Обычно никто против коров не возражал, им позволялось бродить где вздумается, и бедные животные, наверное, удивлялись, почему так изменилось отношение к ним.
Это был день чистой радости и праздника. Не только Рама и Лакшман воссоединялись со своими братьями Бхаратом и Шатургхной, но и сам Бог возвращался к ним, чтобы править и восстановить справедливость как в Айодхье, так и во всем мире.
Процессия двинулась по узким улочкам Мисри-Манди под барабанный бой, завывание шахнаев и шумные звуки оркестра популярной музыки. Впереди несли прожектора производства «Джавахарлал лайт хаус» – той же фирмы, которая монтировала накануне красные глаза демонов. Блестящие колбы были, казалось, покрыты кисеей и излучали интенсивный белый свет.
Махеш Капур заслонил глаза рукой от света. Он присутствовал на празднестве, во-первых, по желанию жены, а во-вторых, потому что все чаще подумывал в последнее время, не вернуться ли ему в партию Конгресс и не восстановить ли на всякий случай контакт с жителями его прежнего избирательного округа.
– Этот свет слишком яркий, прямо ослепляет, – пожаловался он. – Кедарнат, сделал бы ты что-нибудь с этим. Ты же вроде один из организаторов.
– Сейчас они пройдут, баоджи, а дальше будет лучше, – ответил его зять, который знал, что после того, как процессия двинулась, он уже ничего не может изменить.
Госпожа Капур зажала уши ладонями, но улыбалась. От грохота духового оркестра, казалось, лопнут перепонки. Протрубив несколько популярных песен из кинофильмов, он переключился на религиозные мелодии. Оркестранты выглядели очень эффектно в дешевых красных брюках с белой окантовкой и синих мундирах с позолоченными хлопчатобумажными галунами. Их трубы, рожки и прочие инструменты были все до одного расстроены.
Но основными нарушителями тишины были плоские барабаны. Барабанщики заранее осторожно обжигали их на трех маленьких кострах около храма, чтобы они звучали пронзительней, с треском. Музыканты наяривали как сумасшедшие, выбивая с невероятной скоростью оглушительные дроби. Заметив в толпе кого-нибудь из организаторов «Рамлилы», они угрожающе надвигались на него, выпячивая таз с прицепленным к поясу барабаном и двигая его взад и вперед, и вынуждали человека откупиться монетами, а то и бумажками. Это были золотые дни для барабанщиков: они пользовались спросом как у тех, кто праздновал Дуссеру, так и у отмечавших Мухаррам.
– Откуда они? – спросил Махеш Капур.
– Что? – Кедарнат не расслышал вопроса.
– Я спросил, откуда они.
– Ничего не слышу из-за этих чертовых барабанщиков.
Махеш Капур сложил ладони рупором и прокричал зятю в ухо:
– Откуда эти барабанщики? Они мусульмане?
– Они с рынка! – прокричал Кедарнат в ответ, что подтверждало предположение Махеша Капура.
Скоро должны были появиться во всем своем великолепии славные воплощения сварупов: Рама, Лакшман и Сита, – пока же вперед вышел устроитель фейерверка с огромным тюком на плечах. Сорвав с него обертку из цветной бумаги, он обнажил картонную коробку, из которой вытащил еще один ковер из пяти тысяч петард. Когда петарды начали взрываться сериями одна за другой, зрители поспешно разбежались, спасаясь от огня и грома. Они закрывали уши ладонями и затыкали пальцами, но на их лицах был восторг. Махеш Капур, однако, решил, что явление потенциальным избирателям в своем старом округе не стоит потери слуха и рассудка.
– Пошли домой! – прокричал он жене.
Но госпожа Капур не слышала его и тихо улыбалась.
Перед ними промаршировала армия обезьян, среди которых был и Бхаскар. Возбуждение публики нарастало, потому что следующими должны были явиться главные действующие лица «Рамлилы». Дети стали хлопать в ладоши, но самыми увлеченными зрителями в данный момент были старики, вспоминавшие все бесчисленные постановки «Рамлилы», которые они видели в своей жизни. Некоторые дети забрались на низкую стену, тянувшуюся вдоль улицы, другие предпочли наблюдать за спектаклем с выступов домов, где их поддерживали взрослые. Один из зрителей, поцеловав босую ножку своей двухлетней дочки, посадил ее на плоскую вершину декоративной колонны и придерживал ее там.
И вот наконец появились Рама, Сита в желтом сари и улыбающийся Лакшман с колчаном блестящих стрел.
Глаза зрителей наполнились слезами радости, они начали забрасывать героев эпоса цветами. Дети соскочили с возвышений и присоединились к процессии, выкрикивая: «Джай Сиярам!» и «Рамчандраджи ки джай!», осыпая их розовыми лепестками и обрызгивая водой из Ганга. Барабанщики принялись лупить в свои барабаны с еще бо́льшим остервенением.
Махеш Капур в раздражении схватил жену за руку и оттащил ее в сторону.
– Мы уходим, – прокричал он ей в ухо. – Ты меня слышишь? С меня хватит… Вина, мы с матерью уходим.
Госпожа Капур посмотрела на мужа в изумлении, не веря своим ушам. Когда она поняла, что он не шутит и лишает ее такого момента, глаза ее наполнились слезами. Однажды давно ей довелось увидеть Бхарат-Милап в Нати-Имли в Варанаси, и представление запало ей в душу. Необыкновенно трогательная сцена, когда два брата, остававшиеся в Айодхье, бросаются к ногам двух братьев, вернувшихся из многолетнего изгнания, и истовое благочестие в глазах толпы – по меньшей мере лакха зрителей – все это сразу пришло на ум. Всякий раз, наблюдая Бхарат-Милап в Брахмпуре, она сравнивала его с тем давним представлением, удивительно изящным и чарующим. Как просто все тогда было разыграно – и как чудесно. И дело было не только в нежной встрече надолго разлученных братьев, но и в том, что это было начало Рама-Раджьи, царствования Рамы, при котором, в отличие от нынешнего ничтожного времени, погрязшего во вражде и насилии, весь мир покоился на четырех столпах религии: истине, чистоте, благородстве и милости.
Ей пришли на память строки Тулсидаса, которые она знала наизусть:
С кастой, ашрамой согласно каждый свой закон
в ней соблюдал; путями славной веды
Каждый неизменно шел и счастья достигал:
неведом страх, болезни, скорби, беды[169].
– Давай хотя бы дождемся момента, когда процессия дойдет до Айодхьи, – взмолилась госпожа Капур.
– Оставайся, если хочешь, а я пошел, – бросил ее супруг, и она, поникнув, двинулась за ним. Но при этом решила, что на следующий день не будет звать его на коронацию Рамы, а пойдет одна. Без его капризов и команд она посмотрит представление с начала до конца. Ее не лишат зрелища, которого просит ее душа.
Между тем процессия продолжала пробираться улочками Мисри-Манди и соседних районов. Лакшман наступил на одну из перегоревших лампочек от «Джавахарлал лайт хауса» и вскрикнул от боли. Воды в непосредственной близости не оказалось, и Рама подобрал валявшиеся на их пути лепестки роз и раскрошил их на рану. Зрители умилились этому проявлению братской заботы, а процессия пошла дальше. Ответственный за фейерверк запустил несколько