— Я-я-н!! — раздался её крик, переходящий в рёв. Такой, что кровь застыла в жилах. Он был в гостиной и бросился на кухню.
— Господи, Эва! — вскричал он. Она захныкала. — Чёрт тебя подери!! — рявкнул он так, что она подскочила на месте и даже замолчала.
Он выхватил у неё нож и швырнул в раковину. С её левой руки стекала кровь. Она охнула и скривилась. Кровь была такая тёмная. Почти чёрная. Она бежала тоненькой струйкой, капала в раковину и размывалась водой, бежавшей с открытого крана. Она сунула окровавленную руку под струю.
— Стой на месте! Не суй руку в воду!
Он открыл ящик, где лежали лекарства. Эва убрала руку из под воды, но продолжала держать её над раковиной. Смотрела на стекающую кровь. От этого вида стало плохо. Характерный запах ударил в нос и голова закружилась. Ян нашёл бинт и оторвал приличный кусок.
— Я только хотела почистить яблоко… — простонала она.
— Почистила, — подтащил её к стулу и усадил. Сунул ей бинт в ладонь.
— Хотела вырезать сердцевинку, но нож соскользнул…
— Вырезала, — когда он сжал её кулачок, она захныкала и попыталась выдернуть руку.
— Мне больно, — почти заплакала.
— Не дёргайся!
— Да мне больно! — крикнула она.
— Потерпи. Ну, потерпи маленько, — спокойнее проговорил он снова начал рыться среди лекарств.
Она застонала и посмотрела на руку. Ничего не сказала, а только захныкала. Бинт промок от крови. Он забрал окровавленный кусок и сунул ей другой. Достал какие-то пузырьки.
— Сожми сильно, нужно чтобы кровь остановилась.
Она так и сделала, но это было очень больно. Руку ломило до локтя, хотя она повредила мышцу у основания большого пальца. Однако, учитывая характер её повреждения… Нож соскользнул и буквально воткнулся в самое мягкое место ладони. Рана была небольшая, но очень глубокая. И ладошки она не чувствовала — только боль.
— Все врут…
— Что врут? — он отнял бинт. Кровь всё ещё сочилась из раны, но он вытирал рану стерильной салфеткой, смоченной чем-то дурно пахнущим. Эва скривилась. Но пусть этот дрянной запах перебьёт запах собственной крови. Её и так мутило.
— Все всё врут… В фильмах показывают, как они там все бегают… с такими ранениями… и выживают… герои.
Он вытер ей ладонь и чем-то смазал. Потом начал заматывать руку.
— Терпи. Не веришь в героев?
— Верила. Теперь я знаю, что всё врут. Невозможно бегать с простреленной грудью, ногами, руками или ещё там чем… Я только ладошку порезала, а рука отваливается до самого локтя. Болит и ломит, я ею шевелить не могу, — хныкала она, пока он крепко перематывал ладонь.
— Это только пока. Потерпи, Эви. Главное, чтобы не пульсировало. Если почувствуешь, что рана пульсирует — это плохо. Может быть заражение. А так должно зажить в считанные дни. А вообще, конечно, надо в больницу.
— Нет! Я послежу. Завтра утром ты посмотришь, намажешь ещё, чем ты там мазал… если всё будет хорошо, не надо мне никакой больницы.
— Но всё-таки…
— Утром ты посмотришь, и если все будет хорошо… Ну а если нет, то только тогда…
— Ты на всё согласна, лишь бы не ехать в больницу.
— Почти, — кивнула она. Чуть-чуть успокоилась. Но дурнота не прошла. — Наверное, хорошо, что ты накричал на меня. А то бы я точно в обморок упала. А так не упала. Всё-таки, иногда полезно на меня кричать.
— Я бы сказал, не иногда… Сам себе удивляюсь, как я ещё сдерживаюсь. А вообще… — он посмотрел на её побледневшее лицо.
— Что вообще?
— Вообще, мне кажется, что жениться на тебе, то же самое, что открыть «ящик Пандоры». Спокойно, — сразу добавил он, потому что услышав про упомянутый «ящик», Эва забыла про боль.
Глава 48
— Арчи, меня это совершенно не волнует!
— Но мы не можем…
— Мы? Мы можем всё, Арчи! — громко изъяснялся Ян, стоя посреди приёмной с чашкой чая в руке. А Арчи тряс перед ним какими-то важными бумагами. Ян мимолётом взглянул на Селесту и поднёс чашку к губам. Так и не отпил, увидев выражение её лица. Она побледнела, сошла с лица и сделала всё то, что говорят случаях, когда пугаются. Даже неугомонный Арчи замер, глядя на неё. Она медленно опустила трубку.
— Что, Селеста? — рыкнул Ян, чувствуя, как гулко и тревожно забилось сердце.
— Эва… — она замолчала, а он застыл на месте. Рефлекторно сжал чашку, хотя мышц вообще не чувствовал. — Она попала в аварию… и сейчас в больнице, — почти шёпотом договорила она.
Ничего он так и не почувствовал. Кроме бешеного пульсирования крови в висках, так, что стало больно. И сказать ничего не мог. Так и смотрел на неё, застыв на месте. И Арчи тоже застыл, переводя взгляд с Яна на Селесту. Перестал махать бумажками.
Селеста снова поднесла трубку к уху. Там до сих пор что-то говорили.
— Я убью тебя, Симон! — рявкнула она. — Надо было сказать это с самого начала! — и положила трубку. — С ней всё в порядке. Всё в полном порядке.
Начало отпускать, но говорить он ещё не мог.
— На ней ни царапины, у него кажется ребро сломано.
Арчи предупредительно отодвинулся от Яна. Лицо у него сделалось такое… Будто он хочет разбить чашку даже не об пол, а об кого-нибудь, кто был рядом. И Арчи сомневался, что это будет Селеста.
— Какого… — выдавил он из себя и поставил чашку на её стол.
— Я так поняла, что они куда-то ехали… или приехали, или уехали… — смущённо и неуверенно говорила Селеста. Даже ей стало не по себе от его вида.
— Сидеть здесь! — повернулся он к Арчи. — Я позвоню. Где они? — снова обратился к Селесте.
— Я с тобой, — быстро сказала она. — Давай я поеду с тобой, — смягчила тон, предлагая, хотя собиралась настоять. В таком состоянии, как он был сейчас… Он был способен на всё. А Эва и так была расстроена. Не было сомнений, что будет скандал. При всем умении Яна держать себя в руках, Селеста не сомневалась, что сейчас его терпение и сдержанность его подведут. Причём, основательно подведут. То есть покинут его и не попрощаются.
— Поехали.
Она выдохнула и схватила сумку. Даже не стала убирать бумаги со стола. Всё-таки думала, что он откажет.
Время было до полудня, так что пробок не было и приехали они довольно быстро. Селеста представила, что он сделает с Эвой, потому что и сама занервничала рядом с ним. Он всегда был сдержан и практически невозмутим, тем и привлекал многих. Хотелось залезть ему в душу и покопаться там; вскрыть его броню и увидеть, что он там прячет. И каждая обманывалась, предполагая, что именно она — та самая, кто сделает это.