Изящный ачуа, которого я четыре года тому назад видел и измерил в Румбеке и которого я вновь нашел у Гамбари, служил убедительным доказательством этого. Парнишка со своими потешными выдумками и легкими, быстрыми движениями был душой общества. С изумительной точностью он подражал манерам отдельных лиц, которых он хоть раз видел, например движениям и игре лица Юсуф-паши и его управляющего в Батене. Далее он в совершенстве точно подражал манере говорить и двигаться Эмин-паши «с четырьмя глазами» (так как д-р Эмин носил очки, он среди местного населения получил прозвище «Абу Надара» — отец очков. Негры дали ему еще дополнительное имя «Абу Арба» — «отец четырех», т. е. четырех глаз). Особенно удачно ачуа подражал брани и гневу своего хозяина. В заключение он воспроизвел меня, как я четыре года тому назад измерял его тело и все записывал. Он все это делал исключительно точно и вспоминал при этом даже самые мелкие, второстепенные обстоятельства.
Из Малингде мы пошли на юг и вскоре перешли две маленькие речки — притоки реки Нала, затем опять прошли водораздел между Бомоканди и Непоко, профиль которого здесь резче очерчен, чем на востоке. К западу от дороги виднелось начало обэ, соединявшееся с первым обэ, которое мне предстояло через час перейти. В виде носилок я использовал маленький, легкий ангареб мангбатту, прикрепленный к двум шестам. Я сел верхом на ангареб, и носильщики перенесли меня через колышущуюся, обманчивую травяную поверхность шириной около трехсот шагов, хотя для них переход этот был нелегким. По другую сторону обэ путь в юго-западном направлении шел среди плоской равнины, поросшей редким лесом. Через час мы дошли до второго обэ. С первого взгляда казалось, что эта низина была более тысячи шагов в ширину и покрыта травой высотой в один-два фута. Когда ступаешь на поверхность, эластичное дно опускается под тяжестью и затем выпрямляется по мере дальнейшего передвижения человека, так что двигаться приходилось, как по протянутой для акробата сетке, неуверенно и с большой потерей сил. Переходя обэ, негры для сохранения равновесия разводят поднятые руки в стороны; в случае, если нога проваливается сквозь эластичный покров в болото, они быстро сгибают ее в колене, предотвращая этим дальнейшее погружение. Дорога через обэ намечена примятой травой, и при некоторой осторожности, например, огибании спусков и ям, сделанных неграми для получения воды, переход через обэ не опасен, конечно, если в одном месте не скапливается много людей. Мой же переход часто становился опасным, так как носильщики шли компактными группами не менее двенадцати человек, чтобы при провале в воду одного из несущих меня негров другой немедленно мог оказать ему помощь; так что нагрузка на менее устойчивые места подчас становилась настолько велика, что верхний покров опускался в глубину на фут, и люди разбегались в стороны, чтобы освободить это место. Крупные животные, антилопы, буйволы, слоны и другие — одни из-за слишком тонких ног, другие из-за большой тяжести — не могут переходить обэ. Если они и заходят в обэ, то погибают или попадают в руки негров-охотников, которые умышленно стараются загнать их туда. Болотистый поток Мэмэ является началом большого обэ; собирая воды и других обэ, он в своем нижнем течении делается открытой, широкой рекой под названием Мэка, впадающей в Непоко западнее области Санга. Таким образом, обэ представляет собой постоянный густопереплетенный сплошной покров травяных зарослей на медленно текущей воде и имеет отдаленное сходство с травяными барьерами «седд» на Ниле, хотя там они возникли по другим причинам. Нильские травяные барьеры образуются из отколовшихся и занесенных течением травяных островков, возникающих в застоявшихся водах. Кроме того, седд, благодаря громадному давлению запруженной водной массы, имеет неровную поверхность, покрывающую то нагромождения, то прорывы. Что касается возникновения обэ, то здесь имеются другие обстоятельства, дающие возможность образования травяного покрова. Медленно текущая под покровом вода не оказывает никакого давления, и травяной покров остается постоянным. Низкорасту-щая трава особого вида все время равномерно регенерирует и заменяется свежей; кроме того, заросли папируса встречаются здесь гораздо реже, чем на нильских седцах.
По другую сторону большого обэ дорога в течение часа шла прямо на восток, причем часто виднелась болотистая низменность. Далеко впереди тянулась необитаемая местность, за которой начиналась область Санга. Но по пути встречались одинокие временные хижины, служившие кровом людям, собиравшим термитов.
Далее наш путь проходил в южном направлении через область, обитаемую мэдже, к ближайшему обэ, часто вдоль обработанных полей (маниока, сладких бататов и др.), по обращенной на восток дуге. Это обэ, как и пройденное нами позднее второе обэ, походило на уже выше описанное, но было несколько уже. Далее, мы перешли через четыре ручья, текущих по гладкой степной равнине, и к полудню достигли резиденции Санги. Местность, пройденная нами в последней части пути, была густо населена. С шумом и гиком провожали меня группы мужчин и женщин, причем я восседал высоко на ангаребе, так что мой въезд походил на триумфальный. На последнем отрезке пути меня встретили посланные Санги с приветом и подарком от него — ножом. Вблизи княжеского жилища меня встретил Абондомасси, брат князя, который за руку повел меня к повелителю, вышедшему мне навстречу в окружении подчиненных.
Санга Момбеле — сын Тукуба и брат короля Мунзы, жившего раньше севернее Бомоканди, на пол пути между рекой и теперешней маленькой станцией Солиман. В последовавшие после смерти Мунзы годы войны и смут Санга с братьями По-по и Мбелия вернулся со своими подчиненными на юг и шесть лет тому назад поселился в области у Непоко. Санге было около тридцати пяти лет, кожа его была цвета очень темной оксидированной бронзы, темнее, чем у его племянника Мамбанги. Почти красивое лицо его было украшено заплетенной бородой, обвитой на конце медной проволокой; на шее были медные кольца. В остальном он выглядел, как все князья мангбатту и как уже описанный мною Мамбанга. Для прикрепления высокой шляпы мангбатту он применял заостренные длинные трубчатые кости обезьян, которые употребляются наравне со шпильками из слоновой кости. Помещения для жилья не соответствовали моим ожиданиям, и лишь приемный зал показал мне, что может сделать при желании этот народ. Многие маленькие домишки были стары и ветхи.
Заседания с Сангой тянулись часами; особенно неприятно было, что любопытная масса людей сидела, тесно скучившись вокруг меня; свежий воздух до меня вовсе не доходил. Никакие уговоры не помогали, и хотя Санга время от времени отгонял толпу, она мгновенно опять была возле меня. И как раньше у Мамбанги, около своего господина и около меня торчали намалеванные, раскрашенные, пестро разрисованные в клетку женщины.