пропустил строительство моста – от самого храма до домов в Ланке, не видел, как Хануман отправляется за волшебной травой и как сгорела Ланка.
– Но теперь я здесь, – сказал Ман, – согласись.
– А утром, когда дади благословляла оружие, ручки и книги, где ты был?
– Знаешь, не верю я во все это, – изменил тактику Ман. – Я не люблю оружие, стрельбу, охоту и прочее насилие. А твоих воздушных змеев дади не благословила?
– Привет, Ман! – раздался позади знакомый голос.
Оглянувшись, Ман увидел в толпе раджкумара из Марха в сопровождении его младшего брата Вакила-сахиба. Ман не ожидал встретить раджкумара на «Рамлиле» в бедном квартале, он думал, что тот будет плестись хвостом за папашей на каком-нибудь официальном, помпезном и бездушном праздновании. Ман с чувством пожал руку раджкумара.
– Угощайся. – Раджкумар протянул ему пан.
– Благодарю, – сказал Ман, взял две порции и чуть не задохнулся: в пане содержалась мощная доза табака.
Минуту-другую он не мог выговорить ни слова. Он хотел спросить раджкумара, что тот поделывает сейчас, когда даже занятий в университете нет, но, пока он приходил в себя, юный Гойал, по-видимому очень гордившийся тем, что сопровождает повсюду княжеского отрока – пусть и не из самых знатных, – уже уволок раджкумара, чтобы представить его кому-то еще из знакомых.
Ман вернулся к созерцанию трех грозных, но легкогорючих фигур, установленных в восточной части площади Шахи-Дарваза. Одна была изготовлена из дерева, другая – из тростника, третья – из бумаги, и в глазах у них были вставлены красные лампочки. Десятиголовому Раване потребовалось двадцать лампочек, мигавших еще свирепее, чем у его свиты. Он был воплощением вооруженного зла и держал в каждой из двадцати рук какое-нибудь оружие: луки из тростника, булавы из серебряной фольги, деревянные мечи и диски, бамбуковые копья и даже игрушечный пистолет. С одной стороны от Раваны стоял его брат, подлый Кумбхаран, обрюзгший, злобный, ленивый и прожорливый, с другой – его храбрый и высокомерный сын Мегхнад, который накануне чуть не убил Лакшмана ударом копья в грудь. Публика живо обсуждала кукол, сравнивая их с теми, что были выставлены в прошлые годы, и с нетерпением ожидала вечерней кульминации – сожжения этих демонов, символизирующего победу добра над злом.
Но черед сожжения еще не наступил. Сперва актерам, изображавшим этих персонажей, предстояло разыграть перед публикой все предусмотренные сценарием перипетии.
В семь часов громкоговорители над головами зрителей неожиданно исторгли оглушительную какофонию барабанной дроби, и из храма выскочила на борьбу с противником толпа маленьких красномордых обезьян, которым был придан свирепый и воинственный вид с помощью краски индиго и цинковых белил. Противник не заставил себя ждать, и завязалась шумная схватка. Дикие вопли мешались с благочестивыми возгласами «Джай Сиярам!» и криками демонов «Джай Шанкар!»[162]. Произнося имя Шивы, покровительствовавшего Раване, кричавшие так растягивали его, что получалось злобное шипение. Равана же разражался устрашающим сверхъестественным хохотом, который вызывал у его друзей-актеров приступы смеха, а у зрителей кровь стыла в жилах.
Два местных полисмена в хаки бродили среди толпы, следя за тем, чтобы обезьяны и демоны не выбегали за пределы участка, отведенного для «Рамлилы», но служителям порядка трудно было угнаться за быстроногими актерами, и в конце концов они, махнув рукой на нарушения границ, подошли к лавке, торгующей паном, и потребовали себе бесплатную порцию. Обезьяны и демоны носились по площади и ближайшим улицам, мимо родителей, с трудом узнававших их, мимо небольшого универсального магазина, двух храмов, мечети, пекарни, дома астролога, общественного туалета, электроподстанции и жилых домов. Иногда они забегали в открытые дворы ближайших домов, и организаторам празднества приходилось там их отлавливать. Их мечи, копья и стрелы застревали в цветных гирляндах, висящих поперек улиц, и порвали транспарант, на котором было написано: «Комитет по организации „Рамлилы“ от всего сердца приветствует вас!» Наконец, устав бегать, две армии собрались на площади, где обменивались с противником лишь угрожающими взглядами.
Армию обезьян (с добавлением нескольких медведей) возглавляли Рама, Лакшман и Хануман. Они преследовали Равану, а прекрасная похищенная Сита, чью роль играл двенадцатилетний мальчик, наблюдала за этим с балкона с полнейшим равнодушием (судя по выражению ее лица). Равана, которого гнали и изводили обезьяны, а его злейший враг Рама пытался застрелить, спасался бегством и вопрошал, где его брат Кумбхаран и почему он не защищает Ланку. Ему объяснили, что тот объелся и находится в ступоре, и Равана потребовал, чтобы брата вывели из оцепенения. Демоны и чертенята стали со всех сторон подсовывать под нос огромной неподвижной туше разнообразную еду и сласти, пока запах не пробудил его. Кумбхаран издал рык, потянулся и проглотил все предлагавшееся ему (несколько демонов помогли ему справиться со сластями). И началась битва не на живот, а на смерть.
Ученый муж читал в мегафон рифмованные строки Тулсидаса, описывающие этот эпизод (но шум стоял такой, что вряд ли его слова были слышны):
– Когда он буйволов сожрал всех, выпил все свое вино,
Гремел он, как удар перуна.
Когда ушами услыхали это… обезьяны,
Скрежещут, сильные, зубами. Бросились на поле брани.
И, щелкая зубами, каждый на него тогда бросал.
Удары крорами огромных гор и скал тех в этот час
Ему наносят обезьяны и медведи, все зараз.
Но он не падает все ж духом; тело не идет назад,
Казалось, что плодами арка бьют слона, ему грозят.
Тогда Сын Ветра Хануманджи кулаком ударил вдруг.
И он на землю повалился; в голову бьет, полный мук.
Потом он встал и Хануману страшный сам нанес удар.
И, зашатавшись, тот упал вдруг.
И скоро обратилась в бегство обезьян могучих рать.
В великом страхе обезьяны: как тут противостоять?[163]
Даже Бхаскар, исполнявший роль Ангады, был повержен могучим Кумбхараном и лежал, жалобно стеная, под фиговым деревом, где обычно играл в крикет.
Кумбхаран был ранен стрелами Рамы, но это его не остановило.
Кроры-кроры обезьян хватал Кумбхакаран,
Гремел, могучий рев свой издавая.
На землю бросал как царь зверей он обезьян,
Десятиликого все призывая[164].
Обезьяны в отчаянии воззвали о помощи к Раме, и тот пустил еще серию стрел в Кумбхарана.
Едва коснулись стрелы, в гневе ракшас бросился бежать.
Заколебались всюду горы, стала вся земля дрожать.
Огромную скалу тут с корнем вырвал вдруг Кумбхакаран.
Одну ему стрелою руку тут отсек шри бхагаван.