и вспоминая все известные ему вестланские ругательства, Потапов всё же прорвался в задние ряды, ведя в поводу вспотевшего не меньше, чем он сам, коня.
Здесь толпа была реже. Он оглянулся назад. Затор на главной улице был ликвидирован, гвардейцы расчистили проход, и колонна посольства снова двинулась к дворцу.
Потапов вывел коня из толпы, с трудом вскарабкался в седло и неторопливо зарысил, вспоминая дорогу и соображая, как ему теперь попасть к дому канцлера.
Узкие улочки Старого города были практически пусты. Почти весь народ вышел поглазеть на приезд царевича, и лишь изредка Потапову попадались на пути одинокие старухи да молодые мамаши с младенцами на руках. Они с любопытством взглядывали на него, по покрою платья безошибочно принимая за чужеземца, порой беспокойно косились на саблю. Потапов дружелюбно кивал, ругаясь про себя, что забыл оставить саблю в обозе, и рысил дальше.
Он уже с трудом держал саблю в своих скрюченных пальцах и сомневался, что она вообще ему когда-нибудь пригодится. Но, как официально зачисленному в штат личной охраны царевича, сабля ему полагалась по уставу. Хотя сейчас она больше мешала, чем помогала.
Фёдор помнил, что особняк канцлера находился в южной части Нового города, недалеко от Голубого дворца Барлоогов. Надо было пробираться к нему параллельно главной улице, по которой сейчас добиралась до дворца процессия с царевичем, но Фёдор запутался в узких улочках и переулках и уже минут через двадцать понял, что не знает, куда ехать.
Он попробовал спрашивать дорогу у редких прохожих, но то ли его корявый вестланский, то ли сабля на боку пугали горожан, и они только мотали головой, торопливо переходя на другую сторону улицы. Фёдор уже было отчаялся, пока один бородатый извозчик не объяснил ему, как добраться до места. Извозчик распутывал постромки и только поэтому, подозревал Фёдор, не решился убегать от него.
Через полчаса Фёдор всё же добрался до префектур Нового города и вздохнул с облегчением. Эту часть города он знал гораздо лучше. Улицы здесь были раза в три шире и чище, чем в Старом городе, и пахло на них не помоями и отбросами, а свежестью лип и розовых кустов.
Слева, верстах в трёх, высились поверх всех прочих крыш островерхие шпили Голубого дворца Карминес. Держа их за ориентиры, Фёдор проехал ещё минут десять, посматривая по сторонам, свернул налево и с облегчением выдохнул, увидев в конце улицы знакомые чёрные ворота с золотым гербом в виде лилии.
Улицы Нового города тоже были почти пусты. Но их обитатели, понимал Фёдор, встречают сейчас царевича не на улицах и площадях, а уже в самом дворце. Кроме одного человека. Который, даже если ещё и жив, в Голубом дворце всё равно бы не показался.
Фёдор подъехал к высокой глухой стене, спрыгнул перед воротами. Отряхнулся, пригладил волосы, чувствуя с волнением, как забилось сердце. Посмотрел по сторонам, оттягивая время. Мощёная улица была пуста. Рядом с воротами в стене была чёрная глухая металлическая калитка с небольшим закрытым окошком на уровне глаз. Фёдор постучал в дверь концом плети.
Окошечко тут же открылось. Показалась хмурая рябая физиономия.
– Ты кто? Чего надо?
Фёдор прокашлялся, приосанился, пытаясь придать себе надлежащий вид.
– Потапов, капитан гвардии его высочества царевича Ивана Волховского, – накрутил он себе звание, зная, что, чем весомее его должность, тем проще будет попасть внутрь. – Мне нужно увидеть канцлера Комнина.
– Назначено?
– Нет, но…
Окошко с лязгом захлопнулось. Фёдор опешил на пару секунд, потом сердито забарабанил в металлическую дверь. За стеной послышался лай нескольких псов.
– А ну прекрати! – Свирепое лицо привратника снова показалось в окошке. – Собак спущу.
– Ты мне собаками не грози! – обозлился Фёдор, приподнимая саблю. – Твоё дело – доложить. Или хочешь, чтобы царевич пожаловался императору? Что его послов не пускают куда надо? Собаками травят?
Привратник сверлил его подозрительным взглядом.
– Иди доложи! – рявкнул Фёдор. – А уж пускать меня или нет, не тебе решать.
Привратник ненавистно смотрел секунд пять, потом сдался.
– Ладно, – буркнул он. – Как там тебя, говоришь?
Фёдор повторил.
– И зачем тебе канцлер?
– Передать послание от наследника престола. Срочно.
Привратник вытянул руку в окошко.
– Ну?
– Чего – ну? – не понял Фёдор.
– Послание. Давай сюда, передам.
– Ещё чего! – возмутился Фёдор. – Послание я должен передать из рук в руки, и уж точно не через твои. Иди уже докладывай.
Привратник бросил последний злой взгляд и захлопнул окошко. Лай за стеной стих.
Фёдор ждал, волнуясь и расхаживая возле ворот. Иногда гладил коня по шее, не столько его успокаивая, сколько себя.
Письма у него не было. Когда Иван попросил его помочь составить короткую записку для канцлера, Фёдор обнаружил, что его знание вестланского ограничивается устным. Правильно и грамотно написать письмо или даже записку он не умел, а больше просить помощи было не у кого. Пришлось ограничиться устным посланием. И Фёдор теперь волновался, что канцлер не воспримет его всерьёз или попросту ему не поверит.
Привратник не шёл долго, минут пятнадцать. Фёдор уже начал волноваться, посматривая на заходящее за крыши солнце. Если не успеет попасть в Голубой дворец до заката, могут и туда не пустить.
Наконец лязгнуло окошко. Фёдор стремительно повернулся, сдерживая волнение.
– Отказано, – злорадно произнёс привратник.
– То есть как отказано? – растерялся Фёдор, приникая к окошку. – Ты чего, хрен рябой, не доложил, что ли?
– Доложил.
– Кому? Канцлеру?
– Вот ещё! Буду я из-за всякого альена канцлера беспокоить. Секретарю сказал.
«Альен», помнил Фёдор, на срединном вестланском было грубым, непристойным обозначением иностранца.
– Слышь, ты, – разозлился он, хватая через окошко привратника за воротник. – Я, может, и альен, а вот из тебя вполне могу сейчас сделать пайден. – Фёдор надеялся, что он правильно помнит, как по-вестлански будет «пустая бочка» и её иносказательное обозначение мертвеца. Он выхватил саблю свободной правой рукой, приставил к горлу привратника. – Ты как, сука, с послами царевича обращаешься?! Я тебе кому сказал доложить?!
– Помогите! – завопил привратник, выдираясь из скрюченных пальцев Фёдора. Тот рванул, прижав его мордой к окошку.
– Иди к канцлеру!
– Нет.
Привратник начал синеть, задыхаясь. Фёдор прижимал его всё сильнее.
– Иди доложи. Или прямо тут сейчас сдохнешь.
– Нет… отказано вам… нельзя…
– Теодор?!
От неожиданности Фёдор выпустил привратника, рывком обернувшись на голос. Полноватая круглолицая женщина лет сорока стояла с большой корзиной продуктов в руках и смотрела, чуть приоткрыв рот и распахнув глаза. В густых каштановых волосах проглядывала из-под чепчика седина.
В пылу ругани с привратником он не заметил, как она подошла.
– Анна? – недоверчиво прищурился он. – Ты?
– Теодор! – она потрясённо покачала головой. – Вот уж не думала,