заразительно, смеша этим Пчёлу, пьющего с не меньшей жадностью.
Когда фужеры опустели, когда лишь на стенках остались мелкие капельки шампанского, Аня выдохнула, борясь с мелким покалыванием языка и щёк. Чуть закашлялась, успокаивая дыхание свежим морозным воздухом. Пчёлкину, кажется, даже ничуть не поплохело от алкоголя; он выпил всё, свободной рукой полушубок Анин запахнул, чтоб не замёрзла, и в глаза заглянул.
Зрачки широкие, собою толком не оставили линии радужки, по цвету напоминающую блёклую зелень. Будто покрытую мелким инеем траву.
Они, не сговариваясь, с улыбками подняли фужеры вверх. Замерли лишь на миг, про себя заведя короткий отсчёт до тройки, и под уханье приглашенных на выдохе бросили о ступени бокалы.
Стекло легко раскололось на части мелкие, и лишь ножки фужеров среди груды осколков можно было разглядеть. Тамара вскрикнула, назад пятясь от разлетевшихся стекляшек, но восклицание её быстро потерялось в громких аплодисментах, которые, вероятно, работники ЗАГСа слышали чуть ли не каждый божий день.
Молодые прошлись по осколкам битого стекла, которое захрустело под каблуками новоявленной Пчёлкиной, и под улюлюканья приглашенных прошлись к лимузину.
Впереди их ждало веселье в ресторане, а за ним — и целая жизнь.
«Твои глаза» Анжелики Варум доиграли последние свои аккорды, когда Анна, напившаяся до чувства странной легкой тяжести, если такая существовала, в мышцах, до доброй улыбки на губах, танцуя в кругу Ольги, Томы и какой-то далёкой родственницы, почувствовала на животе тёплые руки. Сразу же запрокинула голову, укладывая её на плечо Вити, запястья его обняла пальцами.
Взглянула на ресницы мужа, которые с такого ракурса казались длиннее, чем обычно, — таким бы любая девчонка обзавидовалась.
Заиграло что-то от «Modern Talking», Аня в музыке той группы не разбиралась совсем. Она заметила мельком, как Дашка — вроде как дочка дяди Васи, маме бывшей Князевой приходящийся троюродным дедом, — вся краской залилась и поспешила отвернуться в сторону под безобидный смешок Ольги. Пчёлкина не говорила ничего, но только чуть вбок качнулась, заводя подобие медленного танца.
Витя правую руку под подбородок ей положил и чуть к себе потянул, целуя.
Жена ему рассмеялась прямо в поцелуй, отсоединяться не стала, несмотря на уже усталость губ, многочисленные ласки которых в тот вечер встречались на «ура» и «горько», и освободившейся рукой погладила Пчёлу по шее.
Под гладкой кожей, лишенной какого-либо подобия щетины, чувствовались толчки крови в венах, что Аню опьянило сильнее всего выпитого, сильнее всех произошедших за сегодня вещей.
Полосочка платинового кольца не холодила, но чувствовалась твёрдостью своей; Витя, сильнее Анину голову запрокинув, поцеловал глубже, языками сплетаясь, сталкиваясь, как в шуточной борьбе за контроль.
Тома взглядом провела Дашу, которой через полгода выпускные экзамены в школе сдавать надо было, и позволила себе фразу, за какую Валеру у стен ЗАГСа ругала:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Вить, ну, не убежит она никуда у тебя!
— Шею свернёшь, — проговорила Анна прямо в губы, на которых чувствовала нотки коньяка, собственной помады и никотина, за который уже и не ругала особо.
Она рассмеялась, ладонью скользнула в волосы, жестами своими идя вразрез со словами, а потом вдруг ловко выкрутилась и перед грудью мужа оказалась.
Чмокнула в кончик носа, на себе поймав теплый взгляд из-под полуприкрытых глаз Витиных, и позволила его рукам себя обнять.
— Устала, малыш? — спросил Пчёлкин и, извиняющимся жестом кивнув Тамаре и Оле, которые всё поняли прекрасно и между собой принялись танцевать, повел Анну подальше от подруг.
«Brother Louie» по чёткой, быстрой своей мелодии никак на медленный танец не годился, но пара молодых на это внимания не обращала. Обнявшись в толпе танцующих, каких было не так много, они друг к другу близко стояли и чуть покачивались кругом.
Аня шею размяла и задумчиво закатила глазки к потолку:
— Не сильно. Сколько сейчас времени?
— Почти полночь.
— Ого, — протянула Анна, перекладывая руки с груди Витиной на плечи его. Он же правую руку её перехватил в свою ладонь, почти в стойку вальса, какому бывшая Князева много раз старалась его научить, становясь. — Мне казалось, только возле девяти.
— Ну, ты даёшь!.. — фыркнул в смехе Пчёлкин и, найдя взглядом человечка за диджейским пультом, одним взглядом ему приказал что-то романтичное включить.
Тамада сразу с места подскочил и в микрофон заголосил, зазывая парочек на танцпол под Владимирскую и «Мальчика её».
Тётя Катя, не смутившаяся высокого смеха мамы Саши Белова, которая всю свадьбу с сестрой говорила, причитая, что, «как жаль, что Игорёк не увидел!..», вытолкала на танцевальную площадку Ирину Антоновну и Павла Викторовича. Те покраснели малость ни то от хлопков новоявленной сватьи, ни то от подбадривающих взглядов молодых пар, уже танцующих в кругу. Ларина, не собирающая отказываться от столь выгодного предложения, выразительно встала с места и приняла руку герра Вагнера под взглядом Призовина, сидящего у самой стены с Васей Сеченниковым. Между Дианой и Мишей незадолго до свадьбы режиссёра пробежала не то, что чёрная кошка, а чёрная саблезубая рысь, вынудившая их за поисками рубашки на торжество рассориться в пух и прах, а на гулянии — сесть на разные концы стола.
Актёры переглянулись и синхронно подняли по рюмочке.
Ус какую-то красотку — вроде, подругу Томки Филатовой, о приглашении которой жена Валеры очень Аню упрашивала — позвал танцевать, когда сама Пчёлкина вдруг в мужа стрельнула глазами.
Она, на носочки приподнявшись, шепотом сказала вещь, какую в любой другой день для себя сочла бы излишне пошлой, похабной:
— Дам.
Пчёла в ответ только вскинул брови в жесте приятного удивления, от которого у обоих сразу кольнуло, будто мелкими булавками, кончики пальцев. Аня улыбнулась весело и стушевалась совсем малость, когда Витя левой рукой за талию крепче прижал, так же, как и она сама, на ухо жене сказал:
— Тебя хочу.
И сделал первый шаг «треугольником», которому Пчёлкина супруга с трудом обучила за неделю до свадьбы. Анна почти оступилась, когда мужчина наклонился к уху её, зубами играючи зацепив мочку с большим серебряным кольцом в ней.
Невеста вдруг вспомнила, что кто-то из гостей сегодня за платье, за украшения чисто белые, её прозвал ни то Снегурочкой, ни то Снежной Королевой — Аня точно уже не помнила, лишь знала, что как-то со льдом и снегом было связано… Только вот ни о какой холодности и речи быть не могло, когда Пчёлкина так тесно к мужу прижималась.
Когда чувствовала — ещё два-три взгляда, и в лужу обернётся, растает от мыслей своих же.
Она поджала губы, приставляя левую ногу к правой, делая разворот. В глаза, напоминающие в тот миг лёд, какой по реке двигался во время открытия Клязьмы, заглянула и тихо проговорила: