Читать интересную книгу Непрямое говорение - Людмила Гоготишвили

§ 84. Скрытые смены ФВ с точки зрения их возможных маркеров. В лингвистической синтаксической терминологии формальный намек на возможность существования в предложении с одним синтаксическим субъектом двух (или больше) ФВ (и, соответственно, на смену языковой модальности и/ или тональности в пределах единой субъект-предикатной конструкции) как раз и содержится в тезисе о возможных сменах типа предиката к одному и тому же субъекту. Но эта разница типов предикатов, действительно, редко привлекает внимание лингвистического синтаксиса (возможно, как нечто в смысловом отношении не отражающее фундаментальных свойств предикативного акта) и потому почти не интерпретируется. Это не значит, конечно, что лингвистика не знает этих проблем. Напротив, при подключении к синтаксису идей лексической семантики о возможном содержании в семантике лексем информации о наблюдателе (т. е. наряду с ноэматической и ноэтической информации) открывается пространство, позволяющее выявить и обособить два соответствующих типа предикатов – тематический (ноэматический) и модально-тональный (ноэтический). Синтаксис здесь «нуждается» в семантике: момент смены таких типов предиката обычно, как и в приведенном примере, семантически ощутим и без всякой синтаксической маркированности из сцеплений ноэтических компонентов смысла в лексических значениях составляющих фразу слов. Можно дать искусственно заостренный схематичный пример такой лексически ощущаемой смены типа предиката с ноэматического на ноэтический (модально-тональный): «лыжник улыбнулся и понравился мне». Наш первый пример тоже можно трансформировать схожим образом: Смена типов предиката распространена и недооценена. И в таких сжатых вариантах наличие второго ФВ и акта оценки, тем не менее, ощутимо. В языке такие «скрытые смены ФВ» обычно проявляются как смены модально-тонального ракурса. Обратное неверно: не всякая смена этого ракурса свидетельствует о скрытой смене ФВ; смена модальности и/или тональности может преследовать и другие цели.

§ 85. Смены модально-тонального ракурса как способ развертывания смысла при приостановке смен ФВ. Речь может, например, переводиться из нарративного в оценочно-описательный режим модальности: «Услышав шаги старика, мальчик оглянулся, а старик, заметив его, почувствовал, что бледнеет, если только могло побледнеть это мертвенно бледное лицо». Последний оборот, начиная с «если», переводит здесь наррацию в описание. [372] Речь наполнена такими дробными, рассекающими тело единой фразы, сменами модальности, за которыми стоят сцепления нескольких разных по типу ноэс, относимых к остающемуся тем же (в отличие от случая скрытой смены ФВ) фокусу внимания (как в приведенном примере). Вместе с тем, оставшись тем же, фокус внимания приобрел новое смысловое измерение: смена модальности при том же ФВ может служить, таким образом, альтернативным сменам ФВ средством развертывания смысла. Повествуемое движение референта (и движение смен ФВ) приостанавливается, смысл же продолжает движение в описательной модальности. Возможны и другие варианты развертывания смысла, когда, например, при том же самом остановленном ФВ смысл продвигается вперед за счет смены безоценочного описания на акт оценки, т. е. смены тонально-нейтральной модальности описания на тонально-оценочную модальность описания. Так, во фразе из лингвистического текста – «Раскрытию посреднической роли предложения (между мыслью и языком) служит понятие предикативности, которое выполняет роль универсальной отмычки ко всем тайнам предложения» – ноэса критической оценки, наслаивающаяся на безоценочные описательные или нарративные (это пересказ чужой концепции) ноэсы, приводит к тому, что при неизменности ФВ образующийся совокупный предмет речи переходит в темпоральный режим неких смысловых переходов и изменений. Он начинает пульсировать и развиваться в смысле или – в другом терминологическом контексте – погружается в нечто вроде интриги или «истории». Конечно, это история другого рода, нежели в художественном тексте или в описательной речи, изначально направленной на такой предмет (референт), который сам по себе имеет динамическую процессуальную природу. В нашем примере историзующий импульс вводится не в качестве происходящего в самом описываемом «предмете», помещенном в ФВ (в «понятии предикативности»), а создается вокруг него (в качестве фона или окружения) интерференцией модальности описания (или наррации) и тональности (акта оценки). Это «история» с тремя «эпизодами»: эпизодом ввода «предмета», эпизодом его объектного описания и эпизодом его оценки. Хотя сам «предмет» неподвижен и в данном случае неисторичен, о нем в кратком предложении рассказана «история» – назовем ее «поэтическим типом историзации смысла». Смены и наложения модальных и тональных типов актов могут, таким образом, вводить в остающийся при этом статичным предмет речи ноэтическую темпоральностъ. Природа такой темпоральности связана не только с движением модально-тонального ракурса, но и со сменой точек исхождения смысла на протяжении одного предложения (см. анализ этого же примера в Главе 4, § «Речевой центр»). С расчетом на эту перспективу можно, по-видимому, говорить, что смены ФВ – модальные, тональные – и эгологические сдвиги и наложения происходят в речи в тесном взаимодействии.

Глава 4. Точка говорения, ее эгологические модификации и кинестезы

4.1. Точка говорения

§ 86. Фокус внимания и точка говорения. Осуществляя переход к эгологической проблематике, сделаем это, как и намеревались, в тематической связке с ноэтической синтактикой, в частности, с понятием «фокус внимания», сквозь которое отчетливо просматривается вход в эгологическую область. До сих пор мы в основном описывали то, что происходит в «месте», на которое направлен фокус внимания, а также модальные и тональные характеристики соответствующих – «фокусирующих внимание» – языковых актов, но очевидно, что это только одна сторона дела. На входе и выходе процесса фокусирования внимания расположены два с разных сторон дискутируемых и трудных для концептуального схватывания полюса: «позиция, на» которую направляется теми или иными актами сознания фокус внимания, и «позиция, из» которой происходит фокусирование внимания.

Лингвистически «позиция, на которую…» – собственно ФВ – связана с проблемами, группирующимися вокруг понятий референт, денотат, значение и смысл речи, истинностное высказывание. В феноменологическом контексте эта зона расширяется: в нее входят, как мы видели, вопросы, связанные не только с ноэматическим составом, но и с семантизациеи ноэс, с интенциональным объектом и его окружением, с аттенциональными, модальными и тональными сдвигами актов сознания, соответственно влияющими на находящуюся в фокусе внимания «предметность». В перспективе тема «позиции, на которую… » связана, конечно, и с «историей» (как особо «статусным» в некоторых направлениях референтом [373] ), и с особыми же способами ее языкового выражения. Во всяком случае проблемы, возникающие в связи с «фокусом внимания», его сменами, наложениями и конфигурациями, схожи по некоторым параметрам с теми, которые обсуждаются П. Рикером в его «Времени и рассказе»; в частности, с рикеровским понятием «операция конфигурации», окруженном понятиями «интрига», «синтез разнородного», «нехронологическое» временное измерение и т. д. Нехронологическое временное измерение – «это измерение собственно конфигурации, благодаря которой интрига преобразует события в историю. Этот конфигурирующий акт состоит в „сведении вместе“ отдельных действий…, из этого многообразия событий конфигурирующий акт извлекает единство временной целостности»; «интригообразующий акт» извлекает конфигурацию из последовательности, что «раскрывается слушателю или читателю в способности истории быть прослеживаемой» . [374] Конфигурирующий акт отдаленно схож с именно нехронологически движущим высказывание фокусированием внимания (возможность такого сопоставления тем вероятней, что здесь же Рикер переходит к описанию аналогии конфигурирующего акта с операцией суждения, последнее же, как мы видели выше, также концептуально связано с актом фокусирования внимания). Вместе с тем в проблемное поле, образовавшееся вокруг «истории» как особого референта, входят и проблемы модальности и тональности, и – существенное обстоятельство – те проблемы, которые будут рассматриваться в данной главе применительно к концепту «позиция, из которой… ». Поэтому мы и не поднимали выше эти вопросы и не будем по существу касаться их и здесь: с нашей точки зрения, то, что Рикер называет интригой, а также все проблемы, группирующиеся вокруг фабулы, сюжета и, в перспективе, вокруг «истории» в ее общем референциальном понимании, могут быть «схвачены» и в той или иной мере адекватно рассмотрены только после достижения такого совокупного ракурса, который соединил бы проблемы, связанные с «позицией, на которую… », с интерсубъективно-эгологической тематикой, связанной с «позицией, из которой… ».