— Это не очередная моя блажь, — на этот раз она старалась тщательно подбирать слова. И, казалось, что подготовилась к этому разговору. А сейчас и двух слов связать не могла. Он больше не перебивал и поэтому она пару секунд поразмыслила. — Просто… Мне очень тяжело, — продолжила. — Мне нужно время и я хочу подумать. Мне кажется, что я в тупике. И я… Я запуталась.
— В чём ты запуталась, Эва? — он сбавил тон, хотя и сказанное ею не доставляло удовольствия, и было не очень приятно слушать всё это. Но она была совершенно искренна. Только что руки не заламывала и не умаляла. А так, полнейшее смятение и неуверенность светилось в её глазах.
Она не ответила. Не могла прямо сказать, что запуталась не только в себе, но и в нём. И мучилась вопросом, только ли из-за ребёнка они поженились. Всё ещё никак не могла сложить пазлы в одну картинку. Всё никак не могла найти последний кусочек смальты для своего витража. Её картина никак не писалась. Она понимала, что загнала сама себя в эту ситуацию. Превратила их затруднения в тупик, выстроив стену, при этом осознавая его упрямство и непреклонность. Поставила цель сломать его, с каждым разом понимая, что не может. Чем дальше и больше она пыталась, тем сама больнее билась об это. И злилась ещё больше. Она предложила это сознательно. На самом деле хотела подумать, поскучать по нему. Но не так, как это было раньше. Поскучать, зная, что он рядом.
— Извини, но я не дам тебе времени. И никаких «поживём отдельно» и «поспим отдельно» тоже не будет.
Она выдохнула, не зная радоваться ей или нет. Чего-то подобного от него она ожидала. Попробовать убедить? По его тону поняла, что бесполезно.
— Скажи, что тебя беспокоит. Скажи, Эва. Спроси. И я отвечу.
Она обхватила себя за плечи, будто замёрзла и посмотрела в окно.
— Эва, я давно уже перестал сопротивляться, это делаешь только ты.
Обернулась. Не то, что он сказал, хотя и это тоже… А то, как он сказал. Каким тоном и как произнёс её имя. Кажется, так сладко. И так знакомо. Как раньше: с мягкой восходящей интонацией. Это так задевало. Волновало.
— Поэтому я и попросила тебя сегодня… — она сказала это тихо. И спокойно. И без возмущений, к которым он уже привык. Даже немного печально.
— Нет. Даже не думай и не мечтай об этом. И если ты ещё что-то приготовила Эви, то выдавай сразу. Ты просто идеальная машина для убийства. Вернее, для самоубийства… И если я до конца недели не застрелюсь, то есть надежда, что у наш ребёнок увидит папу, — он, в отличие от неё, не перемещался и не менял своего положения. Наблюдал за её передвижениями у панорамного окна.
— Ты всё превращаешь в фарс, Ян. А я говорю о серьёзных вещах, — совсем уныло и обиженно ответила она. Не могла ему сказать всего.
— И я говорю, о них же, Эва. Вот чего ты добиваешься? Скажи, чего?
Если бы он говорил резко, она бы взбунтовалась, а так… Она решила выдать то, что давно вертелось у неё на языке:
— Ты скучал? — она спросила решительно. Очень твёрдо. Глядя ему прямо в глаза, стараясь уловить каждую эмоцию, чтобы потом не делать ложных выводов. — Я даже не знаю, скучал ли ты по мне, — горько добавила.
— Тебя беспокоит вопрос, скучал ли я по тебе?
— Да! И не отвечай мне так! — воскликнула она. Не хотела чтобы он ушёл от ответа и такой важный для неё вопрос повис в воздухе.
— Скучал… скучал… — задумчиво произносил он это слово, пытаясь соотнести его со своим состоянием, — … это не то слово… — он привстал. Подался к ней и снова подцепил её за поясок. Притянул, а она не сопротивлялась, — … совершенно не то.
— А какое? — тихо выдохнула она, заворожённая его бархатистым голосом.
Он мягко улыбнулся. Дотронулся до её волос — греческой косы, на которую она, вероятно, потратила немало времени. Волосы её были заплетены свободно, а косу, падающую на одну сторону, она закрепила тоненькой белой ленточкой.
Совсем женственная. Она. Такая нежная. Но такая упрямая.
Он обнял её за талию, всё ближе привлекая. Ненапористо. Ненастойчиво. Но она поддавалась. Положила ладони ему на грудь и он совсем стиснул её.
Он прикоснулся губами к её щеке и она переместила руки ему на плечи.
Почувствовал, как грудь её тяжело вздымается от прерывистых вздохов.
Поцеловал крепче. Спина её всё ещё была напряжена.
— Нет такого слова. Плохо… невыносимо… Ты приучила меня к себе как ребёнка.
Почувствовал, как она улыбнулась. Немного расслабилась. И свободнее обняла его. И переступила, встав удобнее, прижавшись теснее.
— Я не специально… — совсем не испытывала сожаление и не выразила такового.
Он всё ещё коротко и мягко целовал её щеку, прерываясь на выражение своих мыслей, но не отрываясь от неё самой. От этого голос его звучал приглушённо.
— Намеренно у тебя бы никогда этого не вышло…
— Да? — она улыбнулась. Удовлетворённо вздохнула. Не от его слов, а от его действий. Он гладил её по спине, проводя ладонями вдоль позвоночника. Спускаясь к ягодицам и вновь понимаясь вверх. Замирая и прижимая её к себе. Стискивая в крепких объятьях. От удовольствия хотелось рыкнуть и сжать её до хруста в костях.
— Да.
Она чуть отстранилась и посмотрела ему в лицо. Пристально, снова пытаясь уловить все его эмоции.
— И ты переживал? Скажи честно, — она поджала губы.
— Переживал. Конечно переживал, — он дотронулся до кончика её носа. Рассмотрел каждую чёрточку на её лице. Выбившиеся волнистые локоны из затейливой косы придавали ей особое очарование. — Беспокоился… как ты без меня… — сказал уже в губы, приблизившись. Почти коснулся…
— У меня губы накрашены… — прошептала, хотя и нехотя. Предупредила, а он и сам видел на её губах бронзово-золотистый блеск.
— Я осторожно…
И он поцеловал её осторожно. Мягко. Едва коснувшись. Не размазав аккуратно наложенный блеск.
— Ты знала? Когда я приходил, ты уже знала? — теперь и он решил задать интересующий его вопрос, оторвавшись от неё. Достал платок и вытер губы.
— Да, — сдержалась, чтобы не соврать. Так и сказала, как было.
— И когда ты собиралась мне сказать? Собиралась? — он спрашивал мягко, но во взгляде его не было мягкости. — Не собиралась… — сам ответил на свой вопрос.
— Я не хотела видеть тебя. И разговаривать с тобой не могла. Ты сделал это… А потом пришёл… Зачем ты пришёл? — она снова напряглась. Но он не стал обострять ситуацию. Ведь только почувствовал, как она оттаяла.
— Соскучился, — со вздохом. Снова крепко обнял её. — Это глупое слово здесь подходит.