Однажды неподалеку от моей хижины убили женщину, обвиненную оракулом в колдовстве и чародействе. Дзумбе, свидетель этого происшествия, рассказал мне, как это произошло. Злодеи вскрыли живот еще живой жертве, вытащили желчный пузырь и сожгли его, так как именно в нем якобы скрыто колдовство. Когда мы слышим о таком бесчеловечном злодеянии, то в первый момент с отвращением отворачиваемся от виновников. Но ведь эти люди поступают так под влиянием темных суеверий, по законам, унаследованным ими от предков, и они не знают вокруг себя людей, мыслящих и чувствующих иначе, они не видят лучших примеров. И я задаю себе вопрос, не следует ли их простить скорее, чем убийц в культурных странах, которые, несмотря на воспитание и окружающую среду нравственных людей, хладнокровно, с хитрым расчетом совершают самые низкие преступления и убийства.
В последние дни моего пребывания в области Санга вновь предпринял тайный набег на мабоде, живущих по другую сторону Непоко, и пригнал оттуда много рабов и коз. Эти разбойничьи походы и слухи, распространяемые обо мне, были мне крайне неприятны, так как вызывали враждебное отношение ко мне со стороны уже покоренных Сангой племен мабоде. Из боязни они редко посещали меня, и я не мог их хорошо изучить. По внешним признакам мабоде больше похожи на момфу, живущих далеко на востоке, чем на родственных им мангбатту. Они отличаются от мангбатту более темным цветом кожи, свойственным момфу, имеют свое наречие и некоторые свои производства. Об их вкусе свидетельствуют изготовляемые ими железные диадемы и плоские браслеты с прекрасной гравировкой. Превосходно отделанные наконечники их стрел по разнообразию форм не уступают стрелам момфу. Они плетут значительно лучше своих соседей; особенно хороши их большие, красивые циновки, каких я не видел нигде, а также плетеные бутылеобразные сосуды для жидкости.
Иногда я видел карликов вочуа. Как я уже говорил, они кочуют по области мабоде, но и в округе Санги имеют несколько колоний. При этом они не менее робки и запуганы, чем мабоде. Если несколько этих человечков все же приходило ко мне, то они едва решались поднять на меня глаза, так что я ничего не извлек из их посещений, кроме доказательства факта их существования в этой области.
21 июня, в день прибытия посланца Гамбари, Санга собрал своих людей на игры и танцы, якобы для того, чтобы выбрать из них носильщиков для моего путешествия. На следующий день после этого мы должны были двинуться в поход. Мой багаж был уже упакован, но я напрасно прождал до вечера.
23 июня, наконец, принесло мне освобождение. Едва живой, с забинтованными ногами и руками, я все же был счастлив, что, наконец, могу покинуть это печальнейшее место. Санга лично проводил меня на другую сторону последнего обэ, вероятно, не столько из заботы обо мне, сколько из желания собственными глазами посмотреть на моего осла; об этом диковинном животном он много слышал.
Следует отметить, что из всех южных племен, употребляющих лук и стрелы, только мэдже и майго для определенных целей отравляют свои стрелы, и делают это особым способом. В этих местностях водится дикобраз (Atherura africana), около 60 см длины. Замечателен его хвост, кисточка которого состоит из тонких, пергаментообразных, овальных роговых листочков. Несколько таких листиков туземцы пропитывают адом (вероятно, растения вида Euphorbia) и прикрепляют их к концам стрел. Местные негры часто подолгу хранят кисточки хвоста дикобраза, и я приобрел их несколько штук.
Санга вернулся домой не тотчас. Его сопровождало большое количество подчиненных, с которыми он отправился на охоту. Для этой цели туземцы используют маленьких красно-коричневых собак, вспугивающих дичь и бегущих по ее следам. На шее у них привешены колокольчики, чтобы собаки не терялись в высокой траве; кроме того, шея и особенно затылок защищены твердым куском кожи, в четыре пальца шириной, для ослабления опасных укусов диких кошек. Как я узнал позднее, Санга на этой охоте потерял несколько собак, но поймал двух буйволов и одного шимпанзе.
Малингде ежедневно проводил много часов в своей мастерской для кузнечных и резных работ. Она находилась под просторной крышей, защищающей от солнца, и в обычные дни туда приходили и его подчиненные. Некоторые работали с ним; одновременно обсуждались вопросы управления; во время работы один из них докладывал по какому-нибудь спорному вопросу.
Инструменты, виденные мной у них, очень примитивны. В мастерской имелись миниатюрные наковальни разных размеров, самая большая — двух-трех дюймов в диаметре, все они книзу суживались и более тонким концом вгонялись в прикрепленную к полу поперечную балку. Для молотов употреблялись железные клинья, подобные наковальне, но меньших размеров; расщепленное бревно служило ручкой; клин вгонялся в него и закреплялся. И этим простым инструментом вырабатывались красивые и разнообразные ножи, так называемые трумбаши, копья со многими зубцами и другие железные предметы, изготовляемые мангбатту и родственным им племенем мэдже. При выделке многих деревянных изделий первая грубая обработка производится инструментом, подобным нашему бочарному топору, а дальнейшая резная работа — ножом особой формы. Его короткий клинок прикреплен к очень длинной ручке под углом в 45°. Во время работы рукоят-ка лежит на внутренней части руки и часто служит рычагом для облегчения работы. Однако не все делается нарезкой, хотя и выгладит резной работой; например, многие углубления в рисунках на деревянных предметах, особенно на табуретах, делаются путем выжигания. Для этого служат длинные железные гвозди различной толщины, причем готовый предмет предварительно покрывается легким слоем копоти над раскаленными углями кузницы. Часто деревянные поверхности, в частности щиты, полируются с помощью очень шероховатого, вроде нашей наждачной бумаги, листа фикуса (Ficus asperifolia Miq). Этот род растения, очень распространенный в области верхних притоков Бахр-эль-Газаль и Уэле в виде дерева или куста, особенно процветает на берегах рек. Его особенность — разнообразной формы листья; на одном растении можно найти листья с разрезами и сплошные, более широкие и узкие. На ощупь они похожи на кожу акулы. Это же растение можно найти в горах счастливой Аравии, где листья его применяются для чистки железных предметов.
Следует отметить, как мангбатту изготовляют и украшают ангареб. Эти скамьи натягиваются полосами луба пальмы-рафии, расщепленными и скрепленными рядами. В свежем состоянии они зеленого цвета, в высушенном виде — цвета желтой соломы; перед употреблением их часто украшают орнаментом. Это также проделывается с помощью огня: длинные лубяные полосы и другие места, которых огонь не должен коснуться, обвиваются спиралью из лент свежего камыша; после того, как все остальное приобретает над огнем черный цвет, спирали снимаются и обнажаются места, хорошо сохранившие свою натуральную окраску.