6 октября войскам Еременко полностью были отрезаны пути отхода и снабжения, все три его армии оказались в окружении севернее и южнее Брянска, а остатки частей группы Ермакова оттеснены к югу. 17-я танковая дивизия заняла Брянск и исправный мост через Десну, что позволило Гудериану установить контакт с армией Вейхса. В образовавшемся котле оказались 27 дивизий, две танковые бригады, 19 артиллерийских полков РГК трех советских армий.
7 октября войскам Брянского фронта был отдан приказ пробиваться на восток. Еременко изящно назвал создавшееся положение «ударами Брянского фронта на восток с перевернутым фронтом». В его приказе командармам ставилась задача: «уничтожая противника, строго организованным порядком пробиваться и отводить войска» последовательно по рубежам и за шесть суток отойти на 120–160 км. Войскам совершать марш, «как правило, ночью, продвигаться быстро, не допускать окружения ни одной дивизии, сохранить полностью материальную часть и огневые средства…».
Как видно, Еременко не потерял присущего ему природного оптимизма и чувства юмора. Фронта уже не было, он был расчленен на три разрозненные группы, не имеющие связи между собой. Сам генерал был ранен во время вражеского авианалета 13 октября и вывезен из котла на самолете в Москву, а его войска остались «наступать с перевернутым фронтом» и «проявлять геройство».
К 17 октября немцы ликвидировали севернее Брянска окруженную группировку 50-й армии, захватив 50 тысяч пленных и до 400 орудий. Командующий армией генерал-майор М.П. Петров погиб. 20 октября завершилось уничтожение войск Городнянского и Крейзера в районе Трубчевска. Из окружения удалось вырваться не более 20 % личного состава 3-й и 13-й армий.
Так, «…воины 13-й армии вышли из окружения в составе 10 тысяч человек, все с винтовками, при 32 станковых и 34 ручных пулеметах, со 130 автоматами ППШ и 11 пушками. Все коммунисты имели при себе партийные билеты», – сообщает бывший член Военного совета армии М.А. Козлов (на 30 сентября в армии было 8 дивизий и 169 танков). От 50-й армии осталось около 10 % людей и 2,4 % орудий и минометов.
После падения Орла возникла реальная угроза немецкого прорыва через Тулу на Москву с юга. Для ликвидации этой угрозы Ставка срочно разворачивала в районе Мценска новую группу войск в составе 5-й и 6-й гвардейских дивизий, 5-го воздушно-десантного корпуса, Тульского военного училища, 4-й и 11-й танковых бригад. Эти части были объединены в 1-й гвардейский стрелковый корпус под командованием генерал-майора Д.Д. Лелюшенко. К моменту встречи с противником эти войска не все прибыли в назначенный район, часть из них перебрасывалась по воздуху из Ярославля.
Первыми вступили в бой танкисты 4-й бригады, сформированной из экипажей бывшей 15-й танковой дивизии, под командованием уже знакомого нам полковника Катукова. В бригаде имелось 49 танков: батальон Т-34 и КВ и батальон БТ-7. Но главное, комбриг извлек правильные уроки из собственного опыта боев на Украине. 4 октября под Орлом бригада вступила в бой с наступавшей вдоль дороги Орел – Тула 4-й танковой дивизией Лангермана. Катуков не стал бросать свои машины во встречный бой, а грамотно и умело применил метод танковых засад, устраивая их на выгодных для себя позициях. Когда утром 6 октября колонна немецких танков выступила из Орла, «тридцатьчетверки» нанесли ей столь свирепый фланговый удар, что более 30 танков противника осталось догорать на поле боя. Не развивая первоначального успеха, Катуков затем благоразумно отступил. Следующий бой у села Первый Воин южнее Мценска длился 12 часов. Не продвинувшись в течение дня ни на шаг, немцы потеряли 43 танка, 16 противотанковых орудий, до 500 солдат и офицеров. Бригада Катукова потеряла 6 танков, из которых 2 сгорели на поле боя, а 4 были эвакуированы в тыл для ремонта. Измотав противника, бригада в ночь на 7 октября отошла на новый оборонительный рубеж, где в течение двух дней во взаимодействии с частями 201-й воздушно-десантной бригады и 11-й танковой бригады подполковника В.А. Бондаря также успешно отражала атаки вражеских танков.
В этих боях советские танкисты сумели наконец в полной мере использовать все преимущества своих «тридцатьчетверок». Вынужденно оценил их и Гудериан, который до этого к русским танковым войскам и танковым командирам относился довольно скептически. На этот раз он разглядел тревожные симптомы:
«Южнее Мценска 4-я танковая дивизия была атакована русскими танками, и ей пришлось пережить тяжелый момент. Впервые проявилось в резкой форме превосходство русских танков Т-34. Дивизия понесла значительные потери. Намеченное быстрое наступление на Тулу пришлось пока отложить… Особенно неутешительными были полученные нами донесения о действиях русских танков, а главное, об их новой тактике. Наши противотанковые средства того времени могли успешно действовать против танков Т-34 только при особо благоприятных условиях. Например, наш танк Т-IV со своей короткоствольной 75-мм пушкой имел возможность уничтожить танк Т-34 только с тыльной стороны, поражая его мотор через жалюзи. Для этого требовалось большое искусство. Русская пехота наступала с фронта, а танки наносили массированные удары по нашим флангам. Они кое-чему уже научились… Поэтому я решил немедленно отправиться в 4-ю танковую дивизию и лично ознакомиться с положением дел. На поле боя командир дивизии показал мне результаты боев 6 и 7 октября. Подбитые с обеих сторон танки еще оставались на своих местах. Потери русских были значительно меньше наших потерь».
11 октября дивизия Лангермана вновь потерпела поражение под Мценском. Вечером, когда передовые части 4-й танковой дивизии вступили в охваченное пожаром городское предместье, ее колонна растянулась на шоссе километров на двадцать, а приданные ей артиллерия и пехотные части оказались почти за пределами радиосвязи. Именно этот момент Катуков выбрал для нового контрудара. Выкрашенные белой краской «тридцатьчетверки» 4-й бригады, словно привидения, появились на флангах немецкой колонны, рассекли ее на части и уничтожили. Через несколько часов дивизия Лангермана была разгромлена. Башенные стрелки 4-й танковой дивизии, боевой дух которых был надломлен еще в первом столкновении с бригадой Катукова, вновь видели, как их снаряды просто отскакивают от покатой брони советских танков. Редко когда значение технического превосходства было продемонстрировано столь убедительно:
«В бой было брошено большое количество русских танков Т-34, причинивших большие потери нашим танкам. Превосходство материальной части наших танковых сил, имевшее место до сих пор, было отныне потеряно и теперь перешло к противнику. Тем самым исчезли перспективы на быстрый и непрерывный успех». Добавим, что тем самым исчезли всякие перспективы на победу в Восточном походе. Впервые Гудериан отмечает случаи паники в германских частях и душевного потрясения у своих командиров. В боях под Мценском 2-я танковая группа, по данным тогдашнего начальника штаба группы фон Либенштейна, потеряла 242 танка.
Ожесточенные бои под Мценском длились семь суток, за это время «катуковцы», согласно советским сводкам, подбили 133 танка и уничтожили 49 орудий, заслужив наименование 1-й гвардейской танковой бригады. 24-й мотокорпус фон Гейера был остановлен на подступах к городу. Это позволило выиграть время для организации обороны Тулы.
В эти же дни советские войска потерпели сокрушительное поражение на вяземском направлении. Как уже говорилось, 2 октября в «последнее большое и решающее сражение этого года» вступили все войска группы армий «Центр». Прорыв группы Гёпнера из района Рославля в полосе 24-й и 43-й армий был исключительно удачным. Ошибочное представление советского командования о нецелесообразности проведения оборонительных мероприятий в этом районе, который находился между Западным и Брянским фронтами и был в ведении Резервного фронта, привело к катастрофическим последствиям. Когда обе армии в результате удара немецких войск начали отход, южный фланг Западного фронта и северный фланг Брянского фронта оказались открытыми. 5 октября Буденный докладывал по этому поводу: «Положение на левом фланге Резервного фронта создалось чрезвычайно серьезное. Образовавшийся прорыв вдоль Московского шоссе закрыть нечем».
Надо отметить, что координацию действий трех советских фронтов никто не осуществлял. Маршал Конев после войны писал, что изъяны в организации делали поражение неизбежным: «Приходится сожалеть, что до начала наступления противника и в ходе его Генеральный штаб не информировал Западный фронт о задачах Резервного фронта и недостаточно осуществлял координацию действий фронтов… Две армии Резервного фронта располагались в первом эшелоне в одной линии с нашими армиями… В то же время три армии Резервного фронта, находившиеся на полосе Западного фронта (на тыловом рубеже), нам не подчинялись».